— Я поймал! — крикнул ловец. — Кто это?

— Извольте угадать! Извольте угадать! — хором ответили фрейлины.

Он провел рукой по ее лбу, волосам, носу, губам.

— Это красавица, — убежденно ответил он и был награжден хихиканьем принцессы.

Но этим игра не кончилась. Рука ловца оставалась на подбородке Елизаветы, затем медленно двинулась ниже, к шее. Щеки принцессы густо покраснели, и я поняла: его действия ей приятны и наполняют ее желанием. Елизавета не отошла, не отбросила его руку. Она была готова стоять и позволять, чтобы его пальцы ощупывали ее в присутствии фрейлин.

Я подошла ближе, чтобы лучше разглядеть ловца. Шарф закрывал почти все его лицо. Я видела лишь его густые темные волосы и сильные квадратные плечи. И все равно он показался мне знакомым.

Он крепко держал принцессу. Фрейлины удивленно и, как мне показалось, завистливо зашушукались, когда одна его рука осталась на ее талии, а вторая медленно сползла с шеи к вырезу платья и коснулась бугорков ее грудей. Медленно, мучительно медленно рука двинулась дальше вниз, ощупав вышитый нагрудник и шнуровку корсета. Скольжение продолжалось: его рука ненадолго застыла на ее животе и двинулась ниже, к лобку, скрытому тканью платья и несколькими нижними юбками. Ловец ощупывал принцессу, словно солдат — шлюху из таверны. Но даже сейчас принцесса не остановила его и не отошла. Она позволяла обнимать себя за талию, будто распутная служанка, которую каждый мог потискать и чмокнуть в разные места. Елизавета не возмутилась, даже когда его рука почти достигла ее промежности, а потом повернула ее туловище, чтобы ощупать ягодицы. Следом туда же скользнула другая его рука. Теперь ловец обеими руками оглаживал зад принцессы. Я помнила пору флирта, когда английский двор был наводнен испанцами, но никто не позволял себе даже что-то отдаленно похожее на эту прелюдию к совокуплению.

Наконец Елизавета негромко застонала и вырвалась из его объятий, почти упав на руки своих фрейлин.

— Кто это был? Кто это был? — хором спрашивали они, откровенно радуясь окончанию похотливой игры.

— Больше не могу, — заявил ловец. — Больше не могу играть в дурацкую игру. Я коснулся райских холмов.

Он сорвал шарф. Его глаза встретились с глазами Елизаветы. Он точно знал, кто был в его руках; знал с того момента, как ее поймал. Он хотел ее поймать, как и она хотела быть пойманной. Он ласкал ее на глазах фрейлин, ласкал как свою признанную любовницу, а она позволяла ему это делать, словно опытная шлюха. Елизавета улыбнулась ему своей понимающей, чувственной улыбкой, и он тоже улыбнулся.

Разумеется, ловцом был не кто иной, как мой господин Роберт Дадли.

— Что занесло тебя сюда, дитя мое? — спросил сэр Роберт.

В ожидании обеда мы гуляли на террасе. Фрейлины принцессы вовсю следили за нами, но делали вид, что это их не касается.

— Королева послала меня, чтобы я передала принцессе привет от нее.

— Вон оно что! Моя маленькая шпионка снова занята делом?

— Да. Делом, которое мне очень не нравится.

— И что же хочет знать королева? Точнее, о ком? Может, об Уильяме Пикеринге? Или обо мне?

Я покачала головой.

— О вас вообще речи не было.

Сэр Роберт подвел меня к каменной скамейке. Рядом росла жимолость. В теплом воздухе разливался ее пряный, сладкий запах. Сэр Роберт потянулся и сорвал ветку с цветками. Ярко-красные, липкие лепестки были похожи на змеиные язычки.

— Так что же хочет знать королева? — спросил он, проводя веткой жимолости по моей шее.

— Она хочет знать, что делал здесь граф Фериа, — не стала запираться я. — Он еще в Хатфилде?

— Уехал вчера.

— А зачем приезжал?

— Привез Елизавете послание от короля. От любимого мужа королевы Марии. Вероломный пес этот Филипп. Ты не находишь?

— Почему вы так говорите?

— Мисс Мальчик, от моей жены я не вижу ни помощи, ни обычной женской доброты. Но даже я не завел бы у нее под носом роман с ее сестрой и не позорил бы ее, пока она жива.

Я схватила его руку, в которой по-прежнему была зажата ветка.

— Постойте. Значит, король ухаживает за Елизаветой?

