ГЛАВА 21
Сайлес откинулся на спинку сиденья. Вместе с ним ехали те жители Юдоксии, что захотели вернуться в Тимберхилл. Священник не мог объяснить, в чем дело, но он вдруг почувствовал внезапное желание возвратиться в свой дом. Его терзали мрачные предчувствия, по спине пополз холодок.
Занималась заря, ночное небо постепенно серело. Просыпались и начинали заливаться на все лады птицы, то и дело пролетая над фургоном, в котором ехал Сайлес и его семь спутников.
— Эй, посмотрите-ка! Во-он там, на дороге! — вскричал один мужчина, указывая на что-то рукой.
Остановив лошадь, Сайлес выбрался из фургона и увидел у обочины высокого, худого старика, который лежал, свернувшись, в грязи.
— Кто это? — спросил он у своих спутников.
Один из них тоже спрыгнул на землю и подошел к Сайлесу.
— Кажется, это слуга миссис Эбей. Вроде помер.
— Давайте сдвинем тело в сторону и заберем его на обратном пути.
Человек обратился к священнику:
— Святой отец, я что-то никак не возьму в толк, зачем мы едем туда. Похоже, на этот раз все улизнули оттуда.
Сайлес провел ладонями по лицу.
— Я и сам толком не понимаю. Но если моя собственная жена смогла понять женщину, которая тайком похоронила младенца, то я должен постараться и понять Фанни. Могу только сказать, что некоторое время назад я почувствовал что-то странное, словно кто-то подтолкнул меня в спину, и тут же понял, что должен непременно поехать в Тимберхилл. Уж если я стал вашим духовным наставником, то должен разобраться с тем, что пугает людей, и покончить с этим делом.
Вернувшись к фургону, мужчины уселись на сиденья. Фургон тронулся. Когда они подъезжали к Тимберхиллу, на них резко пахнуло гарью. Струйки дыма до сих пор поднимались в небо, глазницы окон безжизненно смотрели на деревья.
Сайлес с грустью взглянул на потерянный дом, прекрасно понимая, что лишился его в наказание за свою жадность. Но больше сожалений его терзало другое чувство — чувство стыда за то, что он пошел на поводу у толпы. Он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить свою золовку, а ведь именно ей были обязаны жизнью его жена Фанни и сын Илиаким.
Фургон остановился. Не успел Сайлес ступить на землю, как из травы поднялась и заковыляла к ним одинокая фигура.
— Помогите нам!
— Да это же Сара! — вскричал один из спутников Сайлеса, спрыгивая на землю вслед за святым отцом и бросаясь к женщине. — Я-то думал, что ты убежала. Это моя жена! — крикнул он через плечо. — Но что же ты делаешь здесь?
Женщина сбивчиво заговорила, а потом упала на колени, согнулась и рухнула на землю. Муж, не двигаясь, отвернулся в сторону.
Но через мгновение он наклонился к Саре и обнял ее.
Сайлес невесело посмотрел на светлеющее небо. Тут он заметил две фигуры, лежащие в тени у разломанной садовой стены.
«Что они здесь делают? — недоуменно спросил он себя. — Ведь дом почти разрушен».
Сайлес едва не споткнулся о молодую женщину, сидящую в траве. На коленях она держала свою седую мать и смотрела перед собой невидящим взором. Лицо ее было запачкано сажей.
— Прошу прощения! Я могу вам помочь, сестра? — предложил Сайлес, протягивая женщине руку. Он не узнал ее.
Эннети Харпсвелл даже не подняла головы.
— Она наконец обрела покой, — прошептала женщина.
— Упокой Господь ее душу, — проговорил священник, поворачиваясь к тем двоим, что лежали у стены. Что здесь произошло? Привел ли Господь его сюда, чтобы он дал людям душевный покой, или его цель была другой? Может, Бог хотел, чтобы он, Сайлес, сделал все возможное для того, чтобы изменить изуродованное сознание этих людей?
Он нашел Кэролин и Эвана, лежавших, обнявшись, под защитой каменной стены.
— Спасибо тебе за то, что вернулся, — прошептала Кэролин. Она подняла голову, и священник увидел, что ее лицо измазано кровью и сажей, кудрявые волосы спутаны и обожжены. — Сайлес, пожалуйста, прости меня. Я правда не убивала твоего сына. Он родился мертвым, и я лишь хотела спасти вас от переживаний. Теперь-то я понимаю, что это было глупо, но…
К собственному удивлению, Сайлес обнаружил, что в его сердце не осталось горечи. Он изумлялся тому, что женщина, которую он всего несколько часов назад окатил презрением, разговаривала с ним примирительным тоном.
— Кэролин, — проговорил он, — та ночь, когда родились мои сыновья… У тебя не было причин доверять мне. Ты можешь простить меня? Мое высокомерие? Ведь это ты спасла мою любимую Фанни и Илиакима.
Ее улыбка была столь искренней, что священнику стало стыдно.
— Нам обоим есть чему поучиться, Сайлес. Помоги нам добраться до Юдоксии. Эван ранен и потерял много крови.
Только теперь Сайлес заметил, что лицо Эвана было пепельно-серым. Священник стянул с себя плащ и укрыл им супругов.
— Куда мне отвезти вас?
— Может, к Элен Раснер… — Похоже, Кэролин смутилась чем-то, но затем она пожала плечами. — Да нет… Ты видел Лизу?
Сайлес покачал головой.
