— Пойдемте, — сказал Колин и повел их вверх по лестнице, держа за плечи, Сильвия пошла за ними следом.

Ступени, ступени… в гостинице «Селус» мальчики впервые в жизни увидели лестницу. Они поднимались все выше: мимо большой гостиной, мимо комнат Фрэнсис и Руперта, мимо маленькой комнаты, где раньше нашла приют Сильвия, и наконец остановились на этаже, где провели свою юность Эндрю и Колин. В одной из комнат уже стояла большая кровать. Колин стал говорить, что со временем для мальчиков придумают что-нибудь получше, а пока… Но двое юных путешественников упали на постель и в мгновение ока заснули.

— Бедные дети, — вздохнул Колин.

— Когда они проснутся, то очень испугаются.

— Я скажу Маруше, чтобы она заглядывала к ним… А где ты будешь спать, ты уже думала?

— Посплю в гостиной, пока…

— Сильвия, ты же не собираешься бросить на нас мальчишек и улететь… куда ты говорила?

— В Сомали.

Сильвия не знала, что ответить. С того момента, когда она дала обещание Джошуа, ее несло волной необходимости, и она не разрешала себе задуматься, сопоставить два факта — то, что она взяла на себя ответственность за мальчиков, и то, что через три недели она должна быть в Сомали.

Они спустились обратно в кухню, сели за стол и улыбнулись друг другу.

— Сильвия, ты понимаешь, что Фрэнсис не становится моложе, ей уже исполнилось семьдесят лет. В честь юбилея мы устроили ей большой праздник. Правда, она не выглядит на свой возраст.

— К тому же у нее уже есть Маргарет и Уильям.

— Только Уильям.

И Колин не торопясь — куда им спешить? — рассказал Сильвии обо всем, что случилось в последние годы. Ни с кем не обсуждая своих планов, Маргарет решила, что хочет жить со своей матерью. Не спросила она и мать, просто пришла в квартиру Филлиды и поставила Мэриел перед фактом: «Я приехала к тебе жить».

— Но для тебя здесь нет места, — быстро сказала Мэриел. — Сначала мне нужно обзавестись собственным жильем.

— Тогда найди нам жилье, — приказала Маргарет. — У нас весь хватит на это денег, правда?

Однако у Мэриел были другие планы: она решила поступить в университет и пройти курс психологии. Фрэнсис пришла в ярость: она-то полагала, что Мэриел уже пора начать самой зарабатывать себе на жизнь. Но Руперт ничуть не удивился:

— Я же всегда говорил, что работать она никогда не будет, помнишь?

— Да, помню.

— Мэриел очень несамостоятельная женщина, хотя, глядя на нее, трудно в это поверить.

— И что же, нам придется вечно ее содержать?

— Я бы не рассчитывал ни на что другое.

Именно поэтому Мэриел не очень хотела съезжать от Филлиды: боялась жить одна. А вот Филлида была не прочь избавиться от Мэриел. Вначале она испытывала некое темное, до конца не осознанное удовлетворение оттого, что с ней живет бывшая жена Руперта — и в ее лице семья Ленноксов, но сколько же можно? Не то чтобы ей сильно не нравилась Мэриел, только вот ее резкость действовала Филлиде на нервы. Когда с ними поселилась дочь Мэриел, Филлиде стало казаться, будто она попала в старый кошмарный сон: она видела в Мэриел себя, а в Маргарет — Сильвию, мать и дочь, ругань, обиды, поцелуи, примирения, слезы и шумные, о, такие шумные бесконечные ссоры и крики, а затем долгое молчание.

Потом у Мэриел снова началась депрессия и ее положили в больницу. Филлида и Маргарет остались вдвоем. Филлида предложила девушке вернуться обратно к Ленноксам, но та заявила, что жить с Филлидой ей нравится больше, чем с Фрэнсис.

— Она старая корова, — сказала Маргарет. — Ей ни до кого нет дела, кроме Руперта. Мне кажется, это мерзко, когда старики вроде них держатся за руки. И с вами мне хорошо. Я хочу жить с вами. — Последнюю фразу девушка произнесла робко, опасаясь отказа, она предлагала себя своей суррогатной матери.

И Филлиду тронули эти слова. Ей приятно было слышать, что кому-то она нравится. Как непохожа Маргарет на хитрую предательницу Сильвию, которая всю жизнь только и мечтала избавиться от матери.

— Ну, ладно, только когда Мэриел станет лучше, я попрошу вас найти себе другое жилье.

Мэриел лучше не становилось. Маргарет отказывалась навещать мать в больнице, говорила, что слишком расстраивается, а вот Уильям ходил почти каждый вечер, сидел возле женщины, свернувшейся на кровати в комок, ушедшей в серое отсутствие, которое называется депрессией, и рассказывал ей вдумчиво и сдержанно (такова была его манера) о том, что произошло за день, что он делал. Однако мать не отвечала и не смотрела на него.

Закончив рассказ о Мэриел, Колин перешел к Софи, а потом к Фрэнсис, которая писала книги по истории и по социологии и имела на этом поприще успех. И под конец рассказал о Руперте, которого, по словам самого Колина, он считал лучшим приобретением этого дома.

— Представь себе, наконец-то среди нас появился здравомыслящий человек.

Так они проговорили весь день. Время от времени к ним заглядывала Маруша с милой малышкой Селией на руках, и няня с каждым разом становилась все радостнее, так как в новостях сообщали все больше подробностей об унижении старого врага Польши. А потом пришла Фрэнсис, нагруженная едой, совсем как в былые времена. Втроем они раздвинули стол на его максимальную длину.

Пока Фрэнсис готовила ужин, появился Уильям, и примерно в то же время в кухню спустились чернокожие мальчики. Их представили друг другу.

— Умник и Зебедей поживут у нас некоторое время, — сказал Колин.

Фрэнсис ничего не сказала и продолжила накрывать стол на девять человек. Попозже обещала прийти Софи.

Фрэнсис заняла свое место во главе стола, Колин сел напротив нее, по одну руку от него — место для Софи, по другую Маруша и рядом Селия на высоком стульчике. То есть вместе с девочкой их будет десять человек. Руперт сидел справа от Фрэнсис, слева от нее — Уильям, а затем три места для Сильвии и двух мальчиков. Сильвия рассказывала о торжественном ужине в гостинице «Батлерс», о присутствовавших там влиятельных людях, некоторые из которых когда-то сидели и за этим большим столом, и потом о жене Эндрю, заметив коротко, что брак этот вряд ли продлится долго. Она говорила без выражения, просто передавала информацию, не слышалось в ее словах ни удовольствия от сплетен, ни удивления невероятными совпадениями. Мальчики поглядывали на нее, встревоженные таким странным равнодушием. Если бы не их беспокойство, никто из обитателей дома и не подумал бы, что с Сильвией что-то не так. А у нее самой было такое ощущение, будто она улетает куда-то, и дело было не только в недостатке сна. Она устала, да, невыносимо устала, ей было трудно концентрировать внимание на происходящем, но она должна, потому что мальчики зависят от нее, она — единственный человек, который знает, как им трудно. Руперт задавал вопросы как хороший журналист, но это было потому, что он каким-то образом догадывался, что Сильвию нужно удерживать, как слишком летучего воздушного змея. Наверное, он оказался чувствительным к ее состоянию потому, что уже много лет с неусыпным вниманием наблюдал за Уильямом, который столько страдал, но не показывал своих страданий и зависел от того только, поймет его отец или нет. И все время взрослый разговор перемежался веселым чириканьем Селии — она что-то лепетала и щебетала на своем детском языке и строила всем глазки, в том числе и чернокожим мальчикам, к которым уже привыкла.

В облаке духов в кухню ворвалась Софи. Она поправилась и выглядела уже «не как дама с камелиями, а как мадам Бовари», по ее собственному выражению. На ней были элегантные белые одежды, волосы убраны в шиньон. Она бросала на Колина страстные виноватые взгляды до тех пор, пока муж не поцеловал ее и не сказал:

— Ну все, хватит, Софи. Сегодня в центре внимания не ты.

— Что с тобой стало, Сильвия? — вскричала Софи. — Ты бледная как смерть!

Слово было выбрано неудачно, но откуда Софи было знать, что мальчики только что потеряли отца (приемного, но родной отец умер еще раньше) и что в последние месяцы все субботы они проводили на кладбище, хороня людей, которых знали всю жизнь.