Поняв, что все равно не уснет, Юрий осторожно сел на постели и прислушался. Светловы за перегородкой затихли – наверное, наконец уснули. Тогда Юрий встал, в одних трусах прокрался на кухню, кое-как отыскал в темноте сигареты и спички и вышел на крыльцо. Здесь он уселся прямо на прохладные гладкие доски, свесив босые ноги в темноту, закурил и попытался привести в порядок мысли. В принципе ничего сложного в этом не было: все и так лежало по отдельности, рассортированное по темам: – Тучков со своей местью – справа, Даллас и его афера – слева, семья Медведевых – на нижней полочке, а Кастет с Кексом – на верхней. Путаница начиналась, когда Юрий пытался как-то совместить, сложить разрозненные факты в непротиворечивую картину, потому что так просто не бывает, чтобы все шло хорошо и гладко, а потом небольшую дружескую компанию преуспевающих бизнесменов вдруг начали лупить со всех сторон, да как лупить – до седьмого колена, с женами, тещами, детьми, охраной и даже домработницами!

Потом позади него негромко стукнула дверь. Юрий не обернулся, и спустя секунду рядом с ним на крылечко присел Светлов. Он взял из пачки сигарету и тоже закурил. Дмитрий молчал, и Филатов был ему за это благодарен.

– Зря я сюда приехал, – сказал он то, о чем думал несколько минут назад.

– Зря, – согласился Светлов. – А только я так понимаю, что больше тебе податься было некуда. Дурак ты, Юрий Алексеевич, – добавил он после паузы. – Что значит – зря? Если этот любитель оставлять кровавые надписи на стенах теперь принялся за тебя, нам от него все равно никуда не деться, У тебя же, кроме нас с Лидой, никого нет.

Юрий застыл, не донеся до губ сигарету. Такая мысль ему в голову не приходила. От нее очень хотелось отмахнуться, как от явного бреда; однако чем дольше Юрий ее обдумывал, тем более здравой она ему казалась.

– Вообще-то, – сказал он осторожно, – если все это действительно звенья одной цепи, то мне, кажется, сегодня здорово повезло. По-моему, я убрал исполнителя.

И он рассказал Дмитрию о нападении в подъезде и о бесславной гибели профессионала с ножом.

– Жаль, что они сами в него попали, – закончил он. – Этот их Сохатый, похоже, был единственным, кто мог вы вести меня на заказчика. Было бы очень полезно с ним потолковать.

Светлов утвердительно промычал, прикуривая новую сигарету, и рассеянно прихлопнул на голой безволосой груди комара.

– Не спится тебе, скотина, – сказал он, стряхивая комара с ладони в темноту. – Что поделаешь, – продолжал он, обращаясь к Юрию. – Ты же не виноват, что так вышло. Ничего, раз до тебя дошла очередь, в ближайшее время на тебя снова выйдут. Может, позвонить Одинцову? Пускай бы за тобой установили наблюдение. И нам с Лидой было бы спокойнее, и вообще... Представляешь, они тебя пытаются грохнуть, а их – цап-царап!

– Сомневаюсь, – после короткого раздумья возразил Юрий. – Похоже, всю эту бодягу затеяли только для того, чтобы отобрать у меня показания Медведева. Кому-то очень не хочется, чтобы эта история выплыла на поверхность. Наверное, денежки еще не успели хорошенько припрятать. Кроме того, они, наверное, думают, что я погиб – там, на переезде.

– А что произошло с твоей машиной? – спросил Светлов. – Я что-то не понял, ведь она же вроде новая была...

– Испортить тормоза ничего не стоит, – сказал Юрий. – Я прямо сейчас могу назвать тебе дюжину способов. Это, Дима, ерунда, об этом даже думать не стоит. Пока я в подъезде с одними дрался, другие поработали над машиной, а потом сели мне на хвост и гнали, пока я не влетел под поезд... Это у них, конечно, красиво получилось, прямо как в кино. Он действительно был настоящим профи, этот их Сохатый.

– А может, Сохатый – это новая кличка Тучкова? – предположил Дмитрий. – Мало ли с кем он сидел, чему научился!

– Красиво, – подумав, сказал Юрий. – Но, увы, далеко от истины. Я видел его рожу, и фотографии Тучкова тоже видел. Ничего общего, Дима. Попробуй придумать еще что-нибудь.

