Что бы это могло быть? — недоумевал командующий, и выслал 1-й конный полк в деревню Розенталь.

Вскоре Сычев донес: взятые им в плен офицеры ска­зали, что идет отступление от Перекопа. Мокроусов отдал распоряжение произвести немедленную мобилизацию всех подвод в деревнях; затем мы двинулись по шоссе Симферополь — Карасубазар. В стороне Перекопа слы­шалась орудийная канонада. От четырех пленных казаков мы узнали, что фронт белых прорван и на Карасубазар двигаются части 1-го Кубанского и 2-го Донского корпу­сов. Когда мы выехали к шоссе, в сером тумане сплошной черной тучей отступала кавалерия ген. Барбовича.

— С повозок в цепь! — раздалась команда, и партизаны дружными цепями перешли в наступление. Наш 1-й кон­ный полк находился на левом фланге. Он схватился с ка­валерией противника. Завязалась сильная пулеметная и ружейная стрельба. Белые крыли огнем из тридцати пуле­метов, у нас же работало только четыре. Но нам помогли неожиданность нападения и туман.

Через полчаса белая конница в панике бежала на Ка­расубазар. Мы захватили много пленных; кого брали в нашу семью, кого расстреливали. Среди пленных т. Пла­тов узнал тех, кто над ним издевался в дни его плена.

Кроме живой силы, партизаны захватили пятнадцать пулеметов, часть обоза и двуколки с боевыми патронами. В разных местах на шоссе стояла оставленная артиллерия со снарядами. Всюду валялись погоны. Стало ясно, что Крым пал!

— По повозкам садись, рысью ма-а-р-ш!

— Та, та, та, та, — трещали пулеметы, сливаясь

с

гро­хотом колес. Наш конный полк бросался с одного фланга на другой, нервируя противника. Барбович выслал эска­дрон с белым флагом выяснить,

с

кем имеет дело.

— Кто вы такие?—кричали белые.

— Красные буденовцы, вперед! — отвечали из нашего полка, и кавалерия белых бежала, бросая по пути лоша­дей, пулеметы, артиллерию, обозы, сдаваясь группами в плен. К вечеру был занят с боем Карасубазар.

От начальника связи первого корпуса мы узнали, что в другом направлении на Карасубазар двигается кавалерия белых, в составе двух тысяч сабель. Наш 3-й полк устроил засаду на дороге у окраины города и встретил кава­лерию пулеметным огнем. Конница помчалась по просе­лочным грязным дорогам, бросая по пути все. Пробыв несколько часов в Карасубазаре, мы продолжали  пресле­дование конницы Барбовича. Наконец, генерал пробовал задержаться в Бахчи-Эли и дать нам отпор. Но было слишком поздно. Наши полки выросли с шестисот чело­век при 4-х пулеметах до двух тысяч штыков при три­дцати пулеметах. В результате трехчасового боя партизаны захватили множество белых, в том числе личный конвой Барбовича, который всегда мужественно сопротивлялся.

С каждым продвижением повстанческая армия обога­щалась новыми трофеями.

От конницы Барбовича осталась жалкая группа, кото­рая стала разбегаться по лесам. Часть кавалерии бежала в Феодосию, где не было транспорта и уже образовался городской Ревком, и здесь сдалась.

В деревне Салы наши конники захватили пять кавале­ристов. Они оказались красными. Их послали на раз­ведку выявить, что это за части перед ними. Проходя по карасубазарскому шоссе, конница красных всюду на­блюдала картину разгрома. Таким образом, мы связались с регулярной Красной армией, которая шла вслед за нами. В дер. Акмолез восемьдесят три белых сняли погоны и объявили себя зелеными. По распоряжению Мокроусова, конный полк отправил их «к Колчаку». Затем повстан­ческая армия заняла Старый Крым и, пробыв там сутки, двинулась на Феодосию. На одной из возвышенностей Феодосии я, осматривая в бинокль местность, заметил лаву кавалерии. Это двигалась на Керчь конница Буден­ного, а по всем дорогам к Феодосии тянулись вереницею обозы. На море появился французский крейсер. Мы после узнали, что на нем находился Врангель; он объезжал побережье, наблюдая за ходом эвакуации, и, повидимому, имел намерение подойти к Феодосии, чтобы забрать на крейсер не успевших эвакуироваться генералов. Повстан­ческая армия привлекла внимание крейсера; его орудия открыли по нас огонь. Но снаряды его делали то недолет, то перелет. Снаряды красной артиллерии тоже рвалилсь вблизи крейсера, но положительных результатов не давали. Крейсер дал полный ход назад и скоро скрылся за горизонтом. 

