Диана молчала.

– Я знаю, что ты сомневаешься, что видимые препятствия кажутся тебе непреодолимыми, – успокаивающе прошептала Ингрид, убирая с лица Дианы спадающие вниз длинные пряди волос, как бы говоря тем самым, что она все понимает и это ее не беспокоит.

– Я хочу этого, – наконец, произнесла воительница. – Ты единственная, кто мне нужен во всем мире.

Она глубоко вздохнула, решение было не из легких, затем на губах ее заиграла мягкая улыбка.

– Вот и славно, – хитро заключила амальонка, целуя гронгирейку в самый краешек губ.

– А если бы я не согласилась? – вдруг спросила Диана, слегка отпрянув.

Ингрид беспечно пожала плечами, точнее одним плечом, потому что двумя плечами под весом тела гронгирейки было сложно это сделать.

– Это не имеет значения. Я люблю тебя.

И ее «люблю» прозвучало не как признание, а как объяснение. Эльмаренцы считали любовь началом всего, причиной, а не следствием. Ингрид была эльмаренкой в этом смысле.

– Завтра утром, – прошептала Диана, пытаясь осознать всю глубину и важность только что принятого ими решения.

Но мысли улетали от нее. Она чувствовала горячие прикосновения Ингрид, ее поцелуи, а также смотрела ей в глаза, в которых читала, что амальонка думает сейчас совсем о другом. Ингрид освободила стянутую поясом рубашку воительницы и стала стягивать ее с Дианы.

– Я собираюсь тебя раздеть, – с улыбкой сказала она, оставляя на оголяющихся из под ползущей вверх темной тканью участках тела свои поцелуи.

– Я рассчитываю на это.

Диана опустила голову, зарывшись носом в волосы Ингрид, вдыхая ее запах. Она пахла Эльмареном, свободой и любовью. Если у свободы, а точнее у любви, не скованной никакими страхами и преградами, был какой-то запах, то это был запах Эльмарена, запах Ингрид. И Диана окунулась в него с головой этой ночью, позабыв о том, кем является она сама.

За окнами хижины наконец-то потемнело, а потом стало светать, а они все не выпускали друг друга из объятий.

– Нам пора, – посмотрев в окно, нехотя сказала Ингрид. – Солнце скоро будет всходить.

Она с сожалением провела взглядом по зовущим изгибам идеально сложенного тела воительницы, отчего гронгирейка тихо рассмеялась.

– Кто-то подумывает пропустить свое бракосочетание?

– А ты разве нет? – спросила Ингрид, невинно хлопнув ресницами и скользнув ладонями по спине гронгирейки, притягивая ее к себе.

– Нет, – твердо ответила гронгирейка. – Я помню о Ричарде, который в Амальоне ждет твоего положительного ответа. Поэтому встаем, одеваемся, – на этом слове Диана также не удержалась от вздоха сожаления, – и женимся.

– И женимся, – хихикнув, повторила за ней Ингрид.

– Мечтаю оформить пожизненные права на тебя, – добавила гронгирейка, смакуя эту мысль. Она казалась ей очень соблазнительной.

Они появились на лужайке, лежащей совсем недалеко от поселения, не выспавшиеся, в помятой одежде, смеясь над тем, как должно быть прекрасно выглядят. Но несоответствие их внешнего вида только еще больше подчеркивало внутреннее волнение. Эльмаренцы соединяли свои жизни на широкой поляне перед лесом. Невысокая мягкая трава блестела росой. Стена леса впереди выглядела непроницаемо темной. Совсем не как вчера. Диана невольно поежилась. Если бы не постоянное ощущение, что она находилась в самом безопасном месте на земле, она, наверняка, бы стала обыскивать окрестности в поисках шпионов.

Рядом с ними на поляне стояло еще двое молодых эльмаренцев. Невысокий парень с непослушными вихрами и тоненькая девушка с каштановым водопадом волос. Их лица были торжественны, не в пример смеющимся Диане с Ингрид, они стояли, взявшись за руки и устремив свои взгляды куда-то поверх темного леса.

– А где свидетели? – шепотом спросила Диана, оглядываясь на пустующую поляну.

– Эльмарен твой свидетель, твой единственный и самый надежный свидетель, потому что он знает, что творится в твоем сердце, – также шепотом ответила ей Ингрид.

