Изменить стиль страницы

— А откуда пришел корабль? — осведомилась я у Ирины.

— Из Англии, но по пути на борт взяли еще нескольких пассажиров.

Я ничего не ответила, но мне стало немного обидно, что австралийцам британские эмигранты были явно больше по душе, чем мы.

Мы стали всматриваться в лица прибывших в надежде побыстрее увидеть Розалину.

— Вон она! — закричала Ирина, показывая куда-то на середину сходней. Я присмотрелась внимательнее. Женщина, которая спускалась по ступенькам, не была похожа на ту Розалину, которую я знала на Тубабао. Когда-то мертвенно-бледная кожа теперь была покрыта здоровым загаром, и шла она, не опираясь на трость. Темных пятен, просвечивающихся из-под кожи, больше не было. Заметив нас, она закричала:

— Ирина! Аня!

Мы обе бросились к ней. Обнимать ее такую, здоровую и радостную, было непривычно.

— Дайте-ка я посмотрю на вас! — воскликнула она, отступая на шаг. — Вы обе замечательно выглядите. Миссис Нельсон, наверное, о вас хорошо заботится!

— О да! — сказала Ирина, смахивая со щеки слезинку. — Ну и как ты, бабушка? Как ты себя чувствуешь?

— Я никогда и не думала, что мне может быть так хорошо, как сейчас, — сказала Розалина, и по блеску глаз и загоревшей на солнце коже было видно, что она не притворяется.

Мы стали расспрашивать Розалину о путешествии на корабле, о Франции, и она почему-то отвечала только по-английски, хотя мы обращались к ней по-русски.

Вслед за остальными пассажирами мы прошли на южный конец причала, где с корабля выгружали багаж. Ирина спросила Розалину о людях, с которыми ей пришлось плыть на корабле, и она вполголоса сказала:

— Ирина, Аня, в Австралии мы должны разговаривать только по-английски.

— Но между собой-то можно говорить по-русски, — засмеялась Ирина.

— Особенно когда мы разговариваем между собой! — настойчиво произнесла Розалина, доставая из сумочки брошюру. Это было пособие для приезжающих в Австралию, изданное МОБ.

— Почитайте вот это, — Она раскрыла буклет на загнутой странице и вручила его мне.

Я прочитала отрывок из параграфа, отмеченного звездочкой:

«Пожалуй, самое важное для вас — овладеть языком, на котором разговаривают австралийцы. Австралийцы не привыкли слышать иностранную речь. Они склонны настороженно относиться к людям, чей язык им непонятен. Открыто разговаривая на своем родном языке, вы рискуете вызвать у австралийцев настороженность, и они станут относиться к вам как к чужаку… Более того, старайтесь избегать жестикуляции при разговоре, это сразу обратит на себя их внимание».

— Похоже, для них важнее всего, чтобы мы не «обращали на себя внимания», — сказала Ирина, не скрывая иронии.

— Теперь понятно, почему на нас так смотрели, — добавила я.

Розалина забрала у меня буклет.

— И еще кое-что, — продолжила она. — Когда я подала заявление на выезд в Австралию, ко мне в больницу прислали какого-то человека, и он стал выведывать у меня, как; я отношусь к коммунистам, не сочувствую ли я им.

— Не может быть! — удивилась Ирина. — После всего, что с нами сделали, что мы потеряли… Мы для них что, красные?!

— Именно так я ему и сказала. — Розалина кивнула головой. — «Молодой человек, вы что, действительно считаете, что я могу поддерживать власть, которая расстреляла моего отца?»

— Это из-за конфликтов в Корее, — вмешалась я. — В каждом русском они видят шпиона.

— Азиатам еще хуже, — сказала Ирина. — Виталий говорит, что цветных вообще не пускают в страну.

Раздался мощный гудок, и мы дружно повернулись к крану, который опускал на причал сетку с багажом.

— Это мой. — Розалина указала на синий чемодан с белой каемкой. Когда пассажирам разрешили забрать вещи, мы встали в общую очередь.

— Аня, вон тот черный футляр тоже мой, — сказала Розалина. — Сможешь его поднять? Он тяжелый. А Ирине дадим чемодан.

— А что в нем? — спросила я, хотя уже догадалась сама, как Только почувствовала вес футляра и уловила запах машинного масла.

— Это швейная машинка, я купила ее во Франции, — объяснили Розалина. — Я собираюсь заняться шитьем, чтобы помочь вам.

