Хлопнула дверь.

Не одна квартира с тех пор не могла заменить ту, в другом городе, которую им пришлось оставить, но в любом новом жилье Нина максимально старалась создать если не уют, то его иллюзию.

Женщина сидела на кухне, при свете зеленой «библиотечной» лампы и слушала, как тихонько возится, снимая обувь и уличную одежду Илья.

— Ужинать будешь? — крикнула она. Впрочем, в вопросе не было никакого смысла: она по-любому будет уговаривать его, даже если откажется. Должно быть, он очень устал, ее мальчик, так долго занимался… Ходит по секциям, по олимпиадам ездит, учится лучше всех — гордость, а не ребенок.

Илья так и не ответил, просто пришел на кухню.

— Привет, — ласково улыбнулся он и спросил, — отца еще нет?

— Нет, — сказала Нина, — так будешь ужинать, будешь?

Она засуетилась, разогревая то, что приготовила некоторое время назад. На работу она так и не вернулась.

Илья снял очки и протер покрасневшие веки пальцами. Из-за постоянной необходимости носить специальные стекла, компенсирующие косоглазие, у него очень болели глаза и начало садиться зрение. Но терпеть осталось совсем чуть-чуть. Нина с надеждой и замиранием сердца ждала, когда же ему наконец-то можно будет сделать операцию.

И верила… что он доживет.

Впрочем, при всей своей болезненной хрупкости и физической неразвитости, Илья выглядел вполне себе жизнеспособным и вроде бы не собирался пока умирать.

— Как дела в школе? — поинтересовалась она.

— Нормально, — слишком быстро ответил сын. Это заставило женщину насторожиться, но вида она не подала, отвернулась к окну, пытаясь сквозь тюль разглядеть окна дома напротив.

— Точно нормально? — на всякий случай переспросила Нина.

— Точно…

— А друзья у тебя есть?

— Конечно есть, — сказал Илья, не поднимая взгляда от тарелки.

Они оба немного помолчали, он занятый ужином, она — своими мыслями. На женщину нахлынули ее старые страхи о том, что ее мальчик станет изгоем и будет обречен на вечное одиночество. А вдруг он просто не решается ей рассказать? И ей снова захотелось совершить маленькое преступление против сына и почитать его дневник.

Она вдруг опомнилась.

— Ой! Совсем забыла тебе кое-что показать, — она убежала в другую комнату и вернулась с запечатанным письмом, которое протянула Илье.

Мальчик внимательно уставился на строчки, которыми оно было испещрено сверху, прежде чем распаковать.

— Польша. Варшава… — зачитал он, — отправитель Мицеевский Богдан? И как он нашел нас здесь, на последней квартире! — Нина пожала плечами и улыбнулась. Ей приятно было смотреть, как заблестели глаза сына.

— Нашел же, — сказала женщина и поторопила Илью, — ну давай же, открывай!

Илья послушался, быстро пробежался глазами по строчкам.

— Что он пишет? — нервно поинтересовалась Нина.

— Что вскоре после меня уехал жить к родственникам в Польшу, что ему не нравится там, и он скучает по тем временам, когда мы учились в лицее… Поздравлял с Новым Годом, — ответил Илья и быстро сложил письмо вчетверо.

Как будто не хотел, чтобы Нина сама прочитала его.

Илья специально не стал закрывать окно занавесками, ему нравилось смотреть на темно-красное ночное небо, в жалких попытках отыскать там хотя бы одну звезду. Он лежал в темноте, не испытывая и малейшего желания спать.

Ему хотелось сейчас закрыть глаза и открыть их где-нибудь подальше отсюда, там, где ночное море и скалы. Он придумывал себе иной мир, где его зовут по-другому, где он совсем другой человек, без прошлого и будущего. Эти мысли приходили все чаще.

Забыть — это так просто. Он знал даже простой рецепт чудодейственного эликсира, который раз и навсегда подарит ему забвение, подарит шанс на новую жизнь…

Выбежать из дома среди ночи, не взяв с собой ничего. Сесть в первый попавшийся поезд, не разбирая дороги — бежать, чтобы не вернуться сюда никогда. Чтобы никогда не получать писем из своей прошлой жизни…

Илья быстро встал с кровати, выскользнул в прихожую, чтобы отыскать в темноте отцовскую зажигалку. Вернувшись, он забрался на подоконник и быстро сжег письмо Богдана, не потрудившись даже посмотреть адрес для того, чтобы когда-нибудь отправить ответ. Прохладный ночной ветерок унес запах гари в форточку.

Илья вернулся в постель и в свете фонарика принялся писать в дневник.

Если бы я верил в то, что загаданные желания сбываются, я обязательно попросил бы у тех высших инстанций, которые занимаются этим (Бог там, Вселенная, уж не знаю), чтобы мне дали второй шанс.

Второй шанс на жизнь.

Я хочу быть таким, как Андрей — самоуверенным, сильным, смелым. Я не хочу, чтобы меня жалели или гладили по головке. Я не хочу, чтобы меня ненавидели только потому, что я болен. Я не хочу, чтобы первым, что люди обо мне узнают был именно диагноз.

Проще говоря, я не хочу быть собой и свою жизнь хочу забыть, как неприятный сон. Все обиды, унижения, мамины слезы ночами, «псевдо-любовь» Вероники, ненависть Богдана, слова соболезнования родственников… эту гаденькую фразочку «школа, поближе к норме». Все! Сжечь, как это письмо…

А Андрей? Хочу ли я его забыть?

Еще один наш разговор.

Я: Твой отец — художник, правда?

А: Ну да. Он что-то рисует.

Я: Как здорово… Я так люблю искусство. Хотел бы я как-нибудь посмотреть…

А: Это того не стоит. Мазня. Ты нарисуешь лучше.

И улыбается. Лукаво так.

Глава седьмая

Февраль — самый грязный месяц в году и одновременно самый холодный. Март ничуть не чище, но его промозглая слякоть и талый снег хотя бы оправданы приближением весны.

Погода Илье определенно не нравилась и будь его воля, он бы предпочел провести это время дома, но вынужден был наслаждаться холодной романтикой бесцветного неба и хмурых луж, только потому, что это нравилось Андрею.

В его темных сияющих глазах отражались медленно плывущие тяжелые облака, нависшие над городом, как крышка жестяной банки. Илье честно не нравилось здесь, он все мечтал вернуться в родную провинцию или и вовсе перебраться куда-нибудь подальше. Никаких сомнений в том, что дальше фантазий эти планы никуда не уйдут, не было. Он останется здесь. И ничего не изменится. Для перемен нужно много душевной силы, а Илья сам не уверен был в том, что она у него найдется в нужном количестве.

Андрей вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Ветер унес дым прочь, Илья даже не успел вдохнуть его, а он любил так делать, когда его друг предавался своей вредной привычке. Ему хотелось бы начать курить, но он не хотел расстраивать маму. Что она подумает!

— Я не сдам экзамены! — страдальчески закатывая глаза объявил Андрей.

Илья посмотрел на него, потом на небо и себе под ноги. В луже у носков его ботинок плавали окурки, словно маленькие уродливые кораблики.

— Я тебе помогу, — с готовностью сказал он.

— Спасибо, друг! — искренне выдохнул Андрей и даже за руку мальчика взял. Илья весь напрягся, на него нахлынул поток самых различных чувств и ощущений. Первым делом он конечно пожалел, что не может через шерстяные перчатки чувствовать какая у друга прохладная и приятная кожа, после подумал о последствиях. Но их не было, потому что сцена эта длилась не больше минуты, Андрей быстро руку убрал, чтобы закурить уже вторую сигарету.