'Ты же любишь её. Конечно, ты в восторге от всего, что она делает'.

Картинка исчезла так же внезапно, как появилась.

Оливер застонал и уронил голову на руки, сложенные на столе, как у примерного ученика, который старается зарекомендовать себя, потому на уроках ведет себя так, как того хочется учителям.

- Что случилось? - забеспокоилась Оливия. - Ты снова, да? Опять какая-то картинка из прошлого?

- Я не хочу тебя любить, - провыл Оливер, едва сдерживая порыв побиться головой о столешницу. - Не хочу.

- Не волнуйся ты так, - ответила девушка. - Я и сама не очень-то рада тому, что в прошлой жизни была твоей возлюбленной, тем не менее, мне приходится с этим мириться. Ничего не поделаешь.

- Конечно, ничего. Но я не хочу, чтобы чувства Оскара пробуждались во мне!

- А разве к тому есть предпосылки? - Гэйдж посмотрела на Оливера изумленно. - У меня, например, нет.

- Нет. Нет никаких предпосылок, - соврал Андерсон. - Просто каждый раз, когда меня выбрасывает во временной коридор, и я становлюсь Оскаром, мне кажется, что ещё немного, и я признаюсь тебе в любви. Потом это проходит, но первое время... Это невыносимо.

- Извини.

- За что?

- За то, что я неподходящий объект для влюбленности. Думаю, окажись на моем месте Стелла или одна из близнецов, тебе было бы намного приятнее.

- Не пори чушь! - Оливер вскочил с места, с трудом сдерживая порыв в очередной раз нагрубить девушке. - Они бесят меня ещё сильнее, чем ты.

- Договорились, - бросила Оливия и отвернулась.

Парень сделал глубокий вдох и сел на место. Подвинул к себе чашку и посмотрел, наконец, что ему предложили выпить. В чашечке, на поверхности воды плавали не только чаинки, но и лепестки роз.

- Снова розы, - буркнул недовольно.

- Смирись, это же 'Роузтаун'. Здесь везде розы, - ответила Оливия.

Она сама к идее пить чай с розами отнеслась настороженно, а потом - неожиданно понравилось. Теперь она старательно вылавливала ложечкой лепестки и тщательно их пережевывала.

- Ребята, - осторожно позвала их Камилла. - Что это было сейчас? Я ни слова из вашего разговора не поняла.

Тихий стук чашки о столешницу заставил всех троих отвлечься от разговора и обратить внимание в сторону мистера Брауна.

- Внучка, - обратился он к Камилле. - Помнишь, вчера во время нашего разговора я упомянул легенду о влюбленных, которые посадили куст красных роз в саду 'Роузтауна'.

- Конечно, - Лоренс улыбнулась нежно. - Эта легенда теперь одна из моих любимых...

- Дело в том, что эти двое молодых людей и есть те самые возлюбленные, - произнес мистер Браун.

Он говорил всё так же неспешно, размеренно. Каждое слово обдумывал, прежде, чем произнести.

- Но ведь они же умерли, - пробормотала Камилла. - Это же...

- Мы не призраки, - в очередной раз сказал Оливер, наблюдая за тем, как все краски сходят с лица девушки. - Не призраки. И мы - не те самые возлюбленные. Наверное. В последнее время я вообще ни в чем не уверен.

- Нет, всё правильно, - усмехнулся чему-то своему старик, подливая себе в кружку еще немного чая.

Он некоторое время потратил на выбор печенья, лежавшего в тарелочке. Взял одно и опустил в чай, размачивая.

- Тогда я окончательно запуталась, - жалобно произнесла Лоренс.

- Эти молодые люди, разумеется, не являются парой влюбленных из легенды. Они лишь обладают поразительным внешним свойством с теми самыми влюбленными. Юноша - вылитый Оскар, девушка похожа на Эдельвейс, как две капли воды. Они настолько похожи, что я сначала грешным делом подумал, будто ты тоже призраков видишь, раз привела их ко мне.

- А вы видите призраков? - пролепетала Камилла.