Мы с Ириной переглянулись.

— В этом нет необходимости, бабушка, — мягко произнесла Ирина. — У нас для тебя приготовлена комната. Денег за нее просят немного, и мы вполне справимся сами, пока работаем по контракту.

— Не может быть, чтобы вам это было по карману, — недоверчиво произнесла Розалина.

— Может, — ответила я, однако не стала говорить, что продала привезенные из Шанхая драгоценности и открыла счет в банке. Денег за камни я выручила не так много, как рассчитывала, потому что, как объяснил ювелир, сейчас в Австралии очень многие иммигранты распродавали свои драгоценности. По на то, чтобы оплачивать жилье Розалины до окончания нашего контракта, денег хватило бы.

— Глупости, — отрезала Розалина. — Вам нужно экономить изо всех сил.

— Бабушка, — сказала Ирина, поглаживая ее по руке. — Ты так долго болела. Нам с Аней хочется, чтобы ты отдохнула и не думала ни о чем.

— Да ну! Я и так уже отдохнула, — отмахнулась Розалина. — Теперь я хочу помочь вам.

Мы настояли на том, чтобы поехать домой на такси, хотя Розалина, чтобы не тратиться лишний раз, хотела везти свою швейную машинку на трамвае. Она согласилась на такси только после того, как мы сказали, что из автомобиля она сможет лучше осмотреть город. Несколько таксистов не захотели нас брать, но в конце концов мы сели в машину.

Город, в котором ей предстояло жить, явно вызывал у Розалины такой интерес и восторг, что нам с Ириной даже стали немного стыдно. Она открыла окно и рассказывала о разных достопримечательностях, мимо которых мы проезжали, как будто прожила в этом городе всю жизнь. Даже таксист был впечатлен.

— Это башня компании «Объединенные Радиокомпании Австралазии», — говорила она, указывая на коричневое строение, на крыше которого стояла конструкция, напоминающая маленькую Эйфелеву башню. — Это самое высокое здание в городе. Они даже выше максимально допустимой высоты. Ее разрешили построить только потому, что посчитали не домом, а коммуникационной конструкцией.

— Откуда ты столько знаешь про Сидней? — спросила у нее Ирина.

— Мне несколько месяцев нечем было заняться, поэтому я читала о нем все, что мне попадалось под руку. Медсестры приносили мне книги и газеты, один раз даже привели австралийского солдата. К сожалению, он был из Мельбурна, но все равно довольно много рассказал мне о культуре этой страны.

Добравшись до Поттс-пойнт, мы застали Бетти и Виталия в кухне. Они спорили. Пахло жареной картошкой, ростбифом, и, несмотря на то что на дворе стояла зима, все окна и двери были открыты, чтобы проветрить душное помещение.

— Ему, видите ли, захотелось приготовить какое-то экзотическое иностранное блюдо, — недовольно говорила Бетти. Вытерев пальцы о передник, она протянула руку Розалине. — А я хочу, чтобы наши гости ели только самое лучшее.

— Рада с вами познакомиться, миссис Нельсон, — вежливо произнесла Розалина, пожимая ей руку. — Хочу поблагодарить вас за то, что вы позаботились об Ирине и Ане.

— Зовите меня Бетти, — ответила хозяйка, поправляя прическу. — И не стоит меня благодарить. Они мне стали как дочери.

— И что за иностранное блюдо ты собрался готовить? — спросила у Виталия Ирина, толкнув его локтем в бок.

Он закатил глаза.

— Спагетти-болонезе.

В зимние дни было достаточно тепло, чтобы обедать на улице, поэтому мы решили вынести на веранду стол и несколько стульев. Виталию поручили резать мясо, а Ирина разложила на тарелки овощи. Розалина села рядом с Бетти, и я не могла не засмотреться на них, дивясь их поразительному сходству. Если смотреть на каждую в отдельности, было понятно, что это две разные женщины, но когда они находились рядом, сразу становилось заметно, до чего они похожи. На первый взгляд у них как будто не было ничего общего: одна — аристократка старого мира, повидавшая на своем веку войны и революции, другая — женщина из рабочей семьи, которой удалось скопить денег, чтобы открыть кафе и поселиться на Поттс-пойнт. Но после первых же слов, сказанных друг другу, между Розалиной и Бетти установились такие отношения, которые бывают между давними подругами.