— Так оно и есть. Мы не можем связаться с ней. И с Беном тоже. Никто в доме не знает, где она. А, может быть, и знают, но не говорят.

— Может быть, Бен прикончил ее? Просто взял и убил, а потом закопал в саду? Неподалеку от бочки с водой.

Однако ему это не показалось смешным, потому что он ничего не ответил и пошел вверх по лестнице. Вдруг он обернулся и произнес с болью в голосе:

— Я знаю, мне запрещено говорить об этом, но я должен сказать кое-что, и я скажу это. Я знаю, что ты думаешь, будто бы это произошло между мной и Сюзанной, и, судя, по всему, мне трудно отрицать, что так и было. Но даже если это и произошло, я думаю, что она знает об этом не больше меня. Она даже не знает, что это произошло! Что бы там ни оглушило нас — недоброкачественная еда, виски или эти дурацкие таблетки или, может быть, еще что-то, — но мы отключились оба. Мы оба — жертвы… — И он пошел наверх в свою комнату.

Опять новая версия, подумала я с горечью. Теперь это недоброкачественная еда или отравленное виски — или еще что-то. И теперь уже он — жертва. Он и Сюзанна. Уже прошло два года, а он все еще пытается защитить ее, свою любовницу.

На следующий день Ли, как я и предполагала, встала. Я знала, что надолго ее не хватит, и весь день молила Бога, чтобы больше ничего не случилось, хотя все же чего-то ожидала, как будто уже привыкнув к неожиданным потрясениям. И еще я все время думала о том, как мы проведем вечер с Гэвином. Я увижу его сегодня во что бы то ни стало, даже если Тодд придет раньше обычного.

Его еще не было, когда я вышла из дома, поцеловав детей, убедившись, что Меган и Митчелл сидят за уроками, хотя и догадывалась, что, как только я уеду, Меган сядет на телефон. Я была еще не так стара, чтобы не помнить, как сама обожала часами висеть на телефоне, хихикать и трепаться с подружками о мальчиках. Я пожелала доброй ночи Ли, которая повернулась ко мне спиной и не ответила. Здесь все по-прежнему.

Мы молча целовались, потом молча легли в постель. Может, мне только показалось, что в наших ласках была какая-то примесь горечи?

Уже потом он погладил меня по щеке.

— Бедняжка Баффи. Очень скоро тебе придется принять серьезное решение.

Нет, только не это. Я не хочу принимать никаких решений. Только не теперь. Ни решений, ни ультиматумов. Разве он не понимал, что я не выдержу ничего такого. Но все же я проглотила наживку:

— Да? И какое же это решение?

— Я решил, что брошу работу здесь. Я собираюсь переехать в Сан-Франциско.

— Ты не можешь сделать это!

— Я могу и должен.

— Нет. Ты хочешь сделать это только мне назло.

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Ты действительно считаешь, что я буду жить кому-то назло? И почему мне делать тебе что-то назло? Зачем мне причинять тебе боль? Я люблю тебя, Баффи. Неужели ты уже настолько от всего отстранилась, что не видишь и не замечаешь любви? — Не вижу и не замечаю любви?Может, я действительно забыла, что такое любовь, теперь это слишком далеко от меня? Я просто забыла, что существует истинная любовь? Наверное, я слишком долго жила в озлоблении. — Ведь ты же знаешь, ты можешь поехать со мной, — добавил он тихо.

Я посмотрела на него так, будто он сошел с ума.

— Не говори ерунды. Как я могу поехать с тобой?

— Это происходит на каждом шагу. Если браки распадаются, люди признают это, бросают своих супругов, находят новых и ищут лучшей для себя жизни.

Я никогда не слышала ничего более ужасного.

— Да? А что мне делать с детьми?

— Не надо прятаться от детей. Это дело касается лишь тебя и меня… и Тодда.

— Не говори глупостей. Это касается и моих детей. Разве я похожа на женщину, бросающую своих детей?

— Нет, конечно. Возьми их с собой, — сказал он спокойно.

Я невесело засмеялась:

— Обязательно. Наилучший выход.

Он спустил ноги с кровати и прошел в гостиную.

— Хочешь выпить? — крикнул он оттуда.

— Нет, спасибо. Выпивка ничему не помогает, — отозвалась я.

Он засмеялся, возвращаясь со стаканом в руке.

— Ты говоришь, как твоя сестра.

