Я проводила часы, сидя на краешке ванны и изучая в зеркале свое новое тело. Изменения, происходившие со мной, и радовали, и печалили. Каждый этап превращения в женщину делал меня ближе к Дмитрию, но я переставала быть тем ребенком, которого помнила мать. Той девочкой, которой она пела песню про грибы и на пухлой ручке которой остались синяки, когда мать сильно стискивала ее, не желая расставаться с дочерью. «Узнает ли мама меня теперь?» — думала я.

Дмитрий сдержал слово и стал приезжать ко мне каждую среду. В танцевальном зале мы отодвинули диваны и кресла к стене и упросили Сергея научить нас танцевать. Как и думал Дмитрий, Сергей настаивал на венском вальсе. Под строгими взорами портретов на стенах зала мы с Дмитрием доводили до совершенства повороты и скольжение. Сергей оказался очень суровым учителем; он то и дело останавливал нас, демонстрируя, как правильно нужно передвигаться, держать голову. Но все равно я была счастлива. Какая разница, какой мы разучиваем танец или под какую музыку танцуем, если я нахожусь рядом с Дмитрием? Каждую неделю на те несколько часов, которые я проводила с ним, я забывала о печалях. Поначалу мне казалось, что Дмитрий приезжал только из чувства жалости ко мне или потому, что Сергей втайне от меня просил его об этом. Я очень внимательно следила за выражением лица молодого человека и его поведением, пытаясь найти хоть какие-то признаки, указывающие на то, что и он получает от этих уроков удовольствие. И находила их! Он ни разу не опоздал и, похоже, искренне расстраивался, когда наши занятия подходили к концу. В зале он задерживался несколько дольше, чем это требовалось, чтобы забрать пальто и зонтик. Часто я замечала, что Дмитрий, думая, что я не смотрю на него, наблюдал за мной. Иногда я быстро поворачивалась, и тогда он отводил взгляд, делая вид, что его интересует что-то совершенно другое.

Когда из-под земли показались первые нарциссы и в сад стали возвращаться птицы, у меня наконец случились первые месячные. Я стала женщиной. Я обратилась к Любе, чтобы она спросила у Сергея разрешения поехать в клуб «Москва — Шанхай». Ответ был написан на серебряной карточке с прикрепленной к ней веточкой жасмина: «Не раньше, чем тебе исполнится пятнадцать. Тебе еще надо научиться быть женщиной».

Затем Сергей пообещал научить нас с Дмитрием танцевать болеро. Мне же хотелось танцевать танго, о болеро я никогда не слышала, поэтому расстроилась.

— Что ты, этот танец еще более символичный, — заверил меня Дмитрий. — Сергей и Марина танцевали болеро на своей свадьбе. Он бы не стал учить нас, если бы думал, что мы не готовы для этого.

На следующей неделе Сергей приглушил свет в танцзале. Опустив иглу на граммофонную пластинку, он поставил нас с Дмитрием в такую позицию, что я оказалась настолько близко от молодого человека, что телом ощутила пуговицы на его рубашке. Я даже чувствовала, как бьется сердце Дмитрия. В сгустившемся желтом свете его лицо приобрело демонические черты, а наши тени превратились в гротескные фигуры, в фантастическом танце скользящие по стенам. Сопровождающийся барабанной дробью ритм музыки не замедлялся ни на секунду. Потом вступила флейта, завораживающая, как дудочка заклинателя змей. Мелодическую линию яростно подхватили дерзкие трубы и полные страсти горны. Сергей начал танцевать, молча показывая, какие нужно делать движения. Мы с Дмитрием последовали за ним, двигаясь в такт звону тарелок, приседая и выпрямляясь, устремляясь вперед и медленно отступая назад, неистово покачивая бедрами. Музыка захватила меня и закружила в вихре, унося в иной мир. Внезапно я представила, что мы с Дмитрием король и королева Испании среди склонивших голов придворных, а через мгновение мне уже казалось, что мы скачем верхом по бескрайним цветущим полям в компании с Дон Кихотом. В следующий миг я воображала нас римскими императором и императрицей, проезжающими на колеснице перед ликующими подданными. Танец слился воедино с фантазией, став самым эротическим моментом, который мне когда-либо в своей жизни доводилось испытывать. Сергей уверенно шел впереди, высоко поднятые руки двигались плавно, но шаги были энергичные, смелые. Мы с Дмитрием следовали за ним, почти соприкасаясь телами, замирали на секунду и снова продолжали движение. Мелодия повторялась снова и снова, бросая нас друг к другу, разводя в стороны, заставляя идти вперед, соблазняя и вынуждая прочувствовать накал танца.

