Суд над городскими разбойниками прошел быстро и без долгих ритуальных процедур, предписываемых в подобной ситуации. Осадное положение позволяло отбросить формальности, за которые еще надеялись зацепиться защитники высокородных бандитов, и конечный вердикт был одинаково суров как к жителям трущоб, так и к обитателям богатых кварталов. За всей этой суетой, похвалами начальства и выступлениями перед судейским триумвиратом, Борынчи окончательно забыл об обещании императорского колдуна. А вот Хань, как выяснилось, подобными слабостями памяти не страдал. Да и сам десятник мгновенно вспомнил обо всем, едва на пороге казармы появился клейменый тидань с письмом на имя бывшего ётёкабу.

Начистив до блеска казенные сапоги и новенький наградной знак, закрепленный на груди поверх панциря, сплетенного из кожаных полос, Борынчи отправился на встречу к Ли с первыми красками заката, гадая, что же именно ждет его там. Из оружия стражник рискнул прихватить с собой только свой повседневный цзун–хэ и кривой засапожный нож. Наняв лодку, десятник оказался на нужной ему пристани точно в назначенный час. У дверей офицерского дома его уже ожидал пожилой денщик из числа здешних «слуг», облаченный в просторные темно–синие одежды. На легкой куртке ветерана напротив сердца была вышита императорская печать, подобное ношение которой было высшей привилегией для любого из слуг Единого Правителя. Кривая сабля солдата, вложенная в ножны у пояса, смотрелась не просто частью снаряжения, а буквально живым продолжением тела.

Из десяти воинов, отслуживших положенные договором пятнадцать лет, как минимум трое оставались в рядах императорской армии еще на один срок. После этого половина из них уже вообще не мыслила своей жизни вне военной традиции. Империя заботилась о своих верных сыновьях, предоставляя им услуги лекарей, жилье и все средства к безбедному существованию, используя в ответ их опыт и ставя в пример для юных солдат. Тем, кто по состоянию здоровья или из–за ранений уже не мог больше на равных с остальными вышагивать в железных шеренгах нефритовых армий, подбирали подходящие места при городских гарнизонах. Это решение в равной мере удовлетворяло и самих ветеранов, формально остававшихся на любимой службе, и военных чиновников при столичном дворе, которые могли не беспокоиться о поиске надежных слуг и курьеров.

К удивлению Борынчи тайпэн Хань занимал со своей свитой лишь второй этаж здания, никак не ограничивая семьи офицеров проживавшие выше и в боковых пристройках. По статусу Ли мог бы легко «потеснить» из дома всех посторонних, что не вызвало бы ни единого протеста, однако у этого императорского полководца был свой собственный особый подход к людям. В этом Борынчи уже и раньше имел возможность убедиться.

Просторный кабинет с видом на Дайдари, обставленный добротной мебелью, выглядел, тем не менее, довольно аскетично из–за отсутствия украшений и предметов роскоши, которые десятник привык видеть на рабочих местах больших командиров, и даже у своего непосредственного начальника офицера Панга. Хань в сером суо без гербовых знаков сидел у дальней стены за столом, заваленным свитками с рельефными печатями самых различных учреждений и ведомств. На широком подоконнике, подтянув к груди правое колено и обхватив его руками, замерла молодая девушка с огненно–рыжими волосами, ниспадавшими к ней на плечи свободной волной. Черно–красный дорожный костюм, сверкавший шлифованными самоцветами, был идеально подогнан под ладную фигуру своей хозяйки и немного напоминал праздничные одеяния юнь. Глаза — два омута зеленого пламени — смотрели на гостя чуть искоса, а алые губы изгибались в странной усмешке, не отталкивающей, но весьма настораживающей.

— Высокочтимый, — низкий поклон был уместен в любой ситуации, и понимание этого бывший наемный убийца вынес из собственного жизненного опыта.

— Десятник Борынчи, — радостно улыбнулся Ли, делая приглашающий жест в направлении невысокого стула, стоявшего по другую сторону стола. — Прошу вас.

Мгновение поколебавшись, хшмин поспешно занял указанное место. Поднос с дымящимся чайником и сладостями уже стоял на краю столешницы, и Хань сам разлили горячий ароматный напиток по фарфоровым пиалам.

