Юрий увеличил скорость, машина запрыгала по разбитому, рассеченному глубокими трещинами асфальту. По обе стороны переулка тянулись какие-то скучные заборы, изредка перемежавшиеся полосками чахлой зелени и унылыми пятиэтажными домами, имевшими заброшенный вид строений, обреченных на снос. Бледные пятна света от включенных фар прыгали по неровностям дороги, выхватывая из темноты кусты, какие-то покосившиеся столбики и даже кошек, которые, струясь над землей, воровато перебегали дорогу, поблескивая в сторону приближающейся машины фосфоресцирующими пятнышками глаз. Юрий посмотрел в зеркало. Фар позади не было, но в следующее мгновение они появились, блеснув из-за поворота.
Впереди показалось бледное сияние ртутных фонарей, которые освещали переезд. Юрий миновал дорожный знак и увидел, как впереди тревожно перемигиваются красные сигнальные огни. Юрий ухмыльнулся: где-то там, за изгибом железнодорожного полотна, приближаясь с каждым мгновением, шел поезд, тяжелый грузовой состав – другие поезда по этой ветке просто не ходили, она вела к какому-то заводу. Вот если бы, как в кино, ухитриться проскочить через переезд под носом у локомотива, оставив преследователей в бессильной ярости бегать вдоль насыпи, потрясать кулаками и, может быть, даже палить из ставшего бесполезным автомата по бесконечной железной веренице груженных песком для литейных форм товарных вагонов!
Юрий еще увеличил и без того приличную скорость. Переезд приближался с каждым оборотом колес; Филатов услышал сначала назойливое дребезжание звуковой сигнализации, а потом и свистящий гудок тепловоза, за которым последовало тяжелое громыхание катящегося к переезду состава. Повернув голову, Юрий увидел режущий глаза луч тепловозного прожектора и понял, что проскочить переезд уже не успеет.
Он прижал педаль тормоза, и та неожиданно провалилась до самого пола, не оказав ни малейшего сопротивления. Переезд, а вместе с ним и грохочущий, надсадно ревущий тепловоз стремительно неслись навстречу; Юрий переключился с пятой передачи сразу на первую, машина, клюнув носом, рывком замедлила ход, обиженно взревев двигателем, но этого было мало. Тогда он что было сил рванул на себя ручной тормоз и чуть было его не отломал – рукоятка пошла вверх легко, без усилия, и, когда Юрий ее отпустил, свободно упала вниз. Ручной тормоз тоже не действовал.
Все произошло за считанные мгновения. До конца оценить ситуацию и принять продуманное, взвешенное решение Юрий просто не успел. Как всегда в таких случаях, рефлексы оказались быстрее мыслительных процессов, тело автоматически приняло ответственность на себя, Юрий распахнул дверцу и вывалился на дорогу за секунду до того, как его машина, козлом подпрыгнув на выбоине, вылетела на железнодорожное полотно, прямо под бешено гудящий, скрежещущий, рассыпающий снопы искр из-под намертво заблокированных колес тепловоз.
Твердый, шершавый асфальт с размаху ударил его, казалось, по каждому сантиметру тела. Юрий покатился кубарем, не слыша собственного матерного крика из-за дикого скрежета и воя тормозящего тепловоза и железного грохота и хруста столкновения. Не было никакой возможности остановить это неудержимое, обдирающее кожу с боков, локтей и колен, беспорядочное движение; Юрий напоминал себе вырванный с корнем куст перекати-поля, гонимый ураганом по бесплодной каменистой пустыне.
Он скатился в кювет и наконец остановился, напоследок со страшной силой треснувшись спиной обо что-то твердое – не то о камень, не то и вовсе о потерянный кем-то в незапамятные времена бетонный блок. Дыхание у него перехватило, и в звенящей полуобморочной пустоте через гаснущее сознание медленно проплыла вялая мысль: ну и денек!
Именно эта мысль помогла оглушенному, полуживому Юрию вернуться к действительности. События этого непомерно длинного дня разом припомнились ему со всеми подробностями, и он вспомнил, что, хоть стрелки часов уже перевалили за полночь, день еще далеко не кончился.
Юрий привстал на колени, кряхтя от боли во всем теле, и тут же ничком упал на землю, потому что у переезда остановилась машина преследователей – потрепанная белая «Нива». Поезд все еще тормозил, волоча перед собой то, что осталось от машины Юрия, уши закладывало от грохота, скрежета и лязга, но гудок тепловоза уже смолк: машинист, слава богу, сообразил, что сигналить водителю попавшей под поезд машины уже поздно.