Когда Сергей остановился, Дмитрий и я уже не могли дышать. Мы стояли, вцепившись друг в друга, и дрожали от изнеможения. Сергей стал для нас проводником в другой мир и обратно. Я вся горела, но у меня не было сил пройти через зал, чтобы сесть.

Механизм граммофона поднял с пластинки иглу. Сергей включил свет. К своему изумлению, я увидела Амелию и ощутила, как по телу прокатилась волна дрожи. Кончиками пальцев она сжимала сигарету, гладкие черные волосы обрамляли бледное лицо. Амелия выпустила колечко дыма и смерила меня оценивающим взглядом, как генерал, осматривающий войска противника. Ее взгляд был мне неприятен, и она, наверное, почувствовала это, потому что усмехнулась, повернулась на каблуках и вышла из зала.

Вообще-то, я не очень поверила обещанию Сергея взять меня с собой в клуб «Москва — Шанхай», когда мне исполнится пятнадцать лет, но однажды, в августе следующего года, он вышел из своего кабинета и объявил о своем решении поехать вечером в заведение со мной. Амелия принесла изумрудно-зеленое платье, сшитое в ателье миссис Ву, но я с трудом протиснула в него голову, так как успела за это время вырасти. Сергей в срочном порядке вызвал модистку, чтобы перешить его. Когда та закончила работу и ушла, в комнату вбежала Мэй Линь и занялась моей прической. Вслед за ней появилась Амелия с косметичкой в руках. Она наложила румяна мне на щеки и губы и нанесла капельки мускусных духов на запястья и за уши. Затем она откинулась на спинку кресла, довольно взирая на результат своей работы.

— Теперь, когда ты выросла, твой вид уже не так сильно раздражает меня, — заявила она. — Меня выводят из себя сопливые дети, которые стараются казаться взрослыми.

Я знала, что она лжет. Она все так же с трудом терпела меня.

В машине меня посадили между Амелией и Сергеем. Поездка по улице Кипящего Источника прошла как в немом кино. В дверях ночных заведений стояли девушки самых разных национальностей. На них были платья, расшитые блестками, и боа из перьев. Они махали прохожим, призывно улыбаясь и громко приветствуя клиентов. Компании гуляк шатались по тротуарам, наталкиваясь на других прохожих и уличных торговцев, а любители азартных игр собирались группками на углах домов, как мотыльки, слетавшиеся на свет неоновых огней.

— Ну вот и приехали! — воскликнул Сергей.

Дверь машины распахнулась, и мне подал руку мужчина и одежде казака. Он был в медвежьей шапке, и я не смогла удержаться и потрогала ее. Но уже в следующую секунду мое внимание переключилось на великолепную картину, которая открылась передо мной. На белокаменных ступенях лежала красная ковровая дорожка, с обеих сторон которой на столбиках висели золотые шнуры. На дорожке стояла очередь мужчин и женщин, ожидающих входа в клуб. Костюмы мужчин, меха и атласные платья женщин, украшения — все это сверкало в ярком свете ламп, а вокруг стоял оживленный гомон. Лестница вела к портику с гигантскими колоннами в неоклассическом стиле, там же два мраморных льва охраняли вход. Дмитрий ждал наверху. Завидев нас, он улыбнулся и поспешил вниз, чтобы поздороваться.

— Аня, — сказал он, наклонившись к моему уху, — отныне я буду танцевать только с тобой.

Дмитрий был управляющим клубом, поэтому к нему относились с уважением. Он повел нас по дорожке, и гости почтительно расступились, а казаки стали кланяться. Когда мы вошли в вестибюль, у меня перехватило дыхание. Белые стены из искусственного мрамора и зеркала в позолоченных рамах отражали свет гигантской люстры, свисавшей с потолка, похожего на свод православного храма. В декоративных окнах было нарисовано голубое небо с белыми облаками, отчего казалось, что внутри всегда царит полумрак. Мне вдруг вспомнилось, как отец когда-то, достав из альбома фотографию царского дворца, рассказывал мне о птицах в клетках, которые пели каждый раз, когда кто-нибудь входил в зал. Но в клубе «Москва — Шанхай» поющих птиц не было, лишь несколько молодых девушек в национальных русских костюмах принимали у гостей шляпы и манто.