…Бум. Бум. Ба-ба-бум! Грохнули большие барабаны, отбивая ритм. Закружились в ритуальном танце шаманы племён, стуча колотушками в свои бубны, закричали дикими голосами, к Духам Предков взывая. От белокожих пришельцев в Круг Волшебства никто не вошёл. То ли не знает их колдун плясок ритуальных, то ли противно ему. Внимают вожди пляске, склоняют в ритм ударам больших барабанов головы в парадных узорах из орлиных перьев. Занял место, раздвинув молча двоих самых сильных вождей и белолицый Вождь плечами широкими. Зашипели было вожди, завращали глазами свирепо, пытаясь призвать наглеца к порядку, да тот просто взглянул на них очами светлыми, страшными, из которых сама Смерть наружу глянула, приглашая присоединиться смельчаков на Полях Охоты к её воинам, и мгновенно затихли вожди. Раздвинулись послушно. Исполнили древний закон, который требует мира. А шаманы уже диким стоном кричат, нечеловеческими голосами вещают зловещие пророчества. И ничего хорошего не обещают их слова никому: засухи, голод, мор. Хоть бы кто поведал приятное уху: мир, урожай, здоровье и счастье – нет, в один голос колдуны лишь плохое пророчат. Кончили шаманы свои пляски. Попадали на утоптанную их ногами площадку, лежат недвижно, лишь облитые потом обильным груди вздымаются. Бросились к ним воины племён, чтобы вынести прочь, пусть отдохнут великие волшебники, да вдруг вышел в центр шаман белоликих, в своей белой одежде, руки вскинул к небесам, и грянул вдруг гром из вышины, пронёсся вихрь над головами, срывая парадные уборы из окрашенных кровью перьев. Не бывало такого доселе. Никогда! Чтобы Ветер Маниту обиделся на детей своих?! А чужой шаман вновь руки воздел, и с неба бездонного хлынул ливень, мгновенно костры шаманов потушил, прибил пыль, ногами плясунов поднятую. И, по мановению руки белого шамана так же мгновенно утих. Лишь ещё белее стал шаман, показав свои чудеса, да на лбу пот крупный выступил, но на ногах стоит твёрдо. Не падает. Притихли все, ждут, что скажет пришелец. И скажет ли? Брячислав напрягся, смотрит вокруг, что теперь будет. Но лишь чёрные и коричневые глаза блестят в темноте внимательно, не мигая… И нечеловеческим голосом, не открывая рта изрёк могучий колдун свои слова. А говорил он неслыханное: что пришли сюда новые Боги, и будут они отныне править под этим небом. И в доказательство своего явления и показали сии чудеса. Но Боги эти не требуют всеобщего поклонения, ибо верить в них можно лишь по собственному желанию и повелению сердца. Не захотят люди поверить в них – Новые Боги уважают выбор племён, и никого не собираются наказывать за безверие. Только и помощи не окажут, ибо она входит в обязанности прежних Богов. Но Великий Маниту признал себя сыном  нового Бога Войны, пришедшего на землю бизонов, и тот принял это с радостью. А коли не верят слушающие белого колдуна, то вот оно, подтверждение!  Вновь вскинул руки к небесам колдун, и грянул гром вновь. Ударила вдруг молния с чистого неба, вспыхнул огонь, приготовленный для совета. И в пламени вдруг взревевшем с невиданной прежде силой явился лик огненный, невиданный прежде никем из собравшихся. Открыло рот то явление, и пали ниц Вожди, ибо нельзя было выдержать божественный голос обычному человеку. Видимо, поняло это Божество, и вновь исчезло, и пламя Костра успокоилось, продолжило гореть, как обычно. Только тогда ушёл из круга белый колдун. На своих ногах. Тишина воцарилась, а Вожди посмотрели друг на друга, потом самый старый из них, из племени черноногих, достал торжественно трубку-калюмет, набил табаком душистым, прикурил от уголька, Божественной силой зажжённого, сделал первый глоток дыма, передал стоящему слева от себя вождю ассинибойнов. Тот повторил – передал дальше. Так и шла трубка Мира от вождя к вождю, пока не добралась до белолицего чужака. Тот затянулся, но дальше не передал. Ибо стоял следующим за ним вождь сенеков. Когда потянулся тот за украшенным перьями белоголового орла калюметом, чужак, минуя его, протянул символ вождю племени н'де, стоящим за ним. Удивились все, но промолчали. Слишком много неслыханного уже произошло. Но уже вернулась священная трубка к старому вождю, первому начавшему ритуал, и все уселись на ряд укрытых шкурами брёвен, составивших кольцо вокруг костра. Поднялся старый Вождь, произнёс слово, обращаясь к бледнолицему:

- Кто ты, и почему сел на место гуронов?

Словно ниоткуда выросла вдруг за спиной пришельца скво, и ропот ветерком пронёсся вокруг огня – никогда женщины не имели права присутствовать на Совете Вождей. Но та открыла рот и произнесла громко и смело:

- Я – Кими, дочь Быстрого Орла, вождя Рода Совы племени гуронов. Я – его губы, его голос. Голос моего мужа, Могучей Руки из племени славов.

Замерли вожди – ни имя, ни название нового племени им неведомо… А чужак начал свою речь, и скво повторяла их на языке людей:

- Я, Брячислав Вещий, из племени славов. Народ мой называется славяне, и живёт на древней земле за Большой Солёной Водой. Два круга Солнца назад я привёл своё племя на эти земли. Основали мы стойбище, где живём в вигвамах и типи [55]из дерева. Возделываем землю, разводим животных разных, и желаем жить в мире со всеми…

Сделал тут чужак паузу, зорко всматриваясь в неподвижные лица вождей. Затем продолжил:

- По незнанию, мы основали становище на землях гуронов, и в первое лето нашего пребывания там, была великая битва, где множество воинов пало от нашей руки в честном бою. Многих мы взяли в плен, но отпустили после того, как прошло время искупления. Ибо таков наш обычай.

…Вновь ропот пронёсся по кругу. Но чужой спокойно продолжал:

- Но когда Бог Прерий [56]вновь вернулся на берега Великих Озёр, пришли к нам посланцы племени гуронов и попросились под нашу руку. Они желали жить в мире, не тая на нас зло за то поражение, что мы нанесли им прошлый Солнечный Круг. Не было и у нас обиды на них, поскольку дрались мы честно, не используя подлых уловок – грудь с грудью, рука против руки. И приняли мы мир. И взяли их дочерей в жёны нашим воинам. Вот тому доказательство.

Вождь белой рукой показал на свою жену. Затем вновь продолжил:

- Приняв гуронов как равных себе, мы взяли на себя и заботы об их земле, об их стариках и их детях. Мы дали им кров, пищу и защиту. Но сенека желают захватить земли, ранее принадлежащие нашему отныне единому племени, потому мы просим Совет племён закрепить угодья гуронов за племенем славов, ибо мы теперь одно племя, одна вера, одна кровь. Я всё сказал. Хау.

Поднялся пришелец, ударил себя кулаком в грудь, чтобы видели все, сел вновь. И неподвижно застыла скво за его спиной…

Глава 19.

