Бен ощущал некоторые угрызения совести из-за того, что так обошелся с малознакомым человеком, а особенно потому, что пришлось причинить ему такие неудобства, лишив свободы передвижения. Детектив был уверен, он не подвергает жизнь Степански опасности, но осознавал, что в тот момент, когда вынул пистолет, сам ступил на ска­листый гребень, и теперь ему ничего не оставалось, кроме как стараться изо всех сил не свалиться вниз, на острые камни. Имея в своем арсенале вдохновение и воображе­ние, десяток замков и длинных цепей, а также тщательно выбранный бокс в хранилище, он в итоге соорудил такую конструкцию, которой гордился бы сам Руби Голдберг [39].

Основным элементом конструкции являлись сталь­ные подпорки, стоявшие по стенам бокса и пересекавшие потолок. Сам бокс был из самых крупных в хранилище, размером шестнадцать на двадцать футов. Раздетого сни­зу до пояса Степански Бен пристегнул цепями к стенам и к потолку в центре бокса так, что передвигаться тот мог только между раскладным столом-стулом и прикреплен­ным к нему переносным туалетом, который Каллахэн ку­пил в магазине больничного оборудования. Руки Сэта он сцепил за спиной наручниками, обмотал вокруг головы липкую ленту чтобы закрыть рот. Посередине проделал дырку, дабы облегчить узнику дыхание и позволить пить через соломинку содержимое любой из десятка бутылок с водой, соком или питательным белковым напитком, выставленных в ряд. Единственной проблемой могла бы стать жара, но Бен выбрал секцию 89 не только потому, что она дальше всех располагалась от офиса, но и потому, что находилась в затененном месте.

К одиннадцати вечера Степански был «зафиксирован», а сама конструкция проверена и перепроверена. Бен еще дважды навещал своего пленника, чтобы проверить его состояние и пополнить запас напитков. В полдень, за не­сколько часов до того как отправиться в «Уайтстоун», он сел на пол рядом со стюардом и долго и подробно расска­зывал ему о том, что творится в лаборатории, и что он, Бен, надеется с этим сделать. Степански просил отпустить его, обещал тут же уехать домой и молчать обо всем, но Бен уже зашел слишком далеко.

—Я послал коробку, — начал Бен, — профессору в Чикагский университет. В ней — ключи от всех замков и письмо с объяснениями. Через три дня она или перешлет ключи экспресс-почтой в полицию Фейдимена, или прие­дет сама и выпустит тебя. Надеюсь, что этого времени мне хватит, чтобы выяснить, кто и что делает в «Уайтстоуне», и собрать достаточно доказательств, чтобы вывести их из игры и отправить за решетку. Мне на самом деле очень жаль, Сэт, что пришлось втянуть тебя в это, но, думаю, ос­тановить этих людей и прекратить их бизнес гораздо важ­нее, чем твои или мои трудности.

Бен повесил на плечо Степански пару наушников и пригладил к его спине маленький радиоприемник.

—Я сам пробовал, — объяснил он. — Немного практи­ки, и ты сможешь регулировать громкость и настраивать станцию. Здесь их три или четыре, но мне кажется, что ты любишь стиль кантри и вестерн.

Закончив разговор, Бен поставил рядом с водой и со­ком три небольших бутылочки с виски «Джек Дэниэлс» и три с текилой «Хосе Куэрво голд». В каждую была встав­лена соломинка.

— Поскольку ты путешествуешь с нами бизнес-клас­сом, — сказал он Сэту, — эти напитки бесплатно.

Бен вставил ему в уши наушники, похлопал по плечу и вышел.

С той минуты, как Каллахэн открыл дверь своего седь­мого номера, его мучили сомнения, стоит ли рискнуть пройти по «оазису» и добраться до «виннебаго». Если идти, то хорошо бы взять с собой компактный микрофон. Модель этого чуда шпионской техники, которую он при­обрел, была не новой, но вполне пригодной для прослуш­ки. Если его схватят с этим микрофоном, никакие объяс­нения уже не помогут выпутаться. Мало на что надеясь, он попытался позвонить по сотовому Элис Густафсон, чтобы обсудить ситуацию, но связи не было.

