— Фигушки! — ответила Нинка.

— Давай ты первый, Борька, — сказал Петька. — Тебе нужнее всех.

Борька крепко взялся за жердь двумя руками, медленно перенёс через порог сначала одну ногу, потом другую и повис. Лицо его потемнело от напряжения. Петька и Нинка затаили дыхание. Потом он обхватил жердь ногами и медленно съехал вниз, выпрямляя руки, быстро перехватил жердь руками и съехал пониже. Потом ещё раз, ещё. Всё быстрее и увереннее спускался Борька. Где-то на середине он задержался, поёрзал всем телом и снова поехал вниз.

— Ты чего? — спросил Петька.

— Сучок, — ответил Борька и спрыгнул на землю. — Всё. Теперь ты.

Петька глянул вниз: похоже, что земля стала дальше, с тех пор как спустился Борька.

— Борька, быстрей! — донеслось из-за забора.

— Лезь скорее, — сказал Борька. — Мне бежать пора.

— Лестницу приставь! — крикнул ему Петька.

— Тяжела больно, одному не поднять. Да ты не бойся, тут невысоко.

Деваться было некуда. Петька зажмурился, лёг на живот, ухватился руками за жердь и стал ногой нащупывать её за порогом. Мимоходом подумалось, что почему-то совсем не хочется пить. Сопя от натуги, он болтал ногой в воздухе. Наконец жердь нашлась, но совсем не там, где, казалось, должна была находиться.

«Как же — невысоко, — думал Петька, елозя животом по порогу и не решаясь вынести наружу вторую ногу. — Это не с верхней полки в вагоне… Тут осторожно надо… Сам небось…» Что «сам» — он додумать не успел, потому что услышал совершенно перепуганный, совершенно родной, совершенно непонятно откуда взявшийся здесь голос:

— Боже мой! Что тут происходит? Петя?! Сейчас же прекрати!

Подстёгнутый не сознанием, а инстинктом, Петька влетел обратно на чердак и оттуда ошеломленно уставился вниз. Да, это была мама. Со своей абсолютно знакомой Петьке индийской кожаной сумкой, в незнакомой цветастой шляпке, в лёгком платье, она стояла посреди двора и смотрела на него расширенными от ужаса глазами.

— Мама! — завопил Петька и рванулся к жерди.

— Назад! — взвизгнула мама и топнула ногой. — Отойди от двери! Сейчас же сядь на пол, а то упадёшь! Как ты туда попал?!

— По лестнице, — машинально ответил Петька.

— По какой лестнице? Где она?! Сейчас же давай её сюда! — бушевала внизу мама.

— Вот она, — показал Борька. — Мы её отпихнули, чтобы к нам Витька не залез.

— Что?! Какой Витька?! А кто ты такой? Как можно лазить по такой лестнице, с неё же можно упасть?! Надо позвать взрослых, чтобы они сняли его оттуда. У вас тут есть пожарные?

Жаркая волна ударила в лицо Петьке.

— Мама! — взревел он и, сам не понимая как, очутился на жерди. Он не помнил, как съезжал по ней, не чувствовал ни рук, ни ног, ни сучка, проехавшего по животу, и очнулся только тогда, когда уже стоял на земле. Мама была белой как простыня и держалась за сердце.

— Петя! — только и смогла прошептать она.

Петька молча прижался к ней.

Потом они вместе с мамой приставили лестницу. Мама взобралась по ней до середины, где встретила Нинку, и, держа её за руку, медленно и неудобно спустилась с ней на землю. Нинка не вырывалась, хотя Петька видел, что ей страшновато слезать по лестнице, держась только одной рукой. И он был благодарен Нинке за деликатность.

Положить жердь на место, под скат крыши, мама запретила.

— Придёт Василий и сделает это сам, — сказала она таким голосом, что Петька тут же замолк, а Нинка незаметно исчезла со двора. Борька смотался ещё раньше.

Потом мама мыла Петьку, мазала ему йодом царапину на животе, дула на неё и охала. Когда она увидела ссадины на локте и колене, у неё поджались губы. Петьке был хорошо знаком этот признак, и он затих. Молча он дал переодеть себя, причесать, заклеить царапину пластырем, без звука надел носки и панаму. Потом он так же молча съел две куриные котлеты, пирожные и выпил наконец из термоса холодного клюквенного морса. Он знал, что, когда он ест, мама добреет. Допив морс, он искоса поглядел на маму и решился заговорить.

