— Спасибо, не надо, — сказала я. — Я уже попробовала «кола-спайдер».

В пятницу свое свободное от работы утро я провела в Центральной библиотеке. Сквозь стеклянный куполообразный потолок в читальный зал лился неземной свет. Я держала перед собой «Записки из Мертвого дома» Достоевского, думая о том, насколько трудно читать такое сложное произведение в переводе. Я взяла русско-английский словарь и упорно сверялась с ним до тех пор, пока не поняла, что все это бессмысленно, В этом трагическом романе о природе человечности не было никаких зацепок, которые помогли бы мне в поисках матери, Я не нашла в нем ничего, кроме того, что мне было известно из атласа: Омск находится в Сибири. В конце концов мне пришлось признать, что я, подобно утопающему, просто хватаюсь за соломинку.

На Поттс-пойнт я вернулась уставшая и удрученная. Солнце пекло, но с моря начинал дуть свежий бриз. Возле ворот я сорвала цветок герани и шла по дорожке к дому, рассматривал его. В дверях внезапно возник мужчина, который надевал шляпу. Мы чуть не столкнулись. От неожиданности он отступил назад, но потом на его лице появилась широкая улыбка.

— Привет, — сказал он. — Ты, должно быть, одна из девочек Бетти?

Ему было лет тридцать с небольшим; черные как смоль волосы и зеленые глаза делали его похожим на Грегори Пека, портрет которого висел в кафе. Я заметила, что взгляд мужчины скользнул от моего лица к лодыжкам и обратно.

— Да, я живу у Бетти, — сказала я. Я не собиралась говорить, как меня зовут, пока он сам не представится.

— Я Адам. Адам Брэдли, — произнес он, протягивая руку. — Я живу наверху.

— Аня Козлова, — представилась и я.

— Осторожнее с ним! Это очень опасный мужчина! — раздался женский голос у меня за спиной.

Я обернулась и увидела на противоположной стороне улицы симпатичную девушку со светлыми волосами, которая махала мне рукой. На ней была узкая прямая юбка и блузка, через руку перекинут ворох платьев. Она открыла дверь «фиата» и бросила их на заднее сиденье.

— А, Джудит! — крикнул ей в ответ Адам. — Видишь ли, и только что собирался попробовать начать жизнь заново с этой прекрасной молодой женщиной.

— Тебе уже никогда не начать жизнь заново, — засмеялась девушка. — И кто та расфуфыренная дамочка, которую ты хотел провести в дом вчера вечером? — Она посмотрела на меня. — Кстати, меня зовут Джудит.

— Аня. Я видела ваше платье на витрине. Оно изумительное.

— Спасибо, — отозвалась она, улыбаясь. — В конце недели я буду на показе, но в любое другое время заходи. Ты высокая, стройная и красивая. Могу тебя взять моделью.

Джудит уселась за руль и резко развернула машину. Взвизгнули тормоза, и автомобиль остановился перед нами.

— Подвезти тебя в редакцию, Адам? — спросила она, наклонившись к окошку с пассажирской стороны. — Или журналисты и правда не работают днем, а только вечером?

— Хм. — Адам сделал вид, что задумался, потом на прощание прикоснулся пальцами к краю шляпы и открыл дверь автомобиля. — Приятно было познакомиться, Аня. Если Джудит не подыщет тебе работу, может быть, я смогу помочь.

— Спасибо, но у меня уже есть работа, — ответила я.

Джудит несколько раз просигналила и вдавила в пол педаль газа. Я проводила взглядом рванувшую вверх по улице машину, которая по дороге едва разминулась с двумя собаками и мужчиной на велосипеде, и поднялась на свой этаж. У меня оставалось еще два свободных часа до того, как нужно будет идти в кафе, и я зашла в кухню, решив сделать себе бутерброд. Воздух в квартире застоялся, поэтому я открыла стеклянные двери, чтобы проветрить помещение. В холодильнике нашелся кусочек сыра, в буфете — половинка помидора, и я, нарезав их, положила на хлеб. После этого я налила себе стакан молока и вынесла обед на веранду. Беспокойные волны гуляли по гавани, несколько яхт снимались с якоря. Я никак не ожидала, что Сидней окажется таким красивым городом. Здесь царила праздничная атмосфера, как где-нибудь в Рио-де-Жанейро или Буэнос-Айресе. Однако я понимала, что первое впечатление может быть обманчивым. Виталий рассказывал, что он живет в районе, где лучше без особой надобности не выходить одному ночью на улицу. На двух его друзей напали после того, как они разговаривали на людях по-русски. С этой стороной жизни в Сиднее я еще не сталкивалась. Некоторые посетители иногда начинали нервничать, когда я не понимала, что они заказывают, но в целом люди вели себя вежливо.

В глубине квартиры неожиданно хлопнула дверь. Наверное, решила я, это или в спальне, или при выходе на лестницу Я пошла к двери, но оказалось, что и она, и окно над ней плотно закрыты. Посмотрев за угол, я убедилась, что дверь в мою спальню тоже закрыта. Звук снова повторился, и на этот раз я увидела, в чем дело: в соседней с нашей спальней комнате сквозняк то открывал, то захлопывал дверь. Я подошла, взялась за ручку, чтобы плотнее закрыть ее, но тут меня разобрало любопытство и я осторожно заглянула внутрь.

Эта комната была немного больше той, которую занимали мы с Ириной, но, как и у нас, здесь были две кровати, стоящие у противоположных стен. Красно-коричневые покрывала были украшены черными кисточками, под окном стоял комод. Воздух здесь явно застоялся, но пыли не было, и ковер на полу был чист. Над одной из кроватей висел рекламный плакат к крикетному матчу 1937 года. Над другой кроватью были приколоты несколько наградных лент по легкой атлетике. Подняв глаза, я заметила на шкафу рыболовное снаряжение, а за дверью теннисную ракетку. На маленьком комоде стояла фотография в рамке. На снимке двое молодых людей в форме обступили улыбающуюся Бетти с обеих сторон. Они стояли на фоне корабля. Рядом с фотографией лежал фотоальбом в кожаном переплете. Я перевернула обложку и увидела пожелтевшую фотографию двух светловолосых мальчиков в лодке. Они оба держали открытки, на которых была написана цифра «2». Близнецы. Рука невольно поднялась к губам, я опустилась на колени.

— Бетти, — всхлипнула я. — Бедная, бедная Бетти.

Грусть нахлынула на меня волной. В памяти возникло заплаканное лицо матери. Я поняла назначение этой комнаты. Здесь оживали воспоминания и оплакивалось прошлое. Здесь Бетти оставляла свою печаль, чтобы продолжать жить. Я поняла, что значит эта комната для хозяйки, потому что у меня самой было нечто подобное. Но не место, а матрешка помогала мне сохранить веру в то, что мать, которую я потеряла, оставалась частью моей жизни. Благодаря незатейливой игрушке я всегда помнила, что единственный родной человек, который у меня остался, живет не только в моих мечтах.

Я долго пробыла в комнате и все время плакала, плакала, пока не начали болеть ребра и не закончились слезы. Посидев там еще какое-то время, я вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Бетти я так и не рассказала, что побывала в комнате горестных воспоминаний, но с того дня стала чувствовать особую связь с ней.

После работы мы с Ириной решили прогуляться по Кингс-кросс. В такое время люди обычно высыпали из баров и кафе и с напитками в руках, куря и смеясь, шли по Дарлингхерст-стрит. Проходя мимо одного из баров, мы услышали «Любовь под сенью ночи», которую исполняли на фортепиано. Я подумала, что это, возможно, играет Джонни, и стала всматриваться в открытую дверь, но сквозь толпу ничего не было видно.

— В Шанхае я пела в таких заведениях, — сказала Ирина.

— Ты могла бы заниматься этим и здесь, — ответила я.

Она покачала головой.

— Они хотят слушать песни на английском. Да и вообще, после недели работы в кухне я слишком устаю, чтобы заниматься чем-то еще.

— Не хочешь где-нибудь присесть? — предложила я, показывая в сторону кафе на другой стороне улицы с вывеской «Коне Плейс».

— Ты за неделю не напробовалась молочных коктейлей на работе?