Дни становились все теплее. Я выводила Дэнни погулять. Он шел, крепко держась за мою руку. Я думала то о Дэниеле, то о королеве. Долгожданные роды так и не начинались. Наверное, ее Бог был злобным и мстительным божеством, если не желал отвечать на ее искренние молитвы и не посылал ей ребенка.

В середине апреля мне привезли короткое письмо от сэра Роберта.

Мисс Мальчик!

Королеве вскоре придется покинуть родильную комнату. Мне нужно, чтобы ты находилась рядом и помогала своими советами. Пожалуйста, захвати с собой мой служебник в синем бархатном переплете, который я забыл в часовне. Приезжай немедленно. Роб.

В часовню я пошла вместе с Дэнни. Я хотела научить его хорошо ходить и потому не брала на руки. Но мне приходилось идти нагнувшись, чтобы его ручонки дотягивались до моих пальцев. Когда мы подошли к часовне, у меня болела спина. Я уселась там, где сидел сэр Роберт, а Дэнни оседлал ближайшую скамейку и затих. Год назад я бы не поверила, что буду сгибаться до боли в спине, только бы доставить удовольствие маленькому ребенку. Но когда я нашла служебник и мы покинули часовню, я вновь нагнулась, протянув ему руку. Пока мы находились в часовне, я молча молилась о невозможном. Я просила своего Бога, чтобы Он все-таки послал Марии ребенка и позволил ей испытать радость, какую сейчас испытывала я, — счастье заботиться о малыше, всю жизнь которого ты держишь в своих руках.

Дэнни был необычным ребенком. Это понимала даже я, почти ничего не знавшая о детях. Он напоминал дом с наглухо закрытыми ставнями и дверями. Он отгородился от внешнего мира. А внутри продолжалась другая, совершенно неведомая мне жизнь. Я находилась снаружи и стучалась, словно усталый путник. Я знала, что вообще могу не достучаться и не дождаться ответа, но я полна решимости взывать к нему и дальше.

Едва приехав в Ричмонд, я почувствовала: при дворе что-то произошло. Еще в конюшне я заметила перешептывающихся слуг. Все были взбудоражены, но пытались скрывать свои чувства. Я сочла за благо ни о чем не спрашивать — тем более что меня встретил конюх не из слуг сэра Роберта.

Я вышла из конюшни. Дэнни сидел у меня на руках и с любопытством вертел головой, разглядывая новое место. Мой путь лежал через сад к главному входу. В разных углах сада сгрудились придворные. И они тоже о чем-то возбужденно перешептывались. Мне стало страшно. Что, если очередной заговор Елизаветы удался и она арестовала королеву? Или запоздалые роды окончились смертью королевы? Я сразу вспомнила, как об этом говорили слуги в доме Филипсов.

Я искала знакомые лица и не находила. Спрашивать у первого встречного я не решалась, боясь услышать ответ. Поэтому я вошла во дворец, миновала несколько помещений, но ни в одном из них не увидела знакомых. И только в самом конце большого зала я заметила Уилла Соммерса. Он одиноко сидел на диванчике, совершенно равнодушный к сплетничающим придворным. Я подошла и осторожно тронула его за плечо.

Шут открыл глаза и сначала увидел Дэнни, а потом меня. Меня он не узнал.

— Извините, леди, но я сегодня не настроен шутить, — сказал Уилл, отворачиваясь. — Никогда еще мне не было столь паршиво.

— Уилл, это же я.

Звук моего голоса заставил шута вновь повернуться и приглядеться ко мне.

— Ханна? Шутиха Ханна? Исчезнувшая шутиха?

Я кивнула.

— Уилл, что происходит?

Зная Уилла, я ожидала, что он обязательно что-то скажет насчет моего платья и, уж конечно, спросит про малыша.

— Королева, — только и выдохнул шут.

— Что с ней? Неужели умерла?

Он покачал головой.

— Пока еще нет. Но боюсь, это лишь вопрос времени.

— Ребенок? — спросила я, и внутри меня все сжалось.

— История повторилась, — сказал Уилл. — Никакой беременности не было. И снова королева стала посмешищем Европы и мишенью для унижений.

Усадив Дэнни рядом с шутом, я протянула Уиллу обе руки. Он крепко сжал их.

— Она больна? — шепотом спросила я.

