— В засаленных джинсах, — сказала Корделия. — И еще у него такой странный загар. Как будто он слишком много катается на лыжах.

— Значит, такие теперь предъявляются требования? — вопросил Ларри. Он начал разливать напиток по бокалам. — Канадец, способный сунуть руки в карманы?

— У меня нет никаких требований, — заявила Корделия. — Я в них не верю.

— Брось, — сказала Нина. — Должно же у тебя быть что-то.

— Ну, тогда объясни мне, что значит слово «требования», — настаивала Корделия.

Нина в задумчивости склонила голову набок.

— Ну, те условия, без которых ты никогда не совершишь сделку.

— Ничего подобного у меня нет, — ответила Корделия.

— Я не верю тебе, Корделия, — заявила Нина. — Точно так же, как не верю людям, которые говорят, что никогда не смотрят телевизор. Это звучит хорошо и даже заманчиво, но никак не может быть правдой.

Корделия и Нина вообще плохо ладят. Хотя это не совсем правда. Нина ладит с Корделией вполне нормально, а вот Корделия придумывает самые разные глупые обиды на Нину, о которых та даже не подозревает. Корделия отзывается о Нине как о самодовольной, снисходительной, хитроумной особе, которая считает, что разбирается во всем. А Нина говорит о Корделии, что той следует удлинить брови. У Корделии широкоскулое лицо, и ее брови заканчиваются как раз над внешними уголками глаз. Нина считает, что ее лицо выглядело бы совсем по-другому, если бы она удлинила их карандашом хотя бы на полдюйма. Нина Пибл относится к тому типу женщин, о которых много думают другие женщины, но она никогда не платит им той же монетой.

— Я не смотрю телевизор, — заявил Виктор.

— Милый, — обратилась Нина к Виктору, — ты смотришь телевизор. Ты смотришь бейсбол.

— Разве это считается? — спросил Виктор.

— Вот что я имею в виду, — продолжала Нина. — Человек может сказать, что не смотрит телевизор, когда на самом деле он его смотрит. Точно так же, как другие говорят, что у них нет никаких требований. На самом деле совершенно очевидно, что хоть какие-то запреты у них есть.

— Думаю, у меня были бы проблемы с наркоманом, — сказала Корделия. — Или уголовником.

Нина взглянула на Корделию.

— Ну, это ты уже проходила, — заметила она. — Я уверена, что ты не спешишь повторить этот опыт.

— Проходила что? — вмешался Том.

— Такое замужество, — ответила Нина.

— Не знаю, — протянула Корделия. — Мне нравится быть замужем. И мне нравится быть одной. Что мне не нравится, так это разводы. Без них я вполне могу обойтись.

Все перенесли тарелки с едой в столовую. Это был вечер, когда мы угощали себя сами. Тако[20], тостады[21], бурритос[22]. Время от времени Ларри поднимался и готовил новые порции «Маргариты». Беседа текла ровно и спокойно.

— Просто не могу поверить, что забыла сказать вам, — заявила Бонни, когда пришло время кормления младенца. Она немного отодвинула свой стул от стола и поудобнее устроила Грейс на руках. — Алан и Лиззи расходятся.

— Не может быть, — сказал Корделия.

— Правда? — спросила я.

— Кто такие Алан и Лиззи? — поинтересовался Виктор.

— Старые друзья Бонни по колледжу, — пояснила ему Нина. — Я встретила Лиззи в бассейне.

— И что случилось?

Бонни пришлось отвлечься и рассказать Виктору кое-что о прошлом. Алан и Лиззи жили вместе восемь лет. Алан не верит в супружество, и он не был уверен, стоит ли им заводить детей. Так дело обстояло все те годы, что Лиззи была с ним знакома.

— В общем, сейчас они проходят курс семейной терапии, — сказала Бонни. — Лиззи отказалась от мысли выйти замуж. Все, чего ей хочется, — это завести ребенка. Каждую неделю Алан сидит перед психотерапевтом и, как заведенный, повторяет одно и то же: «На этот раз ты своего не добьешься». Лиззи плачет, дает обещания, что это будет всего один ребенок, а не два и что она все будет делать сама, ему даже не придется менять пеленки, словно это собака, которую она хочет отвести домой после купания в пруду, а Алан знай себе повторяет: «На этот раз ты своего не добьешься». Это его единственный аргумент.