- Вижу, милая, вижу. Причем, давно уже. С тех самых пор, как сюда приехал, да в грозу удар молнии на себя принял, так и приобрел такую способность. Встретил я одну призрачную деву во время дождя. Помню, как сейчас. Я в тот день розами, как обычно, занимался. Обрезал отцветающие цветы. Их много, потому и времени немало уходило. И тут вдруг начался дождь. Да не просто дождь, а настоящая гроза. Гром так грохотал, что кровь в жилах стыла, молнии сверкали огромные. Вот одна из них прямиком в меня и угодила. Конечно, я думал, что на том жизнь моя и оборвется. Но нет... Очнулся на том же самом месте, а рядом со мной на корточках девушка сидит. В платье красном, ещё по моде конца девятнадцатого века сшитом, роза к поясу приколота. Дождь стеной стоит, а у нее платье абсолютно сухое, ни пятнышка. Волосы рыжие, как огонь. И, кажется, сама вся светится изнутри. Я, как её увидел, сразу подумал, что это ангел по мою душу пришел. Но она сказала, что я жив. И ещё удивилась, что живой, а её вижу. Помню, я тогда удивился её словам, но значения им не придал. Я хотел с ней ещё поговорить, но она исчезла. И, главное, я не заметил, как она скрылась. Вроде только-только передо мной стояла, а уже и нет её. Растворилась в воздухе без следа.

- Эдельвейс, - хмыкнул Андерсон.

- Я потом уже узнал, что её Эдельвейс зовут, - продолжил свой рассказ мистер Браун. - Пришел я утром в сад. И слышу, пение раздается. Голосок звонкий, как колокольчик, нежный-нежный. Напевает 'Милого Августина'. Присмотрелся, а платье-то знакомое, красное, среди роз мелькает, как огни маяка. Девушка меня увидела, смутилась. Оправдываться начала, что не хотела пугать. Но меня она и не напугала, я рад был этой встрече. У меня первая встреча из головы никак уходить не желала. Я все вспоминал эту прелестницу, да хотел людей порасспрашивать о ней, но не потребовалось. Она сама пришла. Разговорились мы с ней о жизни, тогда-то девушка мне имя своё и назвала. Рассказывала о том, что жених её умер, сгорел заживо. Плакала сильно. А я смотрел на неё, как зачарованный, да все жалел, что раньше таких девушек не встречал. Уж очень она мне понравилась тогда. Я хотел с ней поближе познакомиться. Но, когда узнал, что она возлюбленного потеряла, все свои мысли решил уничтожить. Негоже было вот так внимание своё навязывать. Один раз я, правда, за руку её взял, и не по себе стало. Кожа у нее горячая была, как раскаленные угли. Я тут же руку отдернул. Принюхался, и понял, что меня всё время озадачивало. Дымом от нее пахло. Костром... В первую-то встречу я на это внимания не обратил. Думал, что молния в дерево какое попала, вот оно и полыхает, а запах в саду разносится. А оказалось, вон оно что.

- И как вы узнали, что она - призрак?

- Она сама и сказала. Я у нее спросил, почему от нее дымом пахнет, она возьми, да расплачься. Ну, что тут делать станешь! Я успокаивать её принялся, слова старательно подбирал, чтобы не обидеть. Она слезы вытерла, улыбнулась и тут же меня признанием своим ошарашила. Рассказывать начала о том, что она внебрачная дочь аристократа. Он сначала её при доме её держал, а потом сюда учиться отправил, чтобы меньше слухов в обществе ползло. О пансионате рассказывала, о том, как учиться здесь начала. Мало с кем общий язык найти удавалось, особенно ей от одной девушки доставалось. Та, конечно, не ровня ей была. Законнорожденная аристократка. Голубая кровь, белая кость, как ни крути. Эдельвейс говорила, что красива та девушка была невероятно, только какая-то неприятная. Вот смотришь на человека - глаз не отвести, ангел во плоти, а как рот откроет, так хоть уши затыкай. Что ни слово - то гадость какая-нибудь.

- Что за девушка это была?

- Не ведаю того, - развел руками старик. - Не называла мне Эдельвейс её имени. Вообще неохотно о ней говорила. Больше о женихе своем рассказывала, которого, как вы знаете, Оскаром звали. Он тоже из благородной семьи был и на фоне остальных воспитанников пансионата выделялся. Его здесь не особенно жаловали за то, что характер у него был, дай, Боже, терпения каждому из его собеседников. Постоянно в скандалы какие-то ввязывался, со своими товарищами по обучению конфликтовал, дрался частенько. А как увидел Эдельвейс, так сразу же обо всех своих прежних развлечениях позабыл, словно подменили его. Только о любимой своей и думал, стремился всё время поближе к ней быть. Эдельвейс, когда об этом рассказывала, такой счастливой выглядела. У неё глаза от счастья светились, и улыбка с лица не сходила, а я сидел и слушал, себя мучил, но слушал.