- Мы их...

  - Погоди. Пусть успокоятся, лягут спать... А то мы пол-деревни разнесем. Пока позови сюда Гестана и Гаррольма - это тот, который с повязкой на глазу.

  Парень ушел. Затаившись, Моррест продолжал наблюдение. Деревня молчала, будто затаившись в ожидании недоброго. И оно не замедлило воспоследовать.

  Сперва Моррест даже не понял, отчего тишину взорвали крики. В голосах, говоривших по-алкски, звучало злорадство и вожделение, в сколенских - страх и омерзение. Голоса все повышались, вскоре все участники перепалки орали, кроя друг друга матом. Потом дверь дома почти у самой часовни распахнулись, на улицу вывалилась растрепанная женщина в исподнем, за которой гнался подвыпивший алкский пехотинец. Сзади, гогоча и выкрикивая непристойности, неслись четверо дружков. Вот один вцепился грязной пятерней в волосы, опрокинул женщину, навалился сверху, затыкая рот какой-то тряпкой. Дружки помогали, как могли - перевернули женщину на живот, один ухватил за руки, второй и выбежавший следом бородач раздвинули ноги. Все происходило у калитки, можно сказать, на пороге ее дома. Потом алк тоже снял штаны и одним движением навалился на женщину. Глаза несчастной едва ли не вылезли из орбит. С довольным не то рычанием, не то хрюканьем алк пристроился между ног и ритмично задвигался, все ускоряя и усиливая толчки. Из-за кляпа женщина не могла кричать - только мычать, по молодому, симпатичному, хоть и вывалянному в грязи лицу текли слезы.

  С удовлетворенным "ффух" первый ублюдок кончил. Но от перестановки мест слагаемых, как водится, мерзкая сумма не изменилась. На место первого насильника пристроился тот, который держал одну из ног - и все продолжилось в том же духе. Потом был третий, четвертый - и снова первый... Больше всего на свете Морресту хотелось вскинуть винтовку, дослать патрон - и снести ублюдку башку тяжелой пулей почти в упор. А потом жестоко, без малейшей жалости, перестрелять остальных. Даже не так, не просто перестрелять. Прострелить им животы и оставить издыхать, в мучительной агонии срывая ногти о землю и катаясь в грязи. Увы, тогда алки всполошатся раньше срока - и большая часть выродков уйдут живыми. А они этого ну никак не заслужили.

  Иногда не жалость и милосердие, а именно ненависть заставляет подарить врагу лишние минуты жизни. Чтобы потом он проклинал эти минуты, моля поторопиться смерть-избавительницу...

  - Что же они делают, она же ребенка под сердцем носила, - услышал Моррест яростный шепот Гестана. Сотник тискал рукоять меча, но сдерживался. В отличие от мальчишки он еще как-то держал себя в руках. "Правильно я его отослал, - подумал Моррест. - Точно бы наворотил дел, а мне терять людей нельзя".

  - Ты ее знаешь? - так же шепотом спросил Гаррольм. От ярости сотник, похоже, забыл о ране и дергающей, мозжащей боли в голове.

  - Да. Жена племянника старейшины. Семнадцать лет же ей...

  Из дома вырвался еще один человек - на сей раз явно сколенский мужик лет сорока, с топором в руках. Занес оружие над ближайшим из насильников...

  ...Наверное, он и сам понимал, что обречен: не справиться крестьянину с колуном с пятью воинами с пеленок, настоящих псов войны. Но как потом... нет, даже не прикоснуться к той, кого клялся оберегать - и не сберег... как даже взглянуть на нее после всего? Лучше уж сразу, как в омут с обрыва...

  Но алки, видать, придумали новую забаву. Уверенное, тысячи раз отработанное в учебных и тренировочных поединках, движение - и крестьянин, взвыв от боли и уронив колун, растянулся в пыли. Ненадолго оставив юную женщину в покое, алки сосредоточенно обрабатывали сколенца сапогами. Оставшись в руках всего одного алка, женщина гибко извернулась, выскальзывая из захвата, метнулась к оброненному мужем колуну...

  Руки алка на сей раз поймали пустоту. Видимо, он чуть поскользнулся на мокрой траве, потому что женщина успела ухватить топор. И по широкой дуге опустила оружие на голову алка. Воцарилась жуткая тишина, замерли пехотинцы с окровавленными сапогами, замерла окровавленная мясная туша, еще минуту назад бывшая ее мужем.

