VIII

Жизнь Вилли Гоулда на Сара-Айленде нельзя назвать безоблачной, но беды его были ничто по сравнению с теми испытаниями, кои выпали на долю Капуа Смерти; в сравнении с этим последним он оказался везунчиком. Вскоре по прибытии на остров Капуа Смерть вновь повстречался с Томом Вивёром по кличке Рыкун, и тот подыскал прежнему знакомцу должность полегче, определив его в команду, занимающуюся сбором мидий. Там Капуа Смерть вступил в неприязненные, а затем даже враждебные отношения с приставом — надзиравшим за работою всей команды каторжником по имени Муша Пуг, который в своё время угодил на остров за предосудительные сношения с овцами. На процессе Пуг, обвинённый в скотоложестве, чего-то недопонял и решил, будто его обвинили в содомии. Когда судья спросил его, что может он сказать в своё оправдание, Пуг счёл нужным уточнить, что застукали его с овцою, а вовсе не с бараном. С тех пор он питал лютую ненависть ко всем мужеложцам, ибо считал, что если закон ошибочно причислил его к ним, то и пострадал он по их вине; мания эта стала лейтмотивом его жизни, и, к счастью для него, на Сара-Айленде он имел множество поводов к её утолению.

Будучи застукан Мушей Пугом за продажей корабельного шёлка сиамским девушкам в одной из облюбованных ими рощиц, Капуа Смерть получил сто плетей, был на неделю привязан к «колыбели», а затем отправлен пилить лес в верховья реки Гордон. В один из вечеров у костра в трепетной тени низко склонённых над головами веток мирта он поведал другим пильщикам трагическую историю ломателя машин из Глазго, причём говорил об убийственной силе паровых машин языком столь тёмным и образным, что слушатели по ошибке решили, будто он в них хорошо разбирается и вообще прекрасный механик.

Когда же месяц спустя на Сара-Айленд прибыли огромные деревянные ящики-клети с надписью «Локомотив», в которых находились металлические детали, приложенное к ним руководство по сборке поставило в тупик даже самых опытных корабелов. Отчаянье Коменданта было безграничным, однако Муша Пуг, знавший от своих многочисленных шпионов, что на лесоповале в верховьях Гордона работает негр, который хвастается, будто некогда строил паровые машины, поспешил донести об этом своему хозяину и покровителю.

Будучи призван пред грозные очи Коменданта, Капуа Смерть держался самоуверенно и ободрил оного, а затем, правда в словах туманных и сбивчивых, наставил корабелов на путь истины, хотя на самом деле его указания основывались на смутных воспоминаниях о когда-то читанной им на улице листовке, в которой описывалось новейшее чудо, сотворённое Джорджем Стефенсоном. Однако лишь после того, как Комендант пообещал и самому наставнику, и корабелам, им наставляемым, что заставит оных съесть их собственные яйца, предварительно нарезанные на ломтики и зажаренные на огне, в коем будут гореть обрубки их кривых и никчёмных рук, устрашённый Капуа Смерть сумел донести до корабелов глубинный смысл своих бессвязных речей и подвигнуть их на создание из ящичного хаоса уникального локомотива с мачтой, к коей крепились канаты, поддерживающие двойную горизонтальную дымовую трубу — она торчала сразу с двух сторон парового котла, подобно напомаженным усам.

Когда паровоз был наконец собран, Комендант взял за правило каждый вечер отбывать на нём в поездку, причём с большой помпой, в сопровождении двух сиамских девушек, под звуки оркестра, залпы салютующих пушек и приветствия почётного караула. Он проезжал двести ярдов от вокзала до паровозного депо. Здесь поезд и проводил остаток вечера, описывая возле депо круги, пока у машиниста не начиналась рвота; к тому же от постоянного воздействия центробежной силы колеса, находившиеся с внешней стороны, износились настолько, что весь поезд устало заваливался на один бок. Комендант же имел обыкновение погружаться в меланхолию и, положив голову на колени к одной из сиамских девушек, засыпал.