По приказанию командующего, всех пленных, ранее по ходу нашего наступления влитых в полки, разоружили; красноармейцев, попавших в плен белым, сдали для реги­страции и проверки в особый отдел Феодосии. Вредный

элемент был расстрелян, а девятьсот семьдесят три человека, исключительно красноармейцев, сданы коменданту города.

Буржуазия и белогвардейцы, не успевшие эвакуироваться за неимением транспорта, впали прямо в отчаяние.

— Красные еще ничего, — наивно говорили белые: — а зеленые — это звери.

Действительно, годичное пребывание в горах Крыма, потеря лучших борцов, погибших в борьбе с белыми, обо­стрили классовую ненависть партизанов. Кто не был в горах и не вел беспрерывную борьбу в невероятных крым­ских условиях, кто не испытал жизнь в лесах, сопряжен­ную с мучительными опасностями и лишениями (тыла — нет, кругом фронт), тот никогда не поймет нравственное состояние повстанцев после взятия Крыма. 

ДЕСАНТ Т. ПАПАНИНА.

Тов. Мокроусов, приняв командование от Бабахана, за­дался целью во что бы то ни стало раздробленные, разби­тые отряды объединить в единый отряд, чтобы можно было с чем выступить. За короткое время создали отряд в 300 штыков, который принял боевой вид, а также ожила работа подпольных комитетов. С приездом Мокроусова в горы Врангелевскому командованию пришлось считаться с партизанами, что видно из его печати. Наши действия выходили за пределы гор, и для борьбы

с

«красными бан­дитами» пришлось создать специальный штаб, так как не проходило дня, чтобы мы не делали налета, чего-нибудь не разрушили. Так, за короткое время были взорваны Бишуй- ские угольные копи, был совершен налет на Судак, на Алушту, в особенности бесил Врангеля взрыв Бишуйских копей—это главное питание углем всего Крыма. После всех наших налетов белые зашевелились; крымские горы, леса никогда в жизни не видели, чтобы целые дивизии Корниловские, Дроздовские шагали по их заросшим тропинкам. Но мы все с каждым днем крепли и крепли за счет де­зертиров, скрывавшихся от мобилизации, а также и от бежавших из тюрьм.

1 сентября перед Крымской повстанческой армией встал вопрос жизненной необходимости во что бы то ни стало получить новое подкрепление. Пулеметы, а также деньги были на исходе. Тов. Мокроусов, как командующий армией, вызвал к себе Папанина

и

говорит ему: «Ну, Ваня! при­дется тебе поехать

в

Советскую Россию с докладом

в

Харьков в Закордонный отдел и РВС Южфронта — поставить в известность красное командование о наших действиях.

Мокроусов быстро набросал доклад. Тов. Мулеренок зашифровал его, написали мандат Папанину на полотне, и он стал собираться выезжать. Выехать не так было легко, так как в день его отъезда мы были со всех сторон окружены белыми отрядами, но нашли выход. Как только стали подходить к краю леса, татарин пар­тиец Дерен Ай-Ярлы, организатор татарского полка, достал линейку, посадил Папанина в мешок, обсыпал соломою и сел верхом вместо козел, и таким путем подъехали к дер. Туак через заградительные отряды контр-разведки. Деревня была окружена со всех сторон. Оказалось — провал под­польного комитета. Развязали мешок. Дерен Ай-Ярлы гово­рит Папанину: «Ну, Ванка, попался, окружены», а Папанин, посидевши в мешке, не может ног разогнуть. «Наверно,— говорит Дерен Ай-Ярлы, — провокаторка здесь есть». Исход был один: необходимо было бежать. К счастью, у двора лежало большая горная канава, и по ней они пошли в горы, чтобы перебраться в следующую деревню Олузень. С большим трудом выбрались на гору к лесу; разведка белых их заметила, но они были уже далеко. Обстреляли, но в лес не пошли. К вечеру пришли в Олузень, — как вы­яснилось, за полчаса до их прихода был бой — татары дрались с контр-разведчиками, не подчинялись мобилизации. Вся молодежь ушла в лес, татары посадили Папанина в курятник до ночи, а ночью должна была подойти лайба контрабандистов, которая закупает муку у татар. (Они охотнее продают контрабандистам, так как Врангель реквизирует ее.)