Землянину было ясно, что весь этот ажиотаж — дело рук Ророла и дракона, специально распускавших тревожные слухи. Но вникать в их замыслы у него не оставалось никаких сил, толпы народа, проходящие сквозь круг, с каждым днем становились все больше. И почти по часу стоя возле алтаря, Арсений обдумывал только самые насущные проблемы, чтобы, упав на постель, пробормотать перед сном верным воинам свои задумки.

В поселке уже были заняты все дома и даже сараи, команды плотников срочно делали двух и трехъярусные кровати. Их ставили везде, где можно, в холлах, кухнях и даже подвалах.

Готовили еду теперь под навесами, наскоро возведенными на площади, очень пригодился последний подарок дракона, полученный вместе с ледоходом. Знаменательное событие началось под утро, когда переселенцев разбудил незнакомый шум и страшный, как канонада, грохот. Скопившаяся в верховьях реки талая вода прорвала ледяные оковы, протолкнула их вперед и погнала по реке, круша и снося застарелые заломы. Испуганные шумом и грохотом люди выскакивали из домов, едва набросив на плечи шубейки и прихватив самые ценные вещи.

Арсений попытался что-то объяснить, однако перепуганная, визжащая и кричащая толпа неслась неведомо куда, грозя потоптать более слабых и упавших.

— Хочу, чтоб надо мною вспыхнул яркий свет! — В отчаянии рявкнул повелитель, забыв от растерянности про все руны и заклинания, которым учила его Рида на том, первом уроке.

И свет, несмотря на нарушение всех правил ведущей, всё же зажегся. Огромный, с бочонок, ослепительно белый шар завис над площадью, мгновенно залив все ярким светом, и заставив гаран на миг застыть и смолкнуть.

И в этой оглушительной, после многоголосого визга, тишине раздался насмешливый и спокойный вопрос:

— Ну, и куда вы побежали, как бараны?! — усиленный магией голос секунду помолчал, потом устало объяснил, — это просто ледоход на реке, можете сходить, посмотреть, только близко не подходите, водой утащит. Да оденьтесь, а то простынете.

Первыми опомнились подчиненные Парбин, уже не первый день слышавшие про грядущее событие. Воины заняли свои места возле домов и начали уверенно объяснять всем желающим, где река, что такое ледоход, и какое отношение это событие имеет к их маленькому племени.

А после обеда любознательные мальчишки, караулившие на берегу, не проплывет ли что интересное, и вытаскивавшие превращенными в багры жердями сломанные деревца и ветки, прибежали с выпученными глазами, крича, что там плывет такое!

Таким оказались длинные вереницы связанных в плоты бревен, несущие на себе уже распиленные доски.

— Спасибо, друг! — С чувством буркнул Арсений, когда рыбаки, ловко управляя своими крохотными лодчонками, обтянутыми кожей морского буйвола, подогнали к берегу и закрепили первую связку плотов.

— Пожалуйста, — слегка насмешливо отозвалось над ухом, — там еще девять на подходе.

И вскоре почти все сильно увеличившееся население поселка торопливо таскало в сторону доски, и откатывало повыше бревна, освобождая место для следующей связки.

Однако Арсению не удалось поруководить этой операцией до конца, подождав, пока землянин объяснит переселенцам, как укладывать бревна, чтоб не покатились и никого не покалечили, дракон перенес его в круг силы.

И все опять покатилось по приевшемуся сценарию, пополнение силы, перенос, открытие прохода, закрытие и короткий отдых.

Уже почти половина селян перешли в новый мир, когда старейшины, наконец, организовали в деревнях заставы и объявили что каждый, кто попробует удрать, будет наказан очень строго. Вплоть до принесения в жертву дракону. По селам на этот счет ходили разные слухи и люди терялись в раздумьях и сомнениях, не зная, кому верить. Но к кругам силы больше не ходили, возле них теперь все время дежурили воины, поставившие меховые палатки и обогревавшие их масляными светильниками.

В это утро дракон сообщил Арсению, что можно отдыхать, пока Ророл готовит новую волну слухов, и землянин решил сначала проведать детей, потом сходить посмотреть, как идет строительство землянок. Про незатейливое временное жилье, которое несколько человек могут соорудить за день, вспомнилось Арсению, когда он ломал голову над задачкой, как быстро разгрузить перенаселенный поселок. Гараны никогда ничего такого не строили, каменистая почва доставшихся им территорий вовсе не располагала к копанию землянок.