  Моррест не счел нужным досматривать мерзкую сцену.

  - Значит, так, - срывающимся от бешенства голосом произнес он. - Гаррольм, выводишь своих ближе к часовне. Лучники берут на прицел секрет на вышке, остальные охватывают село цепью. Как выйдете на исходные, дайте сигнал - двойной крик совы. По моему сигналу валите часовых и врываетесь в село. Солдат резать, офицеров глушить и брать в плен. Я с ними потолковать хочу перед тем, как кончить. Гестан, тебе задача - привалить тех, кто у поля. Но смотри - тихо. Как приготовитесь, один крик совы. Потом тоже врываетесь, валите патрульных и режете остальных. Соединяемся у того высокого дома... спасибо, Гестан, дом старейшины. Теперь сигнал. Сигналом будет выстрел из винтовки. На окружение деревни даю четверть часа.

  Быстро, но бесшумно сколенцы бросились занимать позиции. Моррест еще раз проверил обойму, потом улегся за валун, уложив на него ствол и, ведя за вышагивающим алком, принялся ждать.

  Ждать первого сигнала пришлось минут пять, второго - еще столько же. Не так-то просто обложить деревню почти в тридцать дворов, не насторожив алков-часовых. Хорошо хоть, творящееся в деревеньке поглотило внимание часовых, так и не заметивших приближающейся смерти.

  ...Супружеской парой алки не удовлетворились. Вслед за ними из злополучного дома за бороду выволокли осанистого, величественного старика, парня лет двадцати и зареванную девчонку-подростка. Щедро угощая всех пинками и затрещинами, их согнали в саду. А дружки алков уже мастерили виселицу, приколачивая толстую жердь к двум могучим березам у крыльца.

  ...Кто-то выбежал во двор, закричал - и двери стали распахиваться, деревня зашевелилась, заголосила. Людей остановили лишь оголовья стрел, дрожащих на натянутых тетивах, да обнаженные мечи. А алки уже доделывали свое палаческое дело. Избитых, изуродованных обитателей злосчастного дома подтолкнули к виселицам, просунули головы в петли - и хлестнули коней, к седлам которых были привязаны веревки.

  ...Луна в очередной раз выползла из-за туч, и Моррест заметил наспех сколоченную виселицу посреди улицы, на которой покачивались обитатели дома. Моррест уже насмотрелся на такое в Макебалах и раньше, предательское воображение уже показало картину: по внутренней стороне бедер повешенной медленно, тошнотворно медленно стекает кровь пополам с мужским семенем, и на эту кровь садятся первые, еще робкие мухи... Моррест даже моргнул: до того увиденное походило на фильмы "про войну" из прошлой жизни. Не хватало только надписи "PARTISANEN" на груди и улыбчивых гансов со шмайссерами рядом с орудием продвижения демократии.

  Моррест уже повидал такое в Сколене, спасенные в макебальской тюрьме рассказали еще больше. Но вытворять такое на землях Империи, еще недавно - священных и неприкосновенных? Похоже, алки решили перейти все границы оптом, ничего не оставляя на потом.

  "Жаль, Кард не видит, что с его подданными творят, - с ненавистью, но не столько к алкам, подумал Моррест. - Понял бы, чего стоят слова милейшего Фимара".

  Двойное уханье филина. Нет, второго раза нет. Значит, один сигнал уже был, а он и прослушал. Моррест поймал в прицел алка, просунувшего руку в промежность повешенной, и плавно нажал на спуск. Казалось, спусковой крючок выбирал свободный ход непредставимо медленно, казалось, за это время Моррест успел заново пережить свою жизнь. Наконец, винтовка рванулась, мощно грянула в плечо, от грохота в ушах слегка зазвенело. Опрокинутый полутонным ударом в живот, алк зацепил головой ногу повешенной, тело с плеском рухнуло в лужу. Жуткий, утробный вой боли и страха разнесся над деревней. И время понеслось, как пришпоренный жеребец.

  Моррест успел передернуть затвор, когда над деревней свистнули почти двадцать стрел. Их слитный посвист окончился, оборвав жизни алков-дозорных, один из них сверзился с дерева и замер внизу сломанной куклой. Селяне и остальные каратели замерли. Они еще не могли поверить...