Моя сестра! Могу себе представить, что сказала бы моя сестра, если бы я забрала детей и отправилась с Гэвином Ротом в Сан-Франциско. Даже сама мысль об этом вызвала у меня ужас.

Он не вернулся в кровать. Он стоял посередине комнаты, потягивая из своего стакана.

— Иди сюда и все обсудим, — сказала я примирительно.

— Нет. Лучше будет говорить вот так. Ты — там, а я — здесь. Но тебе совершенно не обязательно сообщать мне о своем решении прямо сейчас, Баффи. Я пробуду здесь еще месяца два, надо сначала все устроить. Так что у тебя еще есть время.

— Ты же знаешь, что это невозможно…

— Ничего подобного я не знаю. Нет ничего невозможного в том, что ты полюбила меня.

Чтобы ты полюбила меня.

Он говорил мне, что любит меня. Лишь несколько минут тому назад он повторил эти слова. Но я ни разу не сказала ему: «Я люблю тебя». Хотя мне очень хотелось. Эти слова всегда хочется сказать, их просто мечтаешь сказать. «Я люблю тебя». И для некоторых это очень легко. Они произносят их просто так, они ничего для них не значат. Но женщина вроде меня, вроде меня теперешней, боится этих слов. Они пугают. Они связывают навсегда.

Но теперь мне надо было произнести их, чтобы убедить его, поддержать и его и себя, чтобы привязать его ко мне.

— Я тоже люблю тебя. — Ну вот и все. Не так уж и страшно.

— Ага! Так ты любишь меня, но как сильно? — Так, значит, просто любить еще недостаточно. Некоторым всегда всего мало. Им всегда надо больше, они хотят большего. — Достаточно ли сильно ты меня любишь, чтобы бросить мужа, забрать детей и выйти за меня замуж? — Выйти замуж? Он хочет жениться на мне. Второй раз в жизни мне делают предложение. Моя вторая любовь. — Вопрос в том, — продолжал он без всякого выражения, осушая свой стакан, — насколько мертв твой брак? Кого ты любишь больше — меня или Тодда?

Люблю Тодда? Для психиатра он туповат. Неужели он не понимает, что я ненавижу Тодда?

— Я ненавижу Тодда, — ответила я. — Я ненавижу его.

Он подошел ко мне, сел на край кровати и нежно погладил мое лицо пальцами.

— Бедняжка Баффи. Так сильно заблуждаешься. Я не верю, что ты ненавидишь Тодда.

Тут я всерьез испугалась.

— Почему это ты не веришь этому?

— Я не знаю, что произошло между вами. Когда-то мне хотелось это узнать, но теперь нет. Но ты все еще его любишь. Понимаешь, ты не тот человек, который ставит ненависть выше любви. Это совершенно неадекватная замена.

У меня перехватило дыхание.

— Ты ошибаешься. Ненависть тоже очень сильное чувство. От нее получаешь удовольствие. Из-за нее стоит жить, так же, как и из-за любви.

— Неужели? Я в это не верю, да и ты тоже.

— И почему же я, по-твоему, делаю это? — спросила я испуганно.

— Момент истины, Баффи. И правда — почему? У тебя есть еще несколько недель для размышлений.

Когда я открыла дверь, Тодд стоял в прихожей. Было совершенно очевидно, что он ждал меня. Вид у него был ужасный.

— Где ты была? — спросил он.

Я не ответила. Мне хотелось как можно скорее подняться наверх и лечь в постель, но он преградил мне дорогу. Я хотела оттолкнуть его, но он не дал мне.

— Чего ты хочешь? — спросила я сердито.

— Я хочу, чтобы ты мне ответила.

— И не собираюсь. Я не обязана отвечать тебе. Еще что-нибудь?

— Да, — сказал он. Голос его дрогнул. — Сегодня позвонила Сюзанна.

Что бы там ему Сюзанна ни сказала, это причинило ему боль.

— Так, значит, она все-таки нашлась? Прекрасно! Ну, а теперь я могу подняться? Можно я поднимусь к себе? — Мне действительно не хотелось стоять там и смотреть на него. Вид у него был ужасный, а я была расстроена тем, что мне сказал Гэвин. — Я правда очень устала. Все эти дни были необыкновенно тяжелыми.

— Они такими и остаются. Сюзанна звонила из больницы. Из Санта Моники. Ей отняли грудь.