Сквозь оглушительную какофонию катастрофы ухо Юрия различило стук автомобильных дверей и возбужденные голоса. Скрежет тормозов мало-помалу начал стихать и наконец, исчез вовсе – поезд остановился, протащив несчастный автомобиль Юрия добрых сто метров. Филатов попытался припомнить, что ценного было у него в бардачке, но так и не вспомнил. Деньги, документы и даже мобильный телефон он носил при себе, показания Медведева не то потерялись, не то были похищены, так что, кроме машины и квадратного метра собственной шкуры, Юрий, пожалуй, ничего не потерял в этом столкновении.
Правда, ничего еще не кончилось, и в придачу к машине он все еще запросто мог потерять жизнь.
– Ты не видел, этот урод в машине был? – услышал он, ужом отползая за бетонный блок, о который так больно ударился во время приземления. Вокруг стеной стоял бурьян, и Юрию оставалось желать только одного: чтобы проклятые ртутные фонари, заливавшие все вокруг своим мертвенно-бледным светом, как-нибудь погасли.
– А куда ж ему деваться, – отозвался другой голос. – Размазало в лучшем виде, и ни одна сука теперь не разберет, отчего это его под поезд занесло. Все-таки Сохатый – голова! Это он хорошо придумал насчет тормозов.
– Голова, голова, – проворчал первый и длинно хлюпнул носом. – Вот сука, до чего же больно дерется! Боксер, наверное. А что Сохатый – голова, так где он теперь, твой Сохатый? Бабки с кого прикажешь получить – с тебя, что ли?
– А что я? – заметно испугался его собеседник. – Меня на дело Сохатый подписал, а я уже вам свистнул... Блин, а правда, мы что – даром ишачили?
– Дошло? – с горькой насмешкой сказал первый. – Дело верное, дело верное! – передразнил он кого-то – очевидно, своего приятеля. – Тьфу!
– Хорош гнилой базар тереть, – пробасил еще один голос. – Надо бы подойти, глянуть, как он там, живой или нет.
– А ты молчи, придурок, – огрызнулся первый голос. – Это ты Сохатого завалил, из-за тебя наша капуста медным тазом накрылась. На счетчик тебя, что ли, поставить? Так тебе таких бабок за всю жизнь не заработать...
– Валить надо, пацаны, – озабоченно сказал знакомый покойного Сохатого. – Сейчас сюда менты слетятся, как воронье на падаль, а мне эти терки не в жилу. Да и железа у нас полная тачка... Надо валить, пока машинист не прочухался и номер не срисовал.
– Да пускай рисует, это корыто все равно не наше... Пускай тот лох, у которого Сохатый его дернул, сам с ментами разбирается. Прикинь, какой ему утром сюрпризец подвалит!
– Они немного поржали – не очень, впрочем, весело, – и вскоре Юрий услышал, как хлопают дверцы машины. Потом закудахтал стартер, взревел пожилой движок, «Нива» резко развернулась, зашуршав покрышками по асфальту, и через минуту ее прерывистое гудение затихло вдали. Тогда Юрий покинул укрытие, огляделся, подобрался, низко пригнувшись, к поезду, пролез под вагоном, выпрямился и зашагал куда глаза глядят.
Получасом позже он остановил такси и назвал водителю адрес дачного поселка, где с наступлением теплых дней безвыездно обитало семейство Светловых. Водитель, хмурый, усталый дядька с седеющими усами, оглядев Юрия с головы до ног, довольно неприветливо сообщил, что под сиденьем у него имеется монтировка.
– Сдаюсь, – сказал ему Юрий, – монтировкой меня сегодня уже били, так что в приключениях я не нуждаюсь. Мне бы ванну и чего-нибудь поесть, а монтировка – это излишество, без которого я свободно обойдусь. А деньги на такси у меня есть. Показать?
– Не отдал, значит, деньги? – одобрительно проворчал таксист.
– Еще чего, – сказал Юрий.
Марина Медведева запустила руку в щель между спинками сидений, порылась в нашитом на одну из них кармане и выволокла оттуда новенький китайский термос, купленный днем в хозяйственном магазине в двух шагах от гостиницы. В термосе был кофе – крепкий, без сахара и еще не совсем остывший. Марина отвинтила пластмассовый колпачок, зубами вынула пробку и наполнила колпачок ароматным напитком. Затем поставила термос между колен, загнала на место пробку и, прикрыв глаза от удовольствия, сделала первый глоток.