— «Мое пребывание у

Дроздовского

храни в тайне. Обо мне услышишь. Мы еще увидимся...

Так мы с ним вторично распрощались.

Дроздовский отряд, выйдя из Румынии, именовался авангардом офицерского корпуса генерала Шербачева». Я не знал, что собою представляет этот отряд, пока мы не дошли до станицы Мечетинской. Здесь дроздовцев встретил генерал Алексеев, стоявший вместе с Деникиным во главе жалких остатков «Ледяного похода» корниловцев.

— Я думал, что мы одни отрезаны от всего мира,— сказал ген. Алексеев в приветственном слове. — Но нет! Где-то далеко, в глухой Румынии, сохранилась от большой армии горсть храбрых русских людей. В них бьется такое же горячее сердце за великую единую Русь.

Конечно, целый корпус генерал не назвал бы «горстью». Позже, по всем действиям дроздовцев, сделалось понятным, что офицерский корпус существует лишь в воображении белых генералов — для поощрения и устрашения жителей.

Бежать было бы не так уж трудно, но во мне созрело решение — проникнуть в штаб дроздовцев и связаться с подпольной большевистской организацией.

Я удачно воспользовался болезненноым состоянием (я, дей­ствительно, был тяжело контужен и ранен). К счастью, мне было знакомо шифровальное дело, и полковник Дроздовский прикомандировал меня штабным офицером в шифровально-вербовочный отдел.

Штаб стоял в Ставрополе. Сюда прибыл и генерал Май-Маевский. Он прославился редкой храбростью еще в им­периалистическую войну. Генштабист по образованию, Май-Маевский командовал первым гвардейским корпусом, был награжден Анной, Владимиром, Станиславом I степени, имел золотое оружие и георгиевские кресты 3-й и 4-й степени. В «керенщину» под Тарнополем, Май-Маевский первым вышел из окопов навстречу врагу, увлекая за со­бой солдат. За это генерал получил солдатского Георгия с веточкой. Убежденный монархист, Май-Маевский был тверд, не любил заниматься интригами. В добровольческую армию вступил на Кубани. Предполагалось, что, по взятии Москвы добровольцами, Май-Маевский получит пост военного и морского министра.

Когда полковник Дроздовский выбыл из строя из-за ра­нения, Деникин назначил Май-Маевского врид начдива.

Дроздовцы встретили нового начальника враждебно. Май-Маевский не участвовал в «Ледяном походе», не сражался в рядах Дроздовского.

— Генерал прибыл наготовое и хочет окопаться!— ворчали офицеры. В штабе, не стесняясь, высказывались:

— Уж лучше бы назначили Витковского (участника дроздовских походов).

Даже солдатский Георгий трактовался как подлизывание к солдатским массам и вызывал насмешки.

Я решил использовать настроение офицеров для своих целей.

С новым назначением мне угрожал перевод из штаба — сердца белогвардейщины — в строй. Чтобы избежать этого, надо было войти в доверие к новому начдиву. Осторожно, постепенно я начал передавать генералу офицерские «разговорчики». Ясно, что я, не стесняясь, преувеличивал нелестные отзывы. Май-Маевский все охотнее меня выслушивал, обещая:

— Спасибо вам! Я вас не забуду!

Штабные офицеры обедали вместе с начдивом. Я исполь­зовал и эти часы, много рассказывая о боевой жизни фокшанского и окненского направлений. Часто генерал одоб­рительно вставлял:

— Геройски! Молодцевато!

Скоро он начал всячески отличать меня.

После смерти полковника Дроздовского, Май-Маевский сделался начдивом. Он сразу вызвал меня в кабинет и подробно расспросил о моем происхождении. Пришлось отлить пулю, что мой отец — начальник Сызрано-Вяземской железной дороги, что у Скопина расположено наше большое имение.

Совсем неожиданно для меня Май-Маевский спросил:

— Хотите быть моим личным адъютантом?

Я скромно ответил:

— Ваше превосходительство, я польщен вашим внима­нием, но ведь есть участники корниловского похода...

Май-Маевский перебил:

— Я имею право назначить кого мне угодно. Вы будете моим адъютантом. Сегодня я отдам в приказе.