— Сам папа римский склоняется к тому, чтобы дать разрешение на их брак, — раздраженно ответил сэр Роберт. — И как тебе хваленая испанская щепетильность? Если королева не умрет в ближайшие месяцы, Филипп будет добиваться расторжения их брака, чтобы жениться на Елизавете. Если королева умрет, Елизавета — прямая наследница престола и еще более лакомый кусочек. И через какой-нибудь год она — законная супруга Филиппа.

— Этого не может быть! — в ужасе воскликнула я. — Это же прямое предательство. Самый гнусный, самый подлый удар, какой он только может нанести своей жене. Такого Мария точно не переживет.

— Неожиданный шаг. Крайне неприятный для любящей жены, — усмехнулся сэр Роберт.

— Ничего себе «неожиданный шаг»! Говорю вам, она умрет от горя и стыда. Получается, она повторяет судьбу своей матери, которую король Генрих просто отпихнул от себя. Ее мать сменили на Анну Болейн. А ее сменят на дочь Анны?

— Да. Я же не зря назвал его вероломным испанским псом.

— А что Елизавета?

Сэр Роберт посмотрел мне через плечо и встал.

— Спроси у нее сама.

Я тоже встала и сделала реверанс. Черные глаза Елизаветы глядели на меня сердито. Идя сюда, она видела, как мы сидим с сэром Робертом и он водит веткой жимолости по моей шее. После игр в жмурки ей это вряд ли понравилось.

— Здравствуйте, ваше высочество.

— Здравствуй, бывшая шутиха. Сэр Роберт рассказывал мне, что ты вернулась и стала настоящей женщиной. Вот только я не ожидала увидеть тебя такой…

Я ждала, не рассчитывая на комплемент.

— Такой толстой, — сказала Елизавета.

Она наверняка хотела меня оскорбить, но я лишь громко расхохоталась. Ее ревность и грубость были совсем детскими.

Елизавета тоже засмеялась. Дуться она не умела.

— Зато вы, принцесса, еще прекраснее, чем прежде, — сказала я, как и подобало вышколенной придворной.

— Надеюсь. А о чем это вы тут шептались, сидя чуть ли не в обнимку?

— О вас, — искренне ответила я. — Королева послала меня узнать, как вы тут поживаете. И я с радостью поехала, поскольку давно хотела вас видеть.

— А ведь я тебя предупреждала: торопись, пока не стало слишком поздно.

Она обвела рукой лужайку, где гуляли и непринужденно беседовали многие из недавних придворных Марии. Кое-кто, узнав меня и догадавшись, что я узнала их, выглядели несколько растерянными. Среди этой толпы я заметила двух членов государственного совета; с ними был французский посланник и несколько захудалых принцев.

— Вижу, у вашего высочества собрался веселый двор, — сказала я без тени обиды или зависти. — Так оно и должно быть. Но я не могу присоединиться к числу ваших придворных, даже если бы вы и соблаговолили меня взять. Я служу вашей сестре. Ее двор сейчас не назовешь веселым, а ее друзей можно пересчитать по пальцам. Я не оставлю ее в такое время.

— Должно быть, ты — единственная во всей Англии чудачка, не сбежавшая от нее, — беззаботно ответила Елизавета. — На прошлой неделе ко мне перебрался ее повар. Интересно, хоть кто-нибудь готовит ей еду?

— Королева неприхотлива в пище, — сухо ответила я. — Повар — не самая большая потеря. Когда я уезжала, оказалось, что королеву покинул даже граф Фериа — самый большой ее друг и надежный советчик.

Елизавета вопросительно посмотрела на Роберта Дадли. Тот слегка кивнул, давая понять, что мне она может рассказать.

— Он убеждал меня выйти замуж за Филиппа. Я отказалась. У меня нет намерений выходить замуж. Можешь так и передать королеве.

Я сделала легкий реверанс.

— Я рада, что привезу ей новости, которые не сделают ее еще несчастнее.

— Жаль, что моя сестра глуха к горю и страданиям народа, — с нескрываемой злостью сказала Елизавета. — Пока она льет слезы по королю и до отупения молится, Боннер и его свора продолжают сжигать еретиков. По сути, они убивают ни в чем не повинных людей. Не знаю, осмелишься ли ты ей сказать, но ее страдания из-за потери ребенка, которого никогда и не было, — ничто по сравнению с горем женщины, которая видит, как ее сына сжигают на костре. И таких женщин — сотни. Подручные набожной королевы заставляют их присутствовать при сожжениях.