— Я вам очень благодарна, — сказала я. — Мне стыдно, что я поступила столь неразумно. Я чувствовала, что старуха обманет меня, но не подумала, что она может меня ограбить.

Дмитрий подошел к окну и стал всматриваться в сад.

— Я полагаю, ты еще неопытна для жизни в таком городе, как Шанхай. Те русские, которые окружали тебя, были слишком… рафинированными. Я рос в другой среде и очень хорошо знаю, какими негодяями могут быть люди.

Какое-то время я смотрела на юношу, не в силах оторвать глаз от прямой спины и широких плеч. Он казался мне удивительно красивым, вот только смуглость его кожи по-прежнему оставалась загадкой.

— Вы, наверное, думаете, что я глупая и избалованная, — запинаясь, произнесла я.

Он тут же повернулся ко мне.

— Я думаю, что ты очень красивая и умная. Я никогда не встречал таких людей, как ты… Ты как будто из сказки… Принцесса.

Я ссыпала остатки ожерелья обратно в мешочек.

— В то утро, когда мы встретились в саду, вы так не считали. Тогда вы остались с Мари и Франсин, — напомнила я, — а я для вас была глупой школьницей.

— Что ты! — искренне изумился Дмитрий. — Мне просто показалось, что Амелия ведет себя слишком вызывающе… Я ревновал.

— Ревновали? К чему?

— Мне самому очень хотелось ходить в хорошую школу. Изучать французский язык и искусство.

— А! — смогла лишь произнести я, в недоумении уставившись на него. Все это время я жила с мыслью о том, что он смотрит на меня свысока.

Дверь в гостиную распахнулась, и в комнату влетела Мэй Линь. Но, увидев Дмитрия, девчушка резко остановилась и отступила назад, робко положив руку на подлокотник дивана.

На прошлой неделе у нее выпали два передних зуба, поэтому она немного шепелявила.

— Мистер Сергей просит узнать, не хотите ли вы чаю, — вежливо сообщила Мэй Линь по-русски.

Дмитрий рассмеялся и хлопнул себя по колену.

— Она, наверное, от тебя этому научилась! — воскликнул он. — У нее выговор аристократки.

— Может, вы останетесь на чай? — спросила я. — Сергей будет рад вас видеть.

— К сожалению, не могу, — ответил молодой человек, протянув руку за шляпой и плащом. — Мне нужно быть в клубе на прослушивании нового джаз-банда.

— Но вам бы больше хотелось изучать французский язык и искусство?

Дмитрий снова рассмеялся, и от его смеха у меня потеплело на душе.

— Когда-нибудь, — сказал он, — Сергей наконец позволит привести тебя в клуб.

На улице вовсю сверкало солнце, воздух был свеж, и дышалось легко. После общения с Дмитрием настроение у меня улучшилось. Сад был наполнен звуками, запахами, разноцветьем. Ворковали голуби, вдоль дорожки цвели пурпурные астры. Я ощущала острый запах мха, который облепил фонтан и те участки стены, которые всегда находились в тени. Мне вдруг ужасно захотелось взять Дмитрия за руку и побежать к воротам, но я поборола в себе это желание.

Дмитрий оглянулся на дом.

— Тебе здесь хорошо, Аня? — внезапно спросил он. — Наверное, тебе одиноко.

— Я уже привыкла, — ответила я. — В моем распоряжении библиотека, а в школе у меня есть подруги.

Он остановился и, нахмурившись, носком туфли отбросил в сторону камешек, лежавший на дорожке.

— Дела клуба отнимают у меня все время, — вздохнул он. — Но, если хочешь, я мог бы приезжать к тебе. Что, если мы будем проводить вместе пару часов по средам?

— Замечательно! — отозвалась я, сложив перед собой ладони. — Мне бы тоже очень этого хотелось.

Старая служанка отодвинула задвижку на воротах, чтобы выпустить нас на улицу. Смотреть ей в глаза я не решалась. Интересно, слышала ли она о том, что произошло с ожерельем, и стала ли еще больше презирать меня из-за этого? Впрочем, она, как всегда, лишь угрюмо молчала.

— Так чем займемся в следующую среду? — спросил Дмитрий и свистнул, подзывая рикшу. — Если хочешь, можем поиграть в теннис.