– Это точно сработает? – вдруг спохватилась Диана. – Нам же вчера не пели песню.

– Но мы ее слышали, – успокоила Ингрид взволнованную воительницу, и, не удержавшись, прижалась губами к ее губам. – Я люблю тебя, – улыбнулась она.

– А я тебя, – так же с улыбкой ответила ей гронгирейка.

Они стояли близко друг к другу, тоже взявшись за руки, как и двое эльмаренцев.

Вдруг Ингрид встрепенулась и повернулась к лесу, Диана инстинктивно последовала ее примеру, и в ту же секунду поляна озарилась первыми лучами всходящего над лесом солнца. Воительница невольно вздрогнула, потому что солнце было огромным. Оно появилось совершенно неожиданно, будто из ниоткуда, и так низко нависало над ними, что, казалось его можно потрогать рукой. Его сияние было ослепительным и мягким, как всегда. Это было настолько красиво, что Диана позабыла обо всем на свете, и Ингрид тоже. И эльмаренцы.

А солнце поднималось все выше. И вот оно уже заслоняло собой пол неба, растворяя в своем сиянии все окружающие цвета. Казалось, оно всходило только для четверых влюбленных, стоящих на поляне. Оно не спрашивало и не требовало, оно просто изливало на них свой вечно существовавший свет, проникающий в самое сердце и связывая пришедших к нему людей не подвластной человеку силою.

Диана вдруг посмотрела на свою руку, вокруг которой тоненькой изящной змейкой юрко вертелся солнечный луч, а потом, скользнув по ладони, уютно примостился на пальце. Она отчетливо видела ослепительно сверкающее у нее на пальце кольцо, но не чувствовала его. Потом она посмотрела на руку Ингрид и увидела у той на руке точно такое же кольцо только самого настоящего гронгирейского фиолетового цвета и ахнула.

– Откуда здесь цвета Гронга?

– Из твоего сердца, – ответила ей Ингрид, поворачиваясь к ней и целуя подругу, точнее уже жену.

– Люблю тебя, – прошептала она.

– И я люблю тебя, – эхом отозвалась Диана, потрясенная серьезностью и красотой происходящего.

В лучах восходящего эльмаренского солнца невозможно было лгать, лукавить, притворяться или что-то скрывать. А также невозможно было бояться или ненавидеть. Можно было только любить. Все посторонние чувства таяли в его лучах, как тьма, рассеиваемая светом. И только любовь, если она жила в сердце, оставалась там в этот момент. Поэтому все, что сейчас Диана чувствовала, что наполняло и переполняло ее сердце, это любовь к Ингрид и ко всему окружающему их. К просыпающимся цветам, блестящей росой траве, деревьям, в глубине которых она увидела вдруг склон горы и поняла, что именно он скрывал от них появление солнца до самого последнего момента.

Они долго еще стояли так, взявшись за руки, ничего не говоря, и любуясь происходящим. Солнце висело так низко, было таким огромным, занимало собою все небо, и смотрело им прямо в сердце. Никогда Диана не видела такого солнца и была уверена, никогда больше не увидит. Такое случается только раз в жизни у тех, кто был настолько уверен в своей любви, что приходил сюда, на эту поляну.

Наконец, Эльмарен стал просыпаться.

Фаридэ вот уже второй вечер ждали возвращения Ингрид и Дианы. Как всегда, когда случалось что-то важное, требующее присутствия всех членов семьи, Фаридэ разместились в гостиной. Филипп и Беатрис в креслах у камина, Тэган с Кеннетом за столом, а Дарен а Аароном на лестнице. И хотя за столом были еще места, двойняшки не хотели их занимать, в надежде, что скоро в доме появятся еще двое.

– Может, это был не Эльмарен? – в который раз спросил Тэган.

– Тогда мы потеряем их обеих, – мрачно заметил Филипп Фаридэ, который всячески старался отгонять от себя тревожные мысли. – Потому что отправляться вслед за Дианой кому-нибудь из нас не имеет никакого смысла, а Ингрид, судя по всему, без нее из Эльмарена не вернется.

– Это Эльмарен, – настойчиво произнес Кеннет, глядя в окно на резвящихся пегасов двойняшек. – Я узнал его, это он.