— Ее фрейлины говорят, что она как уселась на пол, так и не желает подниматься. Сидит, словно нищенка. Ханна, я сам не понимаю, как это могло случиться. Я не понимаю, почему это случилось. Я вспоминаю ее девочкой. Худенькая была, все время улыбалась. Мать ее так любила. Отец ее просто обожал и называл своей принцессой Уэльской. И вдруг… такой печальный конец. Чего же нам теперь ждать?

— А ты сам как думаешь? — спросила я со смешанным чувством страха и сострадания к королеве.

Уилл сгорбился и улыбнулся мне печальной, вымученной улыбкой.

— Здесь нам ждать уже нечего, — ответил он тоном человека, покорившегося судьбе. — Все произойдет в Хатфилде. Наследница престола находится там. А здесь наследника не получилось. Две попытки, и обе провалились. Горе и уныние — вот что такое сегодняшний Ричмонд. То ли дело Хатфилд? Там живая и здоровая наследница престола. Вокруг нее собралась уже половина здешнего двора, а остальные торопятся туда же, чтобы не оказаться в последних рядах. Не сомневаюсь, у принцессы уже и речь заготовлена. Елизавета вполне подготовилась к радостному дню, когда ей объявят о смерти Марии и она станет новой королевой. У нее уже все продумано: где сядет и что скажет.

Его горечь передалась и мне.

— Ты прав, Уилл. Речь у Елизаветы уже заготовлена. А начнет она свою речь словами: «Нам было явлено чудо Божьего промысла».

Уилл не выдержал и засмеялся.

— Надо же! Великолепные слова. А ты-то откуда знаешь? Неужели Елизавета разболтала тебе? Она же невероятно скрытная.

Мне самой стало смешно.

— Все гораздо проще, Уилл. У нас с ней был разговор, и она спросила, какие слова Мария произнесла, узнав, что стала королевой. Я помнила их и сказала. Елизавете понравилось, и она еще тогда заявила, что тоже произнесет эти слова.

— Отчего бы не произнести? — вновь мрачнея, вздохнул Уилл. — Она отберет у Марии все: мужа, любовь народа, трон. Так почему бы не присвоить и слова старшей сестры?

— Как ты думаешь, я могу повидать королеву?

— Она тебя не узнает. Ты стала красивой женщиной, Ханна. Неужели это платье тебя так преобразило? Тогда ты, должно быть, хорошо заплатила своей портнихе. Она у тебя прямо волшебница.

— Нет, Уилл, не платье. Наверное, любовь.

— К мужу? Ты его нашла?

— Нашла и почти сразу же потеряла. Тогда я была даже не шутихой, а абсолютной дурой, набитой гордостью и ревностью. Но рядом со мной его сын, и этот малыш научил меня такой любви, когда забываешь о себе. Я даже не думала, что смогу его так любить. Я вообще сомневалась, что кого-то полюблю. Это — мой сын Дэнни. И если мне будет суждено вновь увидеть его отца, я скажу ему, что наконец-то стала женщиной и готова к любви.

Уилл улыбнулся Дэнни. Малыш сначала смутился, опустил голову, но затем вгляделся в морщинистое лицо шута и тоже стал улыбаться.

— Уилл, ты побудешь с Дэнни? Я все-таки попробую навестить королеву.

Уилл протянул руки, и малыш доверчиво пошел к нему. Меня это не удивило; я не знала никого, в ком шут не вызывал бы доверия. Я же поспешила в приемную королевы и открыла дверь, ведущую в ее покои. Мне удивляло, с какой легкостью меня пропускали. Последним стражем перед последней запертой дверью оказалась Джейн Дормер.

— Здравствуйте, Джейн. Это я, Ханна.

Чувствовалось, Джейн переживала горе королевы, как свое собственное, поэтому она ничего не сказала по поводу моего неожиданного возвращения и непривычной одежды.

— Может, ты и сумеешь поговорить с нею, — шепотом произнесла Джейн, опасаясь подслушивания. — Только хорошенько думай, о чем говоришь. Ни слова о короле и о ребенке.

Моя смелость куда-то улетучилась.

— Джейн, я ведь не знаю, захочет ли королева меня видеть. Может, вы у нее спросите?

Но руки лучшей подруги королевы уже лежали на моем затылке, толкая меня вперед.

— Ни в коем случае не упоминай Кале. Сжигание еретиков — тоже. И не говори про кардинала.

— А почему нельзя? — спросила я, пытаясь выскользнуть из цепких пальцев Джейн. — Вы имеете в виду кардинала Поула?