— Нет, мне этого и в школе хватает, — сказала я и представила себе, как он кладет мягкую руку мне между лопатками, другой сжимает мои пальцы и щекой касается моего лица. Прикусив губу, я какое-то время смотрела на Дмитрия, пытаясь понять, чувствует ли он то же, что и я. Но его лицо оставалось непроницаемым. Поколебавшись секунду, я собралась с духом и скороговоркой выпалила:

— Я хочу, чтобы вы научили меня танцу, который танцевали с Мари и Франсин. — Дмитрий, не сдержав удивления, отступил на шаг. Я почувствовала, что мое лицо заливается краской, но смело продолжила: — Танго!

Он рассмеялся, запрокинув голову так, что стали видны все его белоснежные зубы.

— Это не совсем обычный танец, Аня. Думаю, нам придется спросить разрешения у Сергея.

— Я слышала, он сам когда-то был отличным танцором, — произнесла я напряженным от волнения голосом. Хотя Дмитрий и назвал меня красивой и умной, я чувствовала, что по-прежнему остаюсь для него лишь юной школьницей. — Может, стоит попросить, чтобы он сам научил нас?

— Может быть, — снова рассмеялся Дмитрий. — Он, конечно, к тебе прекрасно относится, но думаю, будет настаивать на венском вальсе.

У ворот остановился рикша в изодранных шортах и видавшей виды рубашке. Дмитрий назвал адрес клуба. Я стояла рядом, пока он садился в повозку.

— Аня, — окликнул меня Дмитрий. Я подняла голову и увидела, что он наклонился в мою сторону. Я подумала, что он хочет поцеловать меня, поэтому подставила щеку, но Дмитрий приложил к моему уху руку и прошептал: — Аня, я хочу, чтобы ты знала: я хорошо понимаю, каково тебе. Когда мне было столько же лет, как и тебе, я тоже потерял мать.

Сердце было готово выскочить у меня из груди.

Он подал знак рикше, и они двинулись по улице. У самого поворота Дмитрий обернулся и помахал мне рукой.

— Так, значит, в следующую среду! — прокричал он.

Мое тело покрылось гусиной кожей. Мне стало так жарко, что показалось, будто я вот-вот расплавлюсь. Оглянувшись, я увидела старую служанку, которая тощей рукой придерживала створку ворот и не сводила с меня глаз. Я бросилась мимо нее, через сад, в дом. Разыгравшиеся чувства китайским оркестром гремели в моем сердце.

4. «Москва — Шанхай»

Зима в Шанхае не была такой суровой, как в Харбине, но она и не была такой красивой. Снег не укутывал дома и улицы белым одеялом. С карнизов не свисали сосульки, искрящиеся, как кристаллы, да и ее приход не был тихим и спокойным. Здесь зима имела другое лицо: бесконечное серое небо, угрюмые, неприветливые люди на грязных дорогах и воздух такой влажный и промозглый, что от каждого вдоха бросало в дрожь и портилось настроение.

Зимний сад имел ужасный вид. Клумбы превратились в островки грязи, на которых могли выжить разве что самые стойкие растения. Ствол гардении я обернула сеткой и утеплила. Остальные деревья стояли голые, мерзли без листьев на ветках и снега у стволов. По ночам, похожие на скелеты, восстающие из могил, они бросали страшные тени на мое окно. Ветер завывал в ветвях, и от него дрожали в рамах оконные стекла и мерцали на потолке отблески лампы. Сколько бессонных часов я провела в постели, плача от тоски по матери, представляя ее голодной и дрожащей от холода!

Но если цветы и другие растения погрузились в зимнюю спячку, мое тело, наоборот, начало расцветать. Сначала я заметила, что у меня стали длиннее ноги. Теперь, лежа в кровати, я почти касалась ими спинки, противоположной от изголовья. Значит, думалось мне, я буду такой же высокой, как и мои родители. Талия у меня сделалась тоньше, а бедра шире; детские веснушки начали сходить, кожа приобрела молочно-белый оттенок. Потом, к моей радости, у меня начала расти грудь. Я с интересом наблюдала, как она наливалась, словно два весенних бутона, начиная рельефно выступать под свитером. Волосы остались светло-рыжими, но брови и ресницы потемнели, голос звучал теперь более женственно. Кажется, единственным, что, кроме волос, осталось во мне неизменным, были голубые глаза. Все эти перемены происходили так быстро-, что я волей-неволей начала думать, что в прошлом году мое развитие было чем-то приостановлено, как течение речки, поперек которой упало дерево. Но в Шанхае случилось нечто такое, что смело преграду и освободило дорогу для удивительного преображения.