— Знаю, — с прискорбным видом ответила Лу.

— И?

Девчонки переглянулись.

— Их отца уволили с работы, — произнесла Лу.

— Да? А где он работал?

— В Отделе неверного использования маггловских предметов, — Гермиона проговорила это таким замогильным тоном, будто это было что-то угрожающее миру.

— Это, конечно, объясняет настроение Джинни и Рона, — согласился я, — но у вас-то почему такие лица, будто кто-то умер?

— Потому что из всего этого проистекает два не самых лучших вывода, — с умным видом сказала Гермиона, пуская Хэдвиг в полёт, — во-первых, это возросшее влияние Люциуса Малфоя в Министерстве. А во-вторых, мистера Уизли не просто уволили, а сам этот отдел закрыли.

— А что это за отдел? — спросил я, когда мы уже уходили из совятника.

— Многие волшебники, — начала Гермиона, — зачаровывают обыкновенные маггловские предметы для собственного пользования. Пока они у них, ничего, конечно, не происходит, но иногда они попадают в руки к магглам, и тогда…

— И тогда начинается веселье, — закончил я.

— В Париже слышала одну историю, — вдруг воодушевилась Лу, — зачарованное зеркало попало на аукцион, где его купили для одного модного магазина одежды и повесили в примерочную. И, представляете, оно принималось комментировать каждую примерку — «Мадмуазель, вы решительно не помещаетесь в это платье!», или — «Мадам, такие юбки вам следовало прекратить носить лет двадцать назад!»

— И сколько было инфарктов? — заржал я.

— Нисколько, — хмыкнула Лу, — все посетители считали, что это продавцы над ними издеваются. Магазин чуть было не разорился.

— Это, конечно, показательный пример, — улыбаясь, согласилась Гермиона, — но только подумайте, к чему всё это ведёт. Они прерывают отношения с магглами! Безопасность магглов уже перестаёт что-либо значить! И кто знает, как далеко может зайти такая политика?

Тем не менее, Драко Малфой сиял. А так как радоваться молча он не умел, то достал он своим ликованием абсолютно всю школу. Пат уже грозился задушить его ночью подушкой, потому что сил жить с ним в одной комнате у него больше не было. Все друзья Пата в Слизерине тоже ходили мрачные — баталии в подземельях достигли своего апогея. Мой друг говорил мне, что их лагерь даже уменьшился на несколько человек — тоже результат пагубного влияния Малфоя. Ну, и их родителей. Перебежчики особо счастливыми не выглядели — бывшие друзья их игнорировали. Новые оказались не самого лучшего качества.

Наверное, были два самых ярких свидетельства дружбы между враждующими факультетами. Я и Пат, и, конечно, безумная четвёрка первоклассников. Всё. Признаю, что сочувствующие делу объединения были. Но в большинстве своём мои однокурсники доводили меня до белого каления. И однажды вечером в гриффиндорской гостиной всё-таки произошёл взрыв.

Комната была, как всегда, полна народу. Обычные занятия — уроки, игры, пустопорожняя болтовня. И, к моему сожалению, мне пришлось находиться рядом с теми, кто во всех подробностях обсуждали Малфоя и его компанию, какой он придурок, как все его ненавидят и т. д. и т. п. Всё это я уже слышал по сто раз на дню и сказал, усмехаясь:

— Будь он здесь, он бы очень обрадовался.

— О чём ты? — повернул ко мне голову Дин.

— О том, что он хочет, чтобы о нём говорили, — вздохнул я, — и вы делаете ему прекрасное одолжение.

— И что ты предлагаешь?

— Плюнуть и забыть. Не много ли ему чести, чтобы тратить на него свободное время?

— Да потому что эти чёртовы слизеринцы достали уже! — воинственно воскликнул Симус и его поддержал нестройный ропот голосов.

— Не обобщай! — внезапно возмутился маленький мальчик с каштановыми волосами. Это был дружок Олли — Натан, кажется, — если ты не можешь познакомиться с нормальными слезеринцами — это твои проблемы!

— А ты вообще помолчи, малявка, — возмутился Финниган.

— Так он прав, — поддержал я.

