– Боитесь, – предположил Юрий.

Ответом ему был неприличный жест.

– Вот вам – боюсь! Просто ваш идиотизм, наверное, вызывает во мне невольное уважение. Ведь вы же действуете бескорыстно и, судя по тому, что мне удалось о вас узнать, действовали так всегда... Я про такое только в детстве читал в книжках, где описывались подвиги пионеров-героев...

– Не надо про пионеров-героев, – сказал Юрий. – Первым делом вспоминается почему-то Павлик Морозов, и сразу начинает казаться, что вы хотели меня оскорбить... Вообще, для человека, который торопится, вы слишком много треплетесь.

– Я не треплюсь, – сказал Медведев, – я думаю... Значит, подозреваете меня, да?

– Не вас одного, – поправил Юрий.

– Черт, как мне все-таки не повезло, что вы влезли в это дело! Теперь будет столько лишней мороки... Про вас говорят, что, взявшись за дело, вы его никогда не бросаете. Это правда?

– Не совсем. – Спросив взглядом разрешения и получив в ответ утвердительный кивок, Юрий вытряхнул из лежавшей на столе хозяйской пачки сигарету и закурил. – Во-первых, как правило, не я берусь за дела – это они за меня берутся. Такая вот у меня судьба, или характер, или я не знаю что... А во-вторых, взявшись за меня, эти самые дела меня не отпускают, пока я не разозлюсь и с ними не покончу.

– Но я же вас отпускаю! – сказал Медведев и, наклонив голову к одному плечу, стал с любопытством разглядывать Юрия, как некий неизвестный науке экземпляр. – Даже денег даю!

– Вы-то отпускаете, – сказал Юрий, подумав, что для человека, спасающегося паническим бегством и считающего секунды до отправления самолета, господин банкир держится просто превосходно. – Дело не отпускает. Веригин-то сидит и даже, дурак такой, подписал признание по всей форме.

– Чтоб он сдох там, в тюрьме, ваш Веригин! – с большим чувством воскликнул Медведев. – Ей-богу, всем было бы спокойнее...

– Это точно, – подхватил Юрий. – Тюрьмы у нас какие-то чересчур комфортабельные, черт бы их побрал. Не тюрьмы, а санатории. Тучков за восемь лет не сдох, а теперь вот Веригин, чтоб ему пусто было, живет и живет, как заведенный...

– Что вы в этом понимаете! – с горечью воскликнул Медведев. При упоминании о Туче он, казалось, мгновенно постарел лет на двадцать. – Что вы об этом знаете? Только то, что вам наболтал какой-то стукач с Петровки... А я с этим девятый год живу. Бывает, вроде и забудешь, и не болит уже, а потом будто голос какой-то внутри головы скажет: «Туча!» – и все, готово дело, можно уходить в глубокий запой... Погано это, как оказалось, – быть подлецом и знать, что всем вокруг тебя тоже об этом известно. Суки! Как же я позволил им себя уговорить тогда, восемь лет назад?

– Наверное, были причины, – стараясь не поддаваться расслабляющему чувству жалости к этому человеку, сказал Юрий. – Жениться, наверное, хотели. На Марине, невесте Тучкова.

– Все-то вы знаете, – проворчал Медведев. Удивленным он не выглядел. – Да, – продолжал он после длинной паузы, – я вижу, у вас действительно имеются основания думать обо мне, как вы выразились, черт знает что. Хорошо, – решительно сказал он и встал, – я дам вам ваши показания.

– Ваши показания, – поправил Юрий.

– Хорошо, мои показания... Уж не знаю, чем это вам поможет, но раз вы так настаиваете... В конце концов, я перед вами в долгу, вы работали, рисковали... Ладно! Только у меня к вам будет одна просьба. Будьте так любезны, придержите эту бумажку хотя бы до завтра, чтобы я успел уехать и потеряться. Я ни в чем не виноват, но ко мне все равно возникнет масса вопросов, хотя бы как к свидетелю. А пока я буду на эти вопросы отвечать... Ну, сами понимаете. Либо Тучков, либо Кекс – кто-то из двоих меня непременно достанет.

Он говорил это, усаживаясь за компьютер. Щелкнула кнопка, заставка пропала, и экран осветился. Медведев включил текстовый редактор, озадаченно поскреб пятерней затылок, видимо не зная, как начать.

– Так вы обещаете? – спросил он, обернувшись к Юрию через плечо.