Несколько часов, пока совсем не стемнело, Бен отдыхал, читая один из журналов, лежавших на тумбочке у крова­ти, — недавний номер «Пипл». Обычно читать этот журнал было равносильно тому, что пить шоколадное фраппе [40]— не требовалось никаких умственных усилий. Сегодня же ста­тьи про знаменитостей воспринимались с трудом. Где-то недалеко стоял самолет, который готовили к полету куда- то в Южную Америку. В результате этого рейса, Бен был совершенно уверен, кто-то с деньгами, может, даже одна из звезд «Пипл», получит новую жизнь за счет бедняги вроде Лонни Даркина или Хуаниты Рамирес.

Одевшись в темноте, Бен вышел из комнаты во внут­ренний дворик. Воздух был теплым и влажным, черное небо затянуто облаками, с запада дул горячий ветер. Ком­ната семь находилась в конце здания, не дальше пятнад­цати ярдов от забора. По поросшей травой тропинке Бен подошел к забору. За ним чернота неба смешивалась с чер­нотой пустыни, а вдали вспыхивали отблески молний — гроза подступала с нескольких сторон.

Сам «оазис» был освещен скупо, здания стояли близко друг к другу, обеспечивая некоторое прикрытие. Бен ос­мотрел ближайшую постройку, ища камеры наблюдения, не очень надеясь их рассмотреть, даже если они и имелись. Потом он осторожно прошел к своей машине, чтобы взять микрофон и — все-таки — пистолет. В такое время самой вероятной неприятностью могла стать встреча с одиноким охранником. Если с помощью пистолета ему удастся обес­печить себе отход к машине, тогда был шанс пробиться сквозь ворота в начале дороги. Сама идея, что его жизнь зависит от того, выдержат ли они этот натиск, вызвала неприятный комок в горле. У героев из книг никогда не возникало проблем с пробиванием ворот, при этом они не получали ни царапины, но здешние ворота, как подозре­вал Бен, могли оказаться более ударопрочными.

Продолжая искать взглядом камеры, он прошел к сто­ловой в здании три и взял себе диетическую колу. Потом, пытаясь оставаться в тени, направился к соседнему строе­нию, затем к следующему. Молнии вспыхивали уже гораз­до ближе, и Бен мог поклясться, что слышит гром. Самое большое здание, номер пять, изнутри слабо освещалось. Через окна виднелось какое-то сложное оборудование, стоявшее ровными рядами. Было совсем нетрудно и очень неприятно представить, что где-то там пробирку с кровью, на которой написана его, Каллахэна, фамилия, открывают и обрабатывают на одной из этих лабораторных машин.

Улицы «оазиса» казались пустынными. Лишь кое-где свет из окон разрывал ночную мглу. Прижимая к себе сумку с микрофоном, Бен осторожно приближался к «виннебаго», часто останавливаясь и прислушиваясь. Под черной майкой с длинными рукавами он чувствовал неприятную испарину.

Пять минут, потребовавшиеся, чтобы подкрасться к фургону, показались Бену часом. С левой стороны, там, где по-видимому находилось помещение для столовой, из окон пробивался слабый свет. Переднее стекло было за­крыто изнутри занавеской. Тяжело дыша от нервного на­пряжения, Бен опустился на колени перед левым задним колесом и беззвучно расстегнул молнию на сумке. В ней были маленькие наушники, усилитель и цилиндр прием­ника длиной примерно в три дюйма и диаметром с двадца­типятицентовую монету. Вставив наушники, он прижал микрофон к стене фургона. Качество приема не было иде­альным, но Бен слышат голоса и мог разобрать почти все, что говорили в фургоне.

—Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня! Я же вам ничего не сделала! — женский голос, доносившийся из задней части фургона, звучал вполне отчетливо.

—Ничего у него не выйдет! Господи, Конни, ты что, иг­рать не умеешь?

Винсент! Бен был уверен, что узнал его голос.

—Послушай, Руди! У меня есть сын, он еще маленький, его зовут Тедди, я говорила тебе про него. Я ему нужна! Пожалуйста, отпустите меня! Найдите кого-нибудь друго­го, у кого нет ребенка!

—Господи, Конни, дурья твоя башка! Надо было брать две червы! А теперь он их все заберет. Ты что, не поняла, что кроме пик у него ни черта нет? Послушай, Сэнди, или ты перестанешь скулить, или я тебе сейчас запихну в рот носок! И не называй меня Руди, ненавижу это дурацкое имя. И на кой черт я его придумал?