— Знаешь, Гарри, — довольно резко начал он, — ты здесь учишься не так давно. А я за шесть лет учёбы вполне убедился, что все слизеринцы — козлы! И если твой друг учится на этом драном факультете, то может тебе стоит пересмотреть своё к нему отношение?!

Народ замолк. Я почувствовал, как во мне разливается злость, которая уже давно требует выхода. Злость на всё, что случилось со мной в последнее время, на Дамблдора, который крутит вокруг да около, на Малфоя со своей грёбаной политикой, на школу с её дурацкими правилами, на людей, которые постоянно пялятся на мой лоб, и на одноклассников, которые ведут себя, как полные идиоты.

— Ты хочешь сказать, — тихо начал я, поднимая на него взгляд, — чтобы я прекратил дружить с человеком, которого я знаю в пять раз дольше, чем тебя только потому, что у него галстук другого цвета? Ты сейчас клеймишь моего друга, который никому из вас, — я обвёл глазами всех присутствующих, — никогда слова дурного не сказал, только из-за того, что он учится в Слизерине?

— Я хотел сказать… — начал Симус, но я его перебил.

— То, что ты хотел, ты уже сказал, — довольно грубо произнёс я, — как я понимаю, тут все такого же мнения, — я ещё раз обвёл взглядом аудиторию.

Мне крупно «повезло» — в этот момент здесь не было ни Лу, ни Гермионы, ни даже Джинни, и поддержать меня было некому.

— Не все, не все! — запрыгал на своём месте первоклашка.

— Спасибо, Натан. Значит, большинство, — криво усмехнулся я, — Чудно! Вы открыли мне глаза на действительность! Малфой — козёл, значит все слизеринцы — тоже. Видимо, каждый слизеринец носит фамилию Малфой — а я то и не знал! Я же здесь недавно! И друг мой, оказывается, тоже такой, как Малфой. И неважно, что его мать убили Пожиратели Смерти, неважно, что он вообще не хотел учиться магии, и что он не любит скорее магов, чем магглов — всё это неважно! — я уже почти кричал, — у нас ведь есть одна мантра — «все слизеринцы одинаковые». Зачем думать, когда и так всё ясно?

Стояла тишина и все присутствующие глазели на меня. Я не знаю, почему они меня слушали, да и сам я не являюсь любителем поговорить на публике, но тогда меня прорвало.

— С самого начала моей здесь учёбы, я только и слышу, как все вы здесь ноете — «слизеринцы то, слизеринцы сё», — злым голосом продолжил я, — да просто житья от них нет! И вот они сами пошли вам навстречу! Сами! Первые! Но нет! Вы воротите нос! Что же вы хотите? Что бы Малфой вам рухнул в ноженьки? Чтобы Паркинсон занималась с отстающими первоклассниками? Вот уж этого не дождётесь, уж извините. Но вы не хотите мириться с нормальнымислизеринцами! А знаете почему? Да потому что вам это нравится! Ведь это здорово — всегда есть, кого проклинать, всегда знаешь, кто виноват. Чем же плохо?

— И знаете, что я вам ещё скажу? — совсем разошёлся я, — слизеринцы и в половину так не высокомерны, как гриффиндорцы! Ведь мы себя так любим, правда? Мы ведь все такие классные ребята! Такие честные, благородные, храбрые! И как же мы можем якшаться с этими гнусными слизеринцами? А вы никогда не думали, что ваше же высокомерие и делает из них козлов?!

— Ты сейчас факультет оскорбляешь, Поттер, — хмуро заметил один семикурсник, — на котором, кстати, и твои родители учились…

— И Петтигрю, — гаркнул я, разозлившись ещё больше от упоминания о родителях, — который предал их и виновен в их смерти, тоже! И он тоже — гриффиндорец! Я и это прекрасно помню!

Я под тяжестью молчаливых взглядов отправился в спальню. Но вдруг развернулся и сказал своё последнее слово:

— Шляпа хотела отправить меня в Слизерин, — громко сказал я, наблюдая с каким-то странным удовольствием вытягивающиеся от такого признания лица, — и мне начинает казаться, что я сделал неправильный выбор!

Глава Тридцать Седьмая, в которой слизеринцы показывают характер

Проснулся я на следующее утро в ужасном расположении духа, нервный и с гудящей головой. Давно заметил — если ложишься спать в подобном состоянии, то и встаёшь соответственно.