– А может, это сам Медведев? – сказал Светлов. – Мотивов у него хоть отбавляй. Во-первых, сам понимаешь, деньги, которые он, вице-президент банка, запросто мог умыкнуть из-под носа у Шполянского и остальных. Во-вторых, Тучков, соперник в любви, для него отличное прикрытие. И потом...

– Не годится, – сказал Юрий. – Я о нем уже думал. Ведь он же сам дал письменные показания!

– Которые у тебя отобрали буквально через час, – иронически добавил Дмитрий.

– Ну и что? Согласись, это слишком громоздко: сначала давать показания, потом с боем их отнимать... Он мог просто не пустить меня в дом, мог все отрицать, мог, наконец, просто запереть меня в подвале до тех пор, пока не улетит за границу...

– Да, – неохотно признал Светлов, – это верно. Придумать можно что угодно, беда в том, что в жизни так никто не действует. Ну, тогда это его жена.

Юрий недовольно дернул плечом и нехотя кивнул.

– Да, – сказал он мрачно, – я тоже начинаю так думать. Жаль, что толку от этого нет никакого. Где ее искать? И доказательств никаких, исполнитель мертв, убит...

– А вот это уже не твоя забота, – резко ответил Светлов. – Решено, завтра же утром я звоню Одинцову, объясняю ему ситуацию, и пускай берутся за дело. Сколько можно дурака валять, в самом деле? Они дождутся, что эта чертова баба прикончит мужа и потеряется навсегда! И вообще, мне жутко интересно, каким образом они намерены повесить на твоего Веригина смерть того же Кастета?

– А зачем? – Юрий пожал плечами. – Выделят дело Кудиева в отдельное производство, а Веригин сядет за Далласа и Шпалу, только и всего-то.

– Черт, – сказал Светлов и непроизвольно зевнул.

– Спать иди, – сказал ему Юрий. – Все равно мы с тобой сейчас ни черта не придумаем.

– Не хочу, – отказался господин главный редактор. – Я с тобой посижу, посмотрю, как солнышко встает. Сто лет этого не видел, представляешь?

Юрий хотел удивиться (какое еще солнышко посреди ночи?), но тут и сам заметил, что небо на востоке понемногу наливается бледной предрассветной синью, и понял, что ночь прошла. Темнота понемногу превращалась в серенькие сумерки, насекомые в траве давно умолкли, а вокруг, будто на проявляющейся фотографии, начали возникать из темноты очертания домов, заборов, грядок и плодовых деревьев – словом, дачного поселка, в котором обосновался господин главный редактор с семейством. Тогда Юрий закурил, дал прикурить Светлову и, привалившись голым плечом к балясине перил, стал бездумно дожидаться рассвета, как это десятки раз бывало с ним раньше.

Он не заметил, как задремал, и проснулся оттого, что его осторожно трясли за плечо. Открыв глаза, Юрий увидел, что вокруг уже совсем светло, хотя солнце еще не взошло. Трава под забором была седой от росы, небо светилось жемчужным с зеленоватым отливом светом; рядом с Юрием стоял Светлов, уже не голый, а в джинсах и просторной майке с коротким рукавом. В руке Дмитрий держал мобильный телефон. Лицо у него было осунувшееся после бессонной ночи и какое-то перевернутое, будто господин главный редактор только что получил ужасное известие.

– Что случилось? – спросил Юрий, моментально приходя в себя и вскакивая.

Он тут же охнул и застыл, боясь пошевелиться: избитое, усталое, затекшее от сна в неудобной позе тело отозвалось на слишком резкое движение вспышкой боли. Светлов подождал, пока его отпустит, и сказал:

– Одевайся, кофе уже на столе. Мне только что звонил Одинцов. Этой ночью по дороге в Шереметьево взорвался автомобиль Медведева.

– Елки-палки, – сказал Юрий. – Жалко, он показался мне приличным человеком.

– Быть и казаться – не одно и то же, – сказал Светлов. – Кстати, они уже установили, что на переезде под поезд попала именно твоя машина. Одинцов спрашивал, не знаю ли я, куда ты подевался. Они никак не могут понять, куда пропало тело. По их твердому убеждению, тело должно быть, а его нету.

– И что ты ему сказал? – спросил Юрий.

– Сказал, что машину, наверное, угнали, а ты скорее всего до сих пор мирно спишь у себя дома.