Пробравшись мимо стоящих в холле трехэтажных кроватей, Арсений вышел на улицу, полюбовался голубым небом, залитой солнцем площадью, и снующим народом, спешащим на завтрак или с завтрака.

За эти несколько дней, что повелитель не мог вплотную заниматься делами, сам собой вернулся порядок общественного питания. Слишком много неувязок и неудобств повлекла за собой раздача продуктов в домах и слишком быстро менялось количество жильцов и их состав, чтоб за всем углядеть. Вот и вернулось общество к общему столу, но теперь готовили еду те из новичков, кто не мог заниматься другими важными делами.

Харрис лишь руководила тремя самолично выбранными помощницами, да присматривала хозяйским взглядом за порядком. Никто давно не считал ни миски, ни крабовые тарелки, странным образом угроза Арсения передавалась от первых пришельцев к новичкам, и теперь, съев свою порцию, или две, каждый честно относил к котлам с горячей водой пустые миски.

Повелитель неторопливо шел к детскому дому, благодушно рассматривая явные признаки налаживающейся жизни, как вдруг его взгляд натолкнулся на банальную, и абсолютно невинную картинку. Один из переселенцев, по-хозяйски приобняв за плечи молодую гарану, склонился к ее ушку и что-то горячо нашептывал, а она, слегка повернув к нему личико, с одобрением кивала простоволосой темно-русой головкой.

У Арсения словно кусок льда в груди застрял, не вздохнуть не охнуть, даже с ноги сбился. И весенний день вокруг как-то враз померк, и идти куда-либо резко расхотелось.

Он и сам не понял, как прибрел на самый край обрыва, и сел, свесив ноги с высоты десятого этажа. Боль не проходила, в душе затаилась обида, такая горькая и острая, как бывало только несколько раз, в далеком детстве. И один из них он помнит так ясно, словно это было вчера. Проснувшись погожим субботним утром, девятилетний Сеня обнаружил, что все уехали в станицу на ярмарку. А его оставили дома, с бабушкой и маленькой Светкой, потому что ехать нужно на открытой машине, а Арсений с вечера температурил. Но больше всего обидно было мальчишке потому, что он тогда вовсе не болел, а немного схитрил, потерев кончик градусника об одеяло.

— Что произошло?! — рядом плюхнулся Аджарр, но землянин только отвернулся.

— Ничего.

— Ты же знаешь… — вздохнул дракон, — что я чувствую…

— Ну и чувствуй. А в душу не лезь… а еще лучше отключи свою чувствовалку, никогда не поверю, что не умеешь, — сердито буркнул землянин, — тут уже до фига народу бегает, если б ты всех чувствовал, с ума бы давно сошел.

Ну, правильно вообще-то он заметил, хмыкнул Аджарр, есть у способности драконов ощущать чужие эмоции, такое свойство, как притупление восприятия. И еще калибровка, на опасные, дружеские, чужие и безобидные эмоции. Поэтому обычно драконы слышат нечто похожее на слабый шум волн, подгоняемых морским бризом, или шорох суховея, пересыпающего барханы.

А вот сильные эмоции связанных дружескими или родственными узами существ звучат как крики падающих с высоты чаек и не реагировать на них просто невозможно.

— Знаешь… я рад, что ты воспринимаешь меня как ровесника и не трясешься передо мной от страха или почтения, — очень серьезно объявил дракон, — однако позволь напомнить, что я прожил намного дольше и видел неизмеримо больше.

— А я никогда этого не забывал. Однако есть вещи… вернее области чувств, настолько интимные, что туда не позволено залезать никому. Да еще и топтаться там… ногами сорок восьмого размера.

— Сен… а ведь я и не лезу… просто услышал крик боли… и спросил, что случилось. Нет, не отвечай… иначе я не смогу потом сказать то, что хочу. Знаешь, мы, драконы, давно определили для себя перечень тех человеческих слабостей, которые портят вам жизнь. И самое неприятное знаешь какое? Подавляющее большинство из вас совершенно необоснованно считает себя лучше… или удачливее других. Никто не смог переплыть океан, а я переплыву. Никто не влез на гору, а я влезу. И некоторым удается, но большинство просто гибнет.