Когда по прошествии ещё одного года каких-либо иных признаков наступления на Сара-Ай-ленде железнодорожной эры так и не проявилось, Комендант послал во все стороны поисковые партии, дабы те установили, с какой же всё-таки стороны следует ожидать неизбежного пришествия новых железнодорожных линий. Ни одна экспедиция не вернулась. Всех их участников, затерявшихся где-то в трансильванских лесах, Комендант распорядился осудить заочно, ибо ему удалось путём неоднократного прикладывания раскалённого клейма к животу единственного вернувшегося беглеца исторгнуть из того рассказ об истинных обстоятельствах их дезертирства: они сели на скорый поезд, следовавший в Англию, в Озёрный край, а точнее, до городка Эмбл-сайд, причём сделали это на каком-то полустанке близ Френчменз-Кэпа — где, кстати, с того же поезда сошёл Брейди со всей своей Армией Света — и, уже войдя в вагон, объявили о своём намерении никогда более не возвращаться на Сара-Айленд.

Когда Коменданта в уважительной, но категоричной форме поставили перед фактом, что на острове, далёком от цивилизованных стран, едва ли откроется железнодорожное сообщение, способное окупить чудовищные расходы на постройку вокзала, он неожиданно согласился с этим, причём довольно спокойно. А затем открыл присутствующим, что за последние несколько месяцев вообще ни разу не заснул в кабине кружащего по кольцевому пути паровоза, но обсуждал создавшееся положение с неким японским дельцом по имени Магамаша Ямада, на родине которого совсем плохо с лесом; Комендант заключил с ним сделку, пообещав продать на корню все девственные трансильванские леса в обмен на дополнительный подвижной состав, которым этому пирату удалось завладеть во время деловой поездки в Южную Америку. Поставки вагонов позволят справиться с перевозками, объём коих непременно будет расти, когда сведут девственные леса и на очистившиеся земли хлынет поток переселенцев. И тут уж никто не дерзнул сообщить Его Величеству Золотой Маске, что его мозги, и без того не слишком уравновешенные, от бесконечной езды по кругу окончательно съехали набекрень. Так что единственным человеком, который не удивился, когда следующим летом к острову причалили джонки, битком набитые японскими лесорубами, оказался сам Комендант. Он спокойно отправился посмотреть, как с них будут разгружать подвижной состав. Стенки вагонов были изъедены древоточцами и трухлявы, но поскольку Коменданту понравилось ездить исключительно в угольном тендере, который теперь получил громкое название «спецкупе», это уже не имело особого значения.

IX

Пока я наблюдал за тем, как рыба-звездочёт становится в камине клочками обгоревшей бумаги, Капуа Смерть, наклонив голову набок и хитро на меня поглядывая, повёл рассказ о новой своей должности и о том, что после успешного изменения конструкции присланного на остров паровоза его задача состоит в том, чтобы всемерно возвеличивать новое средство передвижения и тем способствовать успешному использованию национальной железнодорожной станции, национального локомотива и остального подвижного состава.

Хорошо понимая, что мне лучше бы побольше слушать и поменьше болтать, я всё-таки не смог удержаться от замечания, что на острове площадью всего в одну квадратную милю ехать практически некуда.

— Вот именно, — заявил старый кабатчик с таким таинственным видом, что я понял: он старается меня заинтриговать; к стыду моему, должен признаться, что ему это удалось, и когда он заметил сие, то добавил: — но будеткуда.

Он сообщил мне, что я непременно должен прибыть на вокзал к вечернему отправлению сара-айлендского экспресса. И пока сгущались мглистые сумерки, пока паровоз разводил пары, готовясь к отправлению, а вечернее небо окрашивалось то в огненные, то в пепельные цвета от взлетавших в него искр и сажи, я стоял босиком, по щиколотку в грязи, у самого полотна, задрав голову вверх, а Комендант из-за опущенной закоптившейся занавески своего «спецкупе» пространно растолковывал мне, на чём основывается его убеждение, что Коммерция — каковой он, видимо, считал нескончаемое кружение своего локомотива — в стремлении завоевать новые территории теперь должна вступить на почву Искусства. Затем он объявил, что считает абсолютно необходимым, чтобы меня привязали к передней решётке локомотива — тогда я лучше прочувствую всю прелесть новой эстетики, эстетики скорости и движения.