… До Арконы Благословенной добрался Крут с кораблями Славгорода благополучно, и был встречен жрецами Святовида радостно. Пришлась ко двору и та треть даров братьев-князей, что передали они в знак веры. Подивились жрецы мехам невиданным, порадовались злату самородному, выслушали просьбы о людях. Ибо ничего, кроме новых поселенцев, не просили Брячислав и Гостомысл – всё, что нужно было, уже имелось на земле заморской. Но как раз с людьми и была проблема, причём, великая: Империя Трёхликого не унималась, нанимая племена франкские и германские для нападения на Славянские земли. Провозглашали они и походы на неверных, к коим в первую очередь относили тех, кто поклоняется другим Богам. И шли на помощь византийским легионам единоверцы из Галлии, Фракии, прочих земель, помогая в войне легионам Царьграда против персов Хосрова. Пала святыня Чернобогова, град Иерусалим в далёких землях, и иудеи вырезали тех, кто поклоняется символу креста до единого человека [57]. Оно, конечно, Чернобог проклят Старыми Богами, но уничтожать всех, не различая пола и возраста… На саму же славянскую землю непрерывно идут находники со Степи Дикой, из лесов франкских, желая примучить славян, обратить их в Проклятую веру, сделать рабами своими. Появились жрецы Чернобога и на дальнем Полуночье – племена финнов и норгов прислали своих гонцов с этими вестями. Изнемогает Земля Славянская от нашествий непрерывных, и дать людей жрецы просто не могут. Коли желают князья – пусть кликнут охотников, либо другими путями сами себе людей добывают под руку. Ибо всех, кого могли, уже отослали жрецы Святовида. И больше нет у них власти над Родами, чтобы в тяжёлые года у них воев и жёнок отбирать. Огорчился Крут тем словам. Опечалился. Как воздух нужен народ на новых землях. И чем больше – тем лучше. Прямо и не знает дружинник, что ему делать. И время идёт – до Ревуна-Рюеня [58]вернуться надо в град, ибо замёрзнет Леляное море, и не станет дороги домой… Произнёс это слово вслух «домой», и понял, что отныне действительно земли те новые – дом родной у дружинника. А поняв – сообразил, и где ему людей взять. Подивился, что же сразу не додумался то? Первым делом обменял оставшуюся часть добычи у жрецов на звонкую монету, золотую и серебряную, да продал им остаток мехов. Потом пошёл на рынок рабский, кликнул клич среди торговцев живым товаром, что на будущий год он готов выкупить каждого раба славянского племени, которого они привезут. А появиться он, Крут, либо гость от него, в месяце Разноцвете [59]. Готов даже залог внести, если опоздает, и оставит деньги в Храме Святовидовом! Показал сундук с золотыми статерами византийскими, торжественно передал его воинам дружины Храмовой, всем в белом, на белых же конях. Подивились купцы, но поверили. Ибо не бывало такого, чтобы славянин солгал. Противна ложь душе славянской. Посовещались работорговцы, пообещали на будущий год привезти всех, кого найдут, но меньше трёх тысяч человек. На столько тот сундук потянул. Порадовался Крут, но будет то лишь в следующем году, да и привезут народ измученный, в полную силу работать не могущий. Его ещё откормить нужно будет, да вылечить. На то время понадобится, понятно. Но не страшно то. Нисколечко. Ибо помочь родовичу – святое. А сейчас то кого везти? Пусты корабли. Лишь экипажи на борту, да воины. Пассажиров нет. Никого. Некого везти за моря, некого на новые угодья сажать. Но и тут Крут не опечалился, а послал глашатая по всей округе и граду, что готов выкупить он всех должников кабальных, кто не в силах долги свои выплатить, при условии, что те с ним пойдут. А таковых набралось едва ли не под тысячу: неурожай был в прошлом году, да нашествие ромеев. Так что многие и многие задолжали, продавали себя в закупы, в рабы, лишь бы семьи, да детишек  прокормить… Похудела мошна так, что и дно видать, но доволен воин – поручение выполнил. Теперь можно и возвращаться со спокойной душой в новый мир!.. Грузятся люди на корабли, счастью своему не верят. Свободу получили! Избавились от постылого любому рабства! К тому же, по слухам, жизнь там, в новых местах спокойнее и богаче, да и князья не столь жестоки, как местные богатеи. Наслышаны про них, и не мало! К тому же, чтобы семьи не разлучать, разрешил Крут с собой их забрать, и многие решились. Да что там многие, почитай, все. Кто с собой детей везёт, кто  идёт, потому что должны люди отработать за свой выкуп три года на новом месте, но разлучаться на столь долгий срок близкие не желают. К тому же и надежда, что на новом месте будет лучше, и вольный дух, что требует нового, и любопытство человеческое извечное… И идут люди на лодьи стар и млад, мужи и жёны, отроки и девицы. Прослышав про такое дело, сироты приходили, коих много появилось в славянской земле после нашествия ромеев, просились уплыть с дружиной. Без надежды просили. Просто пытаясь что-то изменить в своей горькой судьбине… Никому Крут не отказывал – брал всех. Уж и недовольны жрецы, косятся на воина нехорошо. Разговоры строгие с ним говорят, пеняют на деяния неслыханные, а тот им в ответ одно: