Размокшие от восклицаний самки,

Облизываясь, пялятся на Рейн:

«Ах, волны! Ах, туман! Ах, берега! Ах, замки!»

И тянут, как сапожники, рейнвейн.

         Мужья в патриотическом азарте

На иностранцев пыжатся окрест

И карандашиками чиркают по карте

Названия особо пышных мест.

         Гремит посуда. Носятся лакеи.

Сюсюкают глухие старички.

Перегрузившись лососиной, Лорелеи

Расстегивают медленно крючки…

         Плавучая конюшня раздражает!

Отворотясь, смотрю на берега.

Зелено-желтая вода поет и тает,

И в пене волн танцуют жемчуга.

         Ползет туман задумчиво-невинный,

И вдруг в разрыве — кручи буйных скал,

Темнеющих лесов безумные лавины,

Далеких облаков янтарно-светлый вал…

         Волна поет… За новым поворотом

Сбежались виноградники к реке,

На голову скалы взлетевший мощным взлетом

Сереет замок-коршун вдалеке.

         Кто там живет? Пунцовые перины

Отчетливо видны в морской бинокль.

Проветривают… В кресле — немец длинный.

На Рейн, должно быть, смотрит сквозь монокль…

         Волна поет… А за спиной крикливо

Шумит упитанный восторженный шаблон.

Ваш Рейн? Немецкий Рейн? Но разве он из пива,

Но разве из колбас прибрежный смелый склон?

         Ваш Рейн? Но отчего он так светло-прекрасен

Изменчив и певуч, свободен и тосклив,

Неясен и кипуч, мечтательно-опасен,

И весь туманный крик, и весь глухой порыв!

         Нет, Рейн не ваш! И вы лишь тли на розе —

Сосут и говорят: «Ах, это наш цветок!»

От ваших плоских слов, от вашей гадкой прозы

Исчез мой дикий лес, поблек цветной поток…

         Стаканы. Смех. Кружась, бегут опушки,

Растут и уплывают города.

Артиллерийский луг. Дымок и грохот пушки…

Рокочет за кормой вспененная вода.

         Гримасы и мечты, сплетаясь, бились в Рейне,

Таинственный туман свил влажную дугу.

Я думал о весне, о женщине, о Гейне

И замок выбирал на берегу.

Я б назвал ее мадонной,

Но в пивных мадонн ведь нет…

Косы желтые — короной,

А в глазах — прозрачный свет.

         В грубых пальцах кружки с пивом.

         Деловито и лениво

         Чуть скрипит тугой корсет.

Улыбнулась корпорантам,

Псу под столиком — и мне.

Прикоснуться б только к бантам,

К черным бантам на спине!

         Ты — шиповник благовонный…

         Мы — прохожие персоны,—

         Смутный сон в твоей весне…

К сатане бы эти кружки,

И прилавок, и счета!

За стеклом дрожат опушки,

Май синеет… Даль чиста…

         Кто и что она, не знаю,

         Вечной ложью боль венчаю:

         Все мадонны, ведь, мечта.

Оглянулась удивленно —

Непонятно и смешно?

В небе тихо и бездонно,

В сердце тихо и темно.

         Подошла, склонилась: — Пива?

         Я кивнул в ответ учтиво

         И, зевнув, взглянул в окно.

Словно звон бессонной цитры,

В глубине поет поток.

Горы — пепельные митры…

За спиной скрипит мешок.

Даль — цветистее палитры.

Сбоку вьется ветер хитрый.

         Взмок…

Сел под елкой. Вынул ножик.

Сыра что ли откроить?

Вниз сбегает сто дорожек.

Впереди шоссе, как нить…

Под сосной хлопочет ежик.

С лип слетает дождь сережек.

         Пить!

Солнце пляшет в водопаде.

Дилижанс ползет, как клоп:

Сонный кучер, горы клади

И туристов пыльный сноп.

Удивительные дяди!

Прицепиться что ли сзади?

         Стоп.

Плащ — и в путь! Пешком честнее:

Как библейский Илия…

Жук, подлец, ползет по шее.

Снег в горах, как клок белья.

Две козы с глазами феи…

Кто сегодня всех добрее?

         Я!

Диск заката тлеет плошкой.

Дом над лугом. Звонкий лай…

Стол под липой с жирной кошкой,

Пиво с пеной через край,

Шницель с жареной картошкой,—

И постель с цветной дорожкой,

         Рай!

           В полдень тенью и миром полны переулки.

Я часами здесь сонно слоняться готов,

В аккуратных витринах рассматривать булки,

Трубки, книги и гипсовых сладких Христов.

           Жалюзи словно веки на спящих окошках,

Из ворот тянет солодом, влагой и сном.

Корпорант дирижирует тростью на дрожках

И бормочет в беспомощной схватке с вином.

           Вот Валькирия с кружкой… Скользнешь по фигуре,

Облизнешься — и дальше. Вдоль окон — герань.

В высоте, оттеняя беспечность лазури,

Узких кровель причудливо-темная грань.

           Бродишь, бродишь. Вдруг вынырнешь томный к Неккару.

Свет и радость. Зеленые горы — кольцом,

Заслонив на скамье краснощекую пару,

К говорливой воде повернешься лицом.

           За спиной беглый шепот и милые шашни.

Старый мост перекинулся мощной дугой.

Мирно дремлют пузатые низкие башни

И в реке словно отзвуки арфы тугой.

           Вы бывали ль, принцесса, хоть раз в Гейдельберге?

Приезжайте! В горах у обрыва теперь

Расцветают на липах душистые серьги

И пролет голубеет, как райская дверь.