— Спасибо, очень вкусно, — сказал он сперва, зная, что такое высказывание благотворно действует на мамино настроение. — Как я рад, что ты приехала, я очень скучал, — добавил он на всякий случай: и так было ясно, что он рад и скучал. Но слишком уж опасные дела творились прямо на маминых глазах. Она вполне могла посчитать, что его подучили Нинка и Борька, и запретить ему играть с ними. Недаром она всё ещё молчит. С папой было бы проще. Кстати, а где папа?

— Мам, а где папа? — спросил он. Губы у мамы снова поджались.

— Сейчас он очень занят на работе и отложить свои дела не захотел, — сказала она.

— А почему ты его не подождала? — спросил Петька и тут же пожалел.

Мама быстро убрала термос в сумку и приказала:

— Поел? Иди в дом и почитай книгу. Совсем разучишься за лето читать.

Петька пошёл в дом, сел на свою кровать и задумался. Похоже, что мама с папой поссорились, и поссорились из-за него. Наверное, папа не хотел, чтобы мама ехала сюда одна, а может быть, не хотел, чтобы она вообще сюда ехала. Наверное, он хотел, чтобы Петька для воспитания пожил здесь без родителей, а мама не выдержала. Да, похоже, что так. Мама взяла отпуск и приехала сюда отдыхать. Это значит, что папа тоже скоро приедет. Здорово! Всё, никакой Витька больше не страшен.

— Мама, — закричал Петька, выскакивая на крыльцо, — когда папа приедет?

— Мы сами поедем к нему, — сказала мама чужим голосом.

— Куда к нему? — спросил Петька ошеломленно и вдруг испугался. — Он что, заболел?

— Нет, он здоров. Но я не могу оставить тебя здесь, где ты находишься без всякого присмотра и подвергаешься постоянной опасности.

— Какой опасности? — спросил Петька, лихорадочно соображая, о чём говорит мама. То, что она видела — не в счёт, эта опасность не постоянная, и можно дать честное слово, что не будешь лазить на чердак.

— Ты писал в своём письме, что совершенно один, с каким-то там Борькой, ходишь в лес на озеро, на болото. Ты ешь немытую чернику прямо с земли. Ты можешь заблудиться, утонуть, у тебя могут развиться кишечные заболевания. А то что я видела сегодня? Кошмар! Завтра же едем домой. Я сняла дачу для бабушки с тётей Зиной, будешь жить с ними. Бабушка там за тобой будет присматривать, и мы с папой сможем приезжать туда достаточно часто. Там я буду спокойна за тебя…

— Никуда я отсюда не поеду! — неожиданно для самого себя сказал Петька.

Мама с тётей Ксенией и дядькой Василием сидели в комнате за закрытыми дверями. Петька лежал в постели и прислушивался. Он догадывался, что разговор идёт о нём, о том, что мама увезёт его завтра. Очень хотелось знать, что говорит тётя, а что дядька Василий. Что может сказать мама, Петька знал. Можно было бы подкрасться к дверям и подслушать, но это было бы нечестно. Петька представил, как мама возьмётся за щёки, если его увидит, как скажет: «Петя, как ты мог?» — и он не решился. В комнате было темно, только серым силуэтом виделось окно. Изредка оно коротко освещалось, и Петька знал, что это зарницы, что где-то далеко-далеко собирается гроза.

«Борька говорил, что после грозы рыба хорошо ловится, — подумал он. — Завтра пошли бы на озеро. Лесом пошли бы, Борькиной тропинкой, Витьку обманули бы. Удочки бы взяли, наконец. Я бы много рыбы наловил, и всю большую. Или в лес пошли бы за черникой. А потом я её ел бы с сахаром и со сметаной. В лесу не страшно, там легко спрятаться. Вон мы от Нинки как спрятались: раз — и нету. Витька — тяжёлый, когда идёт — наверное, треск на весь лес стоит. Борька его сразу услышал бы. Витька прошёл бы совсем рядом и не заметил нас. Конечно, было бы страшно, но интересно. А на даче что? Гулять по участку? Ну, книжку можно почитать, в солдатиков поиграть, в разные настольные игры с бабушкой. Такого друга, как Борька, там точно не будет. И Нинки. Витьки, правда, тоже не будет, кончится постоянный страх, это хорошо. Но ведь я от Витьки каждый раз спасался, а он каждый раз побеждённый был. А на даче — никаких побед, одна скука». Сон всё никак не шёл к Петьке. Зарницы стали чаще, занавеска на окне заколыхалась, поднимаясь и опадая, Петька скорее угадывал, чем видел это. Вдоль комнаты потянуло ветром, заскрипела, отворяясь, дверь, и голоса стали слышны.