— Мы хотели обсудить дальнейшую судьбу той техники, что была продемонстрирована вами во время нашей последней встречи, — сделав маленький глоток, Ли поставил чашку обратно. — Кстати, я слышал о ваших успехах на непосредственной службе. Примите мои поздравления и благодарность.

— Благодарность личного вассала Императора для меня превыше любой иной награды, — быстро ответил Борынчи, стараясь не сбиться с заученной фразы. — Ибо тайпэн Единого Правителя есть воплощение воли Избранника Небес.

— Рад, что вы цените подобное, — голос Ханя был совершенно серьезен, а вот тихий смешок со стороны окна не укрылся от слуха десятника. — Но вернемся к нашему вопросу. Я уже составил рекомендательное письмо в столицу и имел беседу с вашим руководством. Мне хотелось бы, чтобы по завершении военных действий вы направились бы в учебные крепости провинции Шенчи. Надеюсь, вас не отталкивает мысль стать одним из учителей в лагерях, которые куют умение и дисциплину наших армий?

— Мне дозволено делать выбор? — немного удивился хшмин.

— Разумеется, — кажется, искренне удивился Хань. — Обучение при принуждении мастера вряд ли даст стоящие результаты. Но если у вас действительно возникает мысль отказаться, то подумайте о том, сколько пользы принесет ваш нестандартный подход. Специальные группы стрелков, входящие в состав больших отрядов и избирательно уничтожающие в ходе боя вражеских офицеров, сигнальщиков и вестовых, смогут дать имперской военной доктрине новое дыхание. Наши противники рано или поздно начнут копировать этот опыт, если он будет успешен, но первоначальное преимущество и превосходство в выучке навсегда сохранятся за нами. А вы, десятник, можете стать во главе этого процесса, совершенствовать это искусство и развивать иные его направления, которые, я уверен, вы сумеете отыскать. Так что вы скажете на это?

Борынчи, который и не думал отказывать императорскому колдуну, невольно заслушался его словами, мысленно представляя себе все те перспективы, которые нарисовал ему Ли. Новая работа грозила стать хлопотным, но, безусловно, интересным занятием. Променять довольно безмятежное, в мирное время, существование стражника на полные трудностей будни наставника в армейской школе решится далеко не каждый, но нотки тщеславия, звенящие в душе, не давали хшмину покоя. Раз он так и не стал самым выдающимся убийцей, хотя и имел на это все шансы, так почему бы теперь ему не попытаться стать родоначальником целого направления стрелковой подготовки? К тому же, Борынчи уже знал десяток–другой имен тех людей, которые составят его первую группу учеников. Никто из них не откажется искупить свои былые темные дела верной службой Империи, да и сменить сырые боры в хшминских лесах на теплые казармы с банями и поварнями им тоже наверняка захочется.

— Тайпэн Хань, я примусь за эту работу с огромной радостью и великим усердием.

— Тогда, десятник, вторично примите мою благодарность.

Толстая деревянная перегородка плавно закрылась за спиной у гостя. Ли так до конца и не понял, какая же именно деталь в облике этого странного стражника вызывает у него в душе смесь настороженности и любопытства. Это было похоже не древнюю притчу о шкатулке, в которую мудрый монах заключил злокозненного демона и поручил охранять ее своему ученику, так и не рассказав о содержимом. В поединке любопытства и страха, как это часто бывает, победило все–таки первое, и это несмотря на то, что на стороне второго были еще послушание и уважение к учителю. Хань хорошо помнил эту сказку, и решил, что пока, наверное, не стоит уподобляться юному монаху. Некоторые секреты порой лучше оставить в покое до будущих времен, или не браться за их разгадку вообще.

Поднявшись из–за стола, тайпэн неожиданно вздрогнул, ощутив непривычную и весьма неприятную резь в коленях. Замерев на одном месте, Ли настороженно прислушался к своим ощущениям, но тягучая горячая боль, медленно расползавшаяся по суставам, по–прежнему не собиралась никуда уходить. Для бывшего дзи эти чувства стали не самым радужным открытием, прежде его тело не позволяло себе подобных «выходок».