На другой день я приступил к исполнению своих новых обязанностей. А вскоре генерал Май-Маевский принял кор­пус и армию, и я сделался адъютантом командарма.

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ВОПРОС УЛАЖЕН КАК НЕЛЬЗЯ ЛУЧШЕ

Адъютантская работа не представляла для меня ничего сложного. Я лишь боялся, что меня выдаст малограмот­ность.

Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоря­жения. Иногда он брал у меня из рук лист, качал голо­вой и укоризненно восклицал:

— Капитан! Почему вы так безграмотно пишете?! Будьте же внимательнее!

Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и кон­тузию.

Однажды в приказании начальнику штаба я написал «сурьёзно». Начальник штаба генерал Ефимов старательно переправил «у» на «ю».

— «Сюрьёзно!» — прочитал удивленно Май-Маевский,— А кто же так поправил? — поинтересовался он смеясь,

— Начальник штаба, ваше превосходительство.

И, воспользовавшись удобным случаем, «обелил» свою малограмотность:

— Ваше превосходительство! Я полагаю, мне прости­тельно. Имение разграблено, все время на фронте. Не до книг и культуры. Генерал Ефимов и тот делает ошибки!

После этого случая Май-Маевский примирился с моей «грамматикой».

Отныне у меня была одна забота — связаться с подполь­ной большевистской организацией. 

ВЫРУЧАЛИ АКСЕЛЬБАНТЫ

Часто пробегала дрожь от мысли «вдруг сорвется».

Ведь приходилось лавировать среди высшей аристокра­тии: князей, графов и родовитого дворянства.

Я не умел «вращаться в свете», но «вращаться» прихо­дилось.

Мне приходилось усваивать элементарные понятия веж­ливости, учиться целовать дамам ручки, расшаркиваться, щелкать шпорами и раскланиваться соответственно чинам, званиям и положениям.

Очень многие «блистательные орлы» не раз у меня

спрашивали, не являюсь ли я родственником адмирала

Мака­рова,

погибшего на «Петропавловске», на что я, как бы неохотно, отвечал: «Да, какой-то дальний родственник». И сразу же менял тему разговора.

Вообще при разговорах я был сдержан, больше молчал и слушал, что говорят другие.

Мое пребывание у генерала Май-Маевского дало мне много жизненного опыта, там я увидел прогнившее нутро буржуазно-дворянской аристократии. Я наблюдал, как холопски преклонялись перед позолоченной мишурой и высоким положением. Как прыгали графы, князья, генералы и вся аристократия перед диктатором Май-Маевским. Они боялись не только его, но и меня, близко стоящего к нему.

Со мною однажды был такой случай: прохожу я по Сумской улице в Харькове, вдруг окликает какой-то генерал:

— Прапорщик, почему вы не отдаете честь?

Я остановился и проговорил назидательным тоном:

— Прежде всего я не прапорщик, разрешите доло­жить, я — капитан, вас я не заметил, ваше превосходи­тельство.

Генерал повышенным тоном буркнул:

— Солдатская отговорка, следуйте за мной в коменда­туру.

Я предложил генералу:

— Ваше превосходительство, зачем нам итти пешком, прошу поехать.

Генерал недоуменно оглядывался по сторонам, бурча:

— Как поехать, на чем поехать?

Я крикнул:

— Поручик, дайте машину!

Я всегда ездил на машине; если мне приходилось итти пешком, машина шла всюду за мной.

Каково было удивление генерала, когда он увидел луч­шую машину «Поккард» с двумя флагами: добровольче­ским и георгиевским.

Генерал растерялся и в присутствии публики смущенно пробормотал:

— Позвольте, капитан, это машина командующего вой­сками.

— Да, а я старший и личный адъютант командующего. Пожалуйста, садитесь.

Поручик открыл дверцу автомобиля, а генерал пролепе­тал:

— Нет, нет, господин капитан, прошу извинить, здесь недоразумение,

Подобный же случай был в Ростове.

Май-Маевский приказал передать пакет генералу Витковскому и вызвать его на три часа дня к себе в кабинет. Витковский находился в Московской гостинице и теле­фон почему-то не работал. Я сел на машину и поехал к нему.