— Можно мне мой блокнот?

— Скажите, Мэттью, вы просто рассеянный или у вас просто такая манера располагать к себе воров и негодяев? — Анна Босхофф протянула ему блокнот. Он взял куртку, вынул оттуда сигареты, закурил. — Вам известно, что курить — здоровью вредить?

— Я курю «суперлегкие» сигареты.

— Поздравляю. Теперь рак вам не страшен.

— Доктор, — решительно произнес Яуберт, — Феррейру убили из «смит–и–вессона» М–61. По мнению нашего эксперта по оружию, из такого пистолета, скорее всего, стреляла женщина.

— Ну и что?

— Не вписывается в вашу теорию, доктор.

— «Доктор». Вы говорите прямо как священник какой–то. Называйте меня Анной. Какой я вам доктор! Я люблю, когда мужчины грубы со мной. Ставят меня на место. Конечно, это вписывается в мою теорию! Если у вас есть маузер, у вас уже есть большой пистолет, и не важно, насколько у вас маленький другой орган…

— Вы уверены, что убийца — мужчина?

— Конечно нет. Возможно, убийца — женщина. Скажем, лесбиянка. Я оперирую лишь средними показателями. Пепельницы у меня нет. Придется вам открыть окно.

— Мне пора идти.

— Вы такой большой! Я имею в виду фигуру, а не то, о чем вы подумали. Люблю крупных мужчин. У маленьких слишком развит комплекс неполноценности. У них гормонов не хватает.

Яуберт смутился. Он смотрел в окно, чтобы не пялиться на ее ноги и полную грудь.

— Вы похожи на медведя. Люблю медведей. По–моему, внешность человека очень сильно влияет на характер. Вы со мной не согласны? — Она по–прежнему смотрела на него не отрываясь; ее взгляд был похож на дуло пистолета. Яуберт быстро глянул на нее и тут же отвернулся. Он понятия не имел, что ей отвечать. — Я вас смутила? Значит, вы из тех мужчин, которые предпочитают более деликатных женщин?

— Я… хм…

— Матт Яуберт, вы женаты?

— Нет, я…

— Я тоже. Разведена. Душераздирающая история. Мы не сошлись характерами. Он работал, и сейчас работает, хирургом. Мы остались друзьями. Вот и все. Теперь вы все про меня знаете.

— Ясно. — Яуберт понимал: пора брать инициативу в свои руки. Проявить характер. — Я…

Она его перебила:

— Ненавижу светские игры. Ненавижу искусственную, надуманную манеру общения. Лишние слова. По–моему, надо говорить то, что хочешь сказать. То, что думаешь. Такая манера не всем по душе. Особенно мужчинам. Мужчинам хочется быть главными, играть в игры по своим правилам. Особенно в любви. Зачем сначала нужно притворяться? Если мужчина кажется мне привлекательным, я так и говорю. Если мужчина меня хочет, он не должен сначала вести меня в дорогой ресторан и дарить мне цветы. Он должен взять меня. Вам не кажется, что так экономится куча времени?

Яуберт посмотрел на ее ноги.

— Я знаю одну восемнадцатилетнюю студентку из Монте–Висты, которая вполне согласилась бы с вами, — сказал он, и у него на душе сразу полегчало.

— Расскажите мне о ней. Она ваша любовница? Значит, вы предпочитаете молоденьких? Мне тридцать два. У меня уже нет никаких шансов?

— Она не моя любовница.

— Почему же у вас такое разочарованное выражение лица? — Не дожидаясь его ответа, Анна Босхофф продолжала: — Знаете, вы совсем другой. Не такой, каким казались мне после нашего разговора по телефону. Детектив из отдела убийств и ограблений! Я представляла себе сурового, умудренного опытом мужчину со шрамом на лице и холодными голубыми глазами. А вы, оказывается, совсем другой. Большой застенчивый мишка. И рассеянный. У меня впечатление, будто вы очень рассеянный, Матт Яуберт. Вы действительно такой?

— Немного, — сказал он и понял, что одержал победу.

— Вам известно, что живешь только раз?

— Да…

— Так живите полной жизнью!

— Я…

— Спешите жить каждый день, каждый миг.

— Мне пора.

— Я вас утомляю? Многие говорят, что я их утомляю. Но друзья у меня тоже есть, я могу это доказать.

— В суде?

Анна Босхофф улыбнулась:

— Мэттью, я буду по вас скучать.

Он положил сигареты, блокнот и ручку в карман куртки.

— Спасибо за то, что уделили мне время, док… то есть Анна.

— Видите, вы делаете успехи. Погодите, я вас провожу.

Они молча шли по коридору, вышли через веранду на солнце. Он увидел, как блестит ее загорелая кожа, голые плечи, ноги. Он увидел, как под мини–платьем двигаются ягодицы.

Она обернулась, поймала его взгляд:

— Мы с вами еще увидимся?

— Если у меня появятся вопросы…

— Тогда мы обязательно увидимся, Мэттью Яуберт. Обещаю.

27

Пресс–конференцию пришлось перенести в вестибюль Главного полицейского управления, потому что народу собралось очень много.

— Опаздываете, — попенял Клуте из управления общественных связей, увидев Матта Яуберта. Вид у Клуте был испуганный и озабоченный. — Явились две съемочные группы с иностранных телеканалов. И одна наша, с федерального канала Эй–би–си. И с платного канала «М–Нет», они расскажут про нас в передаче «Карт–бланш». Пришли и газетчики, которых я никогда раньше не видел. — Клуте побежал доложить окружному комиссару, что приехал Яуберт.

Журналисты стояли полукругом. Яркие лучи прожекторов освещали маленький столик. За столиком расположился окружной комиссар. Рядом с ним сидели начальник уголовного розыска и де Вит. Окружной комиссар поманил Яуберта пальцем.

— Ну как, есть успехи?

Яуберт сам не понимал, есть ли у него успехи. Размышлял об этом всю обратную дорогу до Кейптауна. Правда, в его размышления постоянно вклинивались мысли о докторе Анне Босхофф. Странно, как много общего у женщин, в чьей фамилии встречаются две буквы «ф»! Бонни Стоффберг. Анна Босхофф. Может быть, лишняя буква соответствует избытку гормонов? Яуберт сокрушенно качал головой. Ну кто бы мог подумать! Едва успел влюбиться в Ханну Нортир, и вот уже хочешь очутиться между ног умной докторши. Похотливый самец. Всего за неделю из застенчивого скромника–молчуна превратился в настоящего быка–производителя. Да, генерал, успехи у меня есть. Только вот… что мне с ними делать?

— Да, генерал, по–моему, есть.

— Отлично. Я начну, а потом представлю вас.

Яуберт сразу заволновался. Нет! Он не готов! Он не может сказать журналистам, что они ищут гомосексуалиста, выходца из среднего класса, возможно незаконнорожденного или усыновленного в детстве.

— Дамы и господа… — громко заговорил окружной комиссар на африкаансе, и журналисты схватили камеры и блокноты. Осветители торопливо включали прожекторы.

— Дамы и господа! — Гул в зале не утихал.

— Говорите по–английски! — выкрикнул кто–то. Зажужжали моторчики камер. Засверкали вспышки.

— Дамы и господа, спасибо… — продолжал генерал как ни в чем не бывало.

Клуте подбежал к окружному комиссару и что–то прошептал ему на ухо. Тот сначала как будто обиделся, но потом кивнул.

— Дамы и господа, спасибо, что пришли. Позвольте для начала заверить вас в следующем. Южно–Африканская полицейская служба делает все возможное, чтобы найти жестокого убивца, истребляющего людей без всякого очевидного повода.

Иногда окружной комиссар делал в английском смешные ошибки.

— Мы придаем делу очень большое значение. Оперативно–следственная группа получает всю необходимую помощь. Я не имею права рассказать вам обо всех мероприятиях, с помощью которых мы рассчитываем поймать виновного или виновных. Однако могу сообщить, что глава оперативно–следственной группы капитан Матт Яуберт получил необходимое подкрепление из числа сотрудников отдела убийств и ограблений, а также из числа личного состава с мест. Если понадобится, мы добавим ему еще людей. В Кейптауне еще не проводилась облава таких масштабов. Мы не успокоимся, пока не схватим лицо или лица, совершающие эти жестокие злодеяния. Передаю слово капитану Матту Яуберту. Потом, если у вас будут вопросы, я на них отвечу.

Окружной комиссар объявил:

— Капитан Яуберт.

Яуберт обошел стол кругом. Журналисты зашумели. Окружной комиссар встал, уступая ему свое место. В глаза ударил яркий свет. Снова защелкали камеры. Ослепленный, он ничего не видел. Садиться пришлось на ощупь. Стайка стоящих перед ним микрофонов выглядела устрашающе.