— Она опять убежала. — Кэролин обернулась на дом, выражение ее лица внезапно изменилось. — Благослови Тимберхилл, Сайлес. Этой ночью здесь умерли трое. Они все еще там, в подвале.
Священник встал, взглянул на обгоревший фасад Тимберхилла. Он не мог сказать ей сейчас о ее тете и о слуге, что лежал, свернувшись клубком, на дороге.
Лицо Кэролин скривилось, и женщина опустила голову.
— Я должна закончить поиски, — прошептала она. — Не буду больше ничего искать. Думаю, Господь простит мне это. Я не хочу больше заниматься прошлым, иначе рискую потерять любимого человека.
Несколько спутников Сайлеса подошли к ним. И вдруг раздался шелест — какие-то листки трепетали в руках одного из них на легком утреннем ветерке.
— Мы нашли это на дороге. — С этими словами стоящий впереди мужчина развернул три пожелтевших страницы, обагренные с одной стороны кровью. Он вытащил их из кожаного мешочка.
Кэролин удивленно вскрикнула.
— Это что-то важное? — спросил Сайлес, удерживая ее за плечо. — Господи, да ты же закоченела — ты вся дрожишь! Поехали-ка в деревню. Нам надо многое обсудить. А это ты сможешь прочитать после.
Женщина потянулась за листками, забыв про свою наготу — ведь она была едва прикрыта плащами Эвана и Сайлеса.
Сайлес отвернулся.
— Дайте ей эти листки, — попросил священник. — И давайте увезем их отсюда — слишком холодно.
Кэролин едва не порвала страницы, сжав их дрожащими пальцами и поднеся к глазам. Она увидела знакомый бисерный почерк, понятный ей одной. Чернила выцвели, но она могла разобрать написанное.
Глаза ее увлажнились и женщина отчаянно вскричала:
— Отец! Ох, дорогой мой отец… — Согнувшись, Кэролин уткнулась лицом во всклокоченную шевелюру Эвана.
«ОТЧЕТ О ВСКРЫТИИ ТРУПА ЖЕНЩИНЫ — ЖЕРТВЫ ДИФТЕРИИ. ТАЙНЫЕ НАХОДКИ, ОЗНАЧАЮЩИЕ РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО.
Ничего не объясняя, мой помощник ушел, оставив меня одного заниматься этим неприятным случаем. Скоро придет мой другой помощник — тот, что отнесет тело назад в могилу. Я эксгумировал труп для того, чтобы узнать, чем же можно помочь этим больным детям. Боюсь, моя любимая дочь Кэролин скоро умрет, так что перед лицом смерти риск вскрытия кажется ничтожным.
Случилось, что меня позвали в дом только вчера. Позвал отчаявшийся, перепуганный отец. Он сделал это против воли жены и соседей и умолял сделать все возможное для спасения жизни трех своих детей, которые тяжко страдают от болезни.
Осмотрев детей, я выяснил, что болезнь находится в запущенном состоянии — я уже ничего не мог сделать, разве только проколоть небольшое отверстие в их гортанях, чтобы они могли получить глоток живительного воздуха и тем самым победить дифтерию.
Младший из них, мальчик пяти лет, уже почти отошел — его горло было забито пленками, как это всегда бывает при дифтерии. В его легкие почти не попадало воздуха, и он умирал у меня на глазах.
Средний ребенок, девочка девяти лет. Казалось, ее состояние чуть получше, но, нет сомнений, и она скоро станет задыхаться так же, как и ее брат.
Старшая девочка двенадцати лет чувствовала себя лучше всех, хоть кто-то по глупости дал ей огромную дозу опиума. Тогда мне ничего не показалось странным, я лишь подумал, что из троих детей мог бы спасти ее.
В конце концов мне пришлось уйти из этого дома под вопли истеричной мамаши, которая объявила, что обойдется без моей помощи и сама сумеет спасти своих детей и к утру они будут здоровы.
Встретив такое упорное сопротивление, я был вынужден уйти от них. Мои мысли были заняты любимой дочерью, которую, похоже, можно спасти лишь прокалыванием горла.
Да, она действительно была больна. Я сидел у ее кровати и наблюдал за тем, как прогрессирует болезнь. И вдруг, как ее отец, я впал в нерешительность, не зная, то ли прокалывать ей горло, то ли нет. Если я сделаю что-то неправильно, то лишу ее жизни. Только теперь я понял, как трудно лечить собственное дитя.
Лишь этим утром я узнал, что трое несчастных детей, которых я накануне осматривал, умерли. Чтобы остановить распространение инфекции, их решили похоронить в тот же день. Я позволил жене присутствовать на похоронах и отправился к своему помощнику. Я должен был изучить тела умерших детей!
Представьте себе мой ужас, когда я узнал, что жена повела на похороны и Кэролин! Это могло принести ей только вред и ухудшить ее состояние. К вечеру Кэролин стало совсем худо.
Я понял, что у меня не хватает смелости проколоть ей горло; страх сковал мои члены, я трусил. Но когда пришли мои помощники, с которыми я должен был проводить вскрытие, мне все же удалось взять себя в руки.
Уже ночь. Я пришел к постели любимой дочери, которая дышит через небольшую трубочку.
Произошла ужасная вещь. Еще вчера я осматривал юную Катарину Эбей, а недавно вскрыл ее труп. Ее горло было перерезано. Несмотря на шок, я внимательно осмотрел все ее тело и обнаружил следы недавнего полового акта, который скорее всего был совершен уже с трупом. Не могу представить себе, кто способен на такое…»