Нагрудничек, который Бонни надела Грейс на случай отрыжки, соскользнул, и на мгновение глазам присутствующих открылась роскошная грудь Бонни. Ларри пробормотал:

— Ух, красотища.

— Прошу прощения, — извинилась Бонни. Она устроилась поудобнее и продолжала: — И это тянется уже шесть месяцев. Ничего не меняется. Наконец Лиззи решает, что она должна уйти от него. Они ссорятся, она плачет, и вот она стоит на пороге их дома с упакованными чемоданами, и последние слова, которые она ему говорит, вот какие: «Мне тридцать восемь лет, мы не женаты, у меня нет ребенка — ТЫ ВЫИГРАЛ!»

— Вот это да-а, — протянула Корделия.

Я бросила взгляд на Тома. Он был занят сооружением последней миниатюрной тостады.

— И она ушла, — закончила Бонни.

— Куда же она пошла? — спросила я.

— Пока она остановилась у своей сестры.

— Бедная девочка, — сказала Корделия.

— Ну, знаете, а я ей ни капельки не сочувствую, — заявила Нина.

— Как ты можешь не сочувствовать такому? — воскликнул Виктор.

— Я хочу сказать, это очень грустно. Тут я с вами согласна. Но я говорила вам, чем все это кончится, еще пять лет назад.

— Ты и в самом деле говорила мне это пять лет назад, — сказала Бонни. — Просто я тебе тогда не поверила.

— Да, — согласилась Нина. — Я помню. Ты сказала, что она любит его, а он любит ее, и что у них все получится.

— А что в этом плохого? — поинтересовалась Корделия.

— А то, что нельзя вести себя так, словно не признаешь никаких правил, — сказала Нина. Она встала и начала собирать тарелки со стола. — Нельзя же проснуться однажды утром и удивиться тому, что мужчина, с которым ты прожила восемь лет, который отказывается на тебе жениться, который с самого начала все время говорил тебе, что не уверен в том, что хочет обзавестись детьми, внезапно отказался оплодотворить тебя. Я имею в виду, что Лиззи просто дура. Мне неприятно говорить это, но так оно и есть. Ей следовало разобраться со своим парнем еще несколько лет назад.

Нина ушла в кухню, унося с собой тарелки. Виктор поднялся на ноги и распахнул окно. Он держал пачку сигарет на подоконнике, и каждый вечер после ужина курил, выставив руку с сигаретой из окна. Время от времени он подносил сигарету ко рту, делал затяжку и выпускал дым в прохладный ночной воздух.

— Это очень странно, — заметил Ларри. — Я всегда думал, что они любят друг друга.

— Конечно, но одной любви недостаточно, — крикнула из кухни Нина.

— О чем ты говоришь? — спросил Виктор. — Для меня вполне достаточно.

Нина вернулась в столовую и начала доставать кофейные чашечки из серванта.

— И вот за это я тебя люблю, — сказала Нина Виктору. — Ты думаешь, что одной любви достаточно. Но то, что случилось с Аланом и Лиззи, доказывает, что просто любви мало. Чем скорее двое поймут, что это еще и труд, и желание идти на компромиссы, и умение приспосабливаться, и готовность жертвовать, тем лучше! Единственная причина, по которой нужно идти на это, заключается в том, что одиночество выглядит просто ужасно.

— Я не желаю принимать такой взгляд, — заявил Виктор.

— А тебе и не нужно, милый. Все остальное делаю я, так что ты можешь продолжать жить в своем счастливом мире, полагая, что одной любви достаточно. Хотя я знаю, что это не так, — сказала Нина. Она со звоном поставила кофейную чашечку на блюдце. — Любовь переоценивают.

— Пожалуйста, избавь нас от разговоров о сексе, — взмолился Виктор. — Я не желаю сидя за обеденным столом узнать, что моя жена считает, будто и сексу придают чрезмерно большое значение.

Знаете, а ведь Нина Пибл на самом деле считала, что сексу придается незаслуженно большое значение. Собственно говоря, как раз именно эти слова она говорит всякий раз, когда разговор заходит о сексе. Но Нина просто подошла к Виктору со спины, обняла его, скрестив руки на его рубашке от «Брукс Бразерс», и тепло поцеловала его в затылок.