-Офигеть! –Алан всплеснул руками – Ты что, Господь Бог?

-Да, - Тимур улыбнулся –А ты не знал?

-Да пошел бы ты! Что ты трешь вообще? Минуту назад человека в месиво превратил, а скалишься, как будто…

-Не бычься.

-Не бычься?! – взвизгнул Кокой и налетел на Тимура.

Атар удивленно наблюдал за разворачивающейся сценой. Кокой всегда был из них самым дерзким, шумным и нарывистым, наверно по- молодости, но он никогда не смел всерьез орать на Габарая. Никто этого не смел.

-Тимур, какого хера ты его завалил?!!!

-Послушай, гуманист, - заговорил Тимур насмешливо, но сурово, с отчетливыми нотками угрозы. Его ледяной взгляд и тон  отрезвляли, как ведро холодной воды. – Ты, во-первых, убавь громкость, во-вторых, сотвори попроще рожу и, в-третьих, вяжи, падла, мне перед лицом пальцы раскидывать, усек?

Алан притух.

-Не надо корчить из себя Мать Терезу, Кокой, - Тимур повел плечами и сунул руки в карманы куртки. Во всех его небрежных движениях, в его глазах, голосе, манерах была необъяснимая, какая-то царственная власть. Редко, кто мог это осознать, и еще реже, кто мог этому не подчиниться. Это был просто дар притяжения, то, что политики называют харизмой.

-Ты такой же, как и мы, Алан, - четко проговорил Габарай, словно вытравляя свои слова на его мозгах, как на вечном граните – Такой же. Не надо ни в чем себя уговаривать. И оставь эти лишние выебоны, - он поднял глаза и осуждающе пнул его своим строгим взглядом.

-Тимур… - Алан делал последние неуклюжие попытки – Мы не должны были его валить… Ну, это вообще было не в тему.

-Да? – Тимур сокрушенно покачал головой – Господи, Алан, думай, что говоришь. Ведь мы же все-таки не животные. Что ты хотел, чтобы мы загнали его до полусмерти и бросили тут подыхать в муках? Это в тему? Если так, то у тебя консервная жестянка вместо сердца!

Алан долго думал, кусая губы, затем вскинул голову и шмыгнул носом – Да, Габарай. Ты прав. Я прошу прощения.

Тимур улыбнулся и уселся на свой мотоцикл. Но, несмотря на примирение, веселья больше не получилось. Алан ушел в свои мысли, как черепаха в панцирь, и через полчаса все разъехались по домам.

   8.

Тимур долго стоял под холодным душем, тщетно надеясь протрезветь. Атаровский свежак держал его мертвой хваткой. Он всегда знал свою слабую сторону. Чувственность. Да, его тело было жадным до адреналина, как голодный шакал до падали. В нем постоянно бились, пенились и бушевали буйные молодые соки, ища выхода и доводя его до изнеможения. Иногда он сам презирал себя за свою вечную похоть. Он не знал, откуда в нем это, и как противостоять этой болезненной, разрушительной страсти.

Кайф, кайф… Он жадно и судорожно искал его наобум, как слепец в ночной пустыне, и ловил, как капли росы. Он напоминал себе высоковольтный провод без изоляции – опасный и одновременно уязвимый.

Это была даже не простая развращенность избалованного пацана. Он до патологии остро чувствовал все и мог взорваться от любой мелочи: щекочущих капель дождя на своей коже, запаха нежного цветка или вида разложившегося кошачьего трупа, кишащего червями. Внешне ему почти всегда удавалось выглядеть невозмутимой скалой, так что врядли кто    догадывался, какой неуправляемый адский огонь бесился внутри него, как в жерле вулкана.Так было и сегодня. Он до сих пор ощущал, как его любимый «Харлей» подпрыгивает на человеческих костях, как вибрирует и колотится под ним сидение… В тот миг молниеносного озарения его буквально захлестнула нежность к существу, чье тело хрустело под колесами.

Кайф… Жажда ощущений… Он пожирал сам себя, как скорпион.

Тимур обмотался полотенцем и заковылял в свою комнату. Его любимая берлога всегда была для всех его близких людей убежищем. Пол- стены занимал высокий книжный шкаф. Раньше Габарай любил книги. Теперь на нескольких полках осталась только поэзия. Остальное место занимали диски, огромное количество, от классики до рока – поистине гурманская коллекция. Музыку он любил за то же, за что и стихи: за остроту и свободу эмоций. Над кроватью висели Алинины рисунки разных периодов, А на противоположной стене – фотографии мотоциклов всевозможных моделей. Их он собирал семь лет назад, когда занимался мотокроссом. Тогда он познакомился с Кокоем. Именно тогда, в двенадцать лет он впервые убил человека. Бабу. Они вместе с Аланом налетели на нее на полной скорости отцовского «Джипа». Это была ужасная случайность, очень неприятная. Алан неделю после этого ходил молчаливый и потерянный, как мумия, с бледной заплаканной рожей.

Тимур растянулся на кровати и уставился на свои выцветшие фотографии. Вообще, байкерство было как-то не принято у них в городе. И не для кого из них троих это не было религией. Тимур знал, что для Атара мотоцикл был просто развлечением, чистым адреналином. Для Алана и того хуже – тупыми понтами. Он же сам был всей душой привязан к этой груде железа, как к сентиментальной драгоценности, кусочку его детства, тем, что связало его и Кокоя. Ведь мало, чем в жизни он так восхищался и дорожил, как нежным сердцем этого малолетнего психа. Без Алана это все не имело смысла. Пацаны были его братьями. Кокой был его нутром.

Тимур зевнул и закрыл глаза. Четыре угла комнаты, четко отпечатавшиеся, как слайд в мозгу, плавно кружились над ним. Одно за другим ему припоминались события минувших суток. Все было в порядке. Да, весело, хоть и мерзко. Но что-то маленькое и пакостное нарушало безмятежную гладь его хорошего настроения. Нечто едва ощутимое, но назойливое, как жвачка, прилипшая к подошве…

Он тут же отогнал от себя муторные мысли и стал погружаться в дрему. За окном ветер трепал пожелтевшие акации, бросая в стекла сухие листья. «Не надо… Не надо…» - тихо умаляли они. Ветер отвечал им безжалостным завыванием. А они все плакали, бесполезно и жалобно, как сцапанные хулиганами девочки- отличницы. Тимур усмехнулся своим мыслям. «Нет! Нет! Нет!» Ему явственно слышался нежный голосок. Он пробивался издалека и наивно умалял остановиться. Как глупо! Может ли остановиться камень, летящий с горы? Он был похож на такой камень. Весь мир похож на этот камень, обреченный, загаженный мир. Девочка все плакала и плакала. Ее отчетливый голос стал срываться на крик.

Тимур резко сел на постели. Холодок пробежал по его спине. Ведь все происходило наяву!

«Господи! Неужели опять?» - пронеслось в голове. Тимур подскочил, как ужаленный, наспех натянул джинсы и вылетел в коридор. Плач доносился из соседней комнаты. Это была спальня его сестры. Он распахнул дверь и вбежал внутрь. Алина лежала на смятой постели посреди горы мягких игрушек, разметав длинные волосы, и громко хныкала во сне, катаясь по подушке. Тимур начал отчаянно тормошить ее за плечи.

-Аля! Алька!!! Проснись!

Она завопила еще сильнее, отбиваясь от него. Ее сознание оказалось в каком-то ужасном месте между реальностью и сном.