– Да бог с вами, – сказал Юрий, – обещаю. В конце концов, сейчас, на ночь глядя, этим никто не станет заниматься. Вот если бы эти показания положить поверх вашего трупа, тогда бы их, наверное, сразу прочли... Слушайте, а компьютер – это обязательно? Не проще ли написать от руки?

– Не проще, – рассеянно откликнулся Медведев, не глядя на Юрия. Под его пальцами уже дробно стрекотали клавиши, на экране будто сами по себе росли, удлинялись черные строчки. – Вы не пользуетесь компьютером? Счастливчик! Это такая отрава... Лично я совершенно разучился писать от руки, это настоящая пытка, а потом сам не могу прочесть то, что наковырял. И это при том, что когда-то у меня был очень неплохой почерк!

Юрий докурил сигарету и взял из пачки Медведева еще одну. Закат за окном кабинета догорел, небо прямо на глазах наливалось густой, очень чистой синевой, которая в погожие вечера предшествует наступлению настоящей темноты. В левом верхнем углу окна загорелась звезда; потом Медведев щелкнул клавишей настольной лампы, над столом вспыхнуло пятно резкого белого света, и звезды не стало видно – теперь вместо нее Юрий видел нечеткое отражение внутреннего убранства кабинета и себя самого, сидящего в кресле у заваленного бумагами журнального столика, с чужой сигаретой в зубах и с нетронутым стаканом виски у локтя. Одежда на нем медленно подсыхала. Медведев в углу трещал клавишами, он печатал двумя пальцами, но с очень приличной скоростью и почти не останавливался, чтобы подумать, как будто писал под диктовку или воспроизводил по памяти заученный наизусть текст. Впрочем, то, о чем писал, он действительно знал назубок, да и думал в последние дни, наверное, только об этом и ни о чем другом; к тому же времени до самолета у него было всего ничего, так что глубокомысленное ковыряние в ухе сейчас являлось для господина Медведева непозволительной роскошью.

Косолапый с силой ударил по клавиатуре, ставя последнюю точку, и вывел текст на принтер. Юрий с усталым интересом наблюдал за тем, как из серого пластикового ящика с жужжанием выползли два густо исписанных листа бумаги; Медведев выхватил их из приемного лотка, бегло просмотрел и, расчистив место на углу стола, поставил внизу каждой страницы число и подпись. Ручка у него была чернильная и явно очень дорогая – со своего места у журнального столика Юрий видел, как сверкало в свете настольной лампы золотое перо. ««Паркер», наверное», – подумал Юрий.

– Вот, – сказал Медведев, передавая ему бумаги, – этого должно хватить. Я не стал вдаваться в детали – в конце концов, пускай менты побегают за свою зарплату, если им это покажется любопытным. Ехать к нотариусу мне действительно некогда, простите, но, в конце концов, если вам удастся заинтересовать этим кого-то на Петровке, им не составит труда провести графологическую экспертизу. Образцов моего почерка сколько угодно и в банке, и здесь, дома.

– Да, – рассеянно согласился Юрий, глядя в бумаги. Медведев не обманул: показания были хоть и довольно конспективными, но исчерпывающе описывали как историю с Тучковым, так и аферу Далласа и Шполянского с раскруткой эстрадной группы «Мегатонна». – Спасибо, Михаил Михайлович. Я бы, конечно, справился и сам, но с этим мне будет намного легче.

– Вам спасибо, – сказал Медведев. – В конце концов, мне это ничего не стоит, а вы... В общем, хороший вы человек, Юрий Алексеевич. Желаю вам удачи. А сейчас прошу извинить, нам обоим пора.

Юрий пожал протянутую банкиром руку и вышел из кабинета, унося с собой драгоценные листки, в которых заключалось спасение Сереги Веригина. На прощание Медведев презентовал ему синюю пластиковую папку; помахивая этой папкой, Юрий сбежал по лестнице, пересек пустой холл первого этажа и вышел во двор.

Рядом с его машиной стоял широкий и приземистый черный «Мерседес» Медведева – солидный автомобиль для солидного человека. Юрий, любивший и понимавший машины, подошел к нему и одобрительно похлопал по гладкому, сверкающему отполированной краской крылу. Проклятый «мерин» немедленно завопил и заулюлюкал, панически моргая сигнальными огнями: караул, угоняют! Юрий поспешно отступил, отпустив сквозь зубы энергичное словечко, и сказал выскочившему откуда-то из-за угла охраннику Виталию: