«Линять собрался, – понял Юрий. – Правильно, на его месте я бы давно рванул из Москвы на все четыре стороны, пока по стенке не размазали...»

Он захлопнул дверцу машины, включил двигатель и, сверившись с бумажкой, на которой был записан адрес Кастета, поехал к нему домой. По дороге, стоя на светофорах, он еще дважды позвонил Кастету домой. Оба раза трубку брала все та же пожилая тетка и каждый раз нахально и неумело врала: один раз заявила, что Юрий звонит в Мосгаз, обругала его на чем свет стоит и велела не мешать работать, а когда он позвонил снова, дошла до того, что представилась дежурной по общественной приемной ФСБ. Это уже не лезло ни в какие ворота; Юрий понял, что дома у Кудиева творится ад кромешный, и поехал быстрее, впопыхах проскочив на красный не то два, не то целых три светофора.

Кудиев жил в старом, сталинской постройки, восьмиэтажном доме, фасад которого выходил на бульвар. Местечко здесь было престижное, но Юрий ничего другого и не ожидал: с тех пор как друзья общими усилиями посадили Тучу, дела у них у всех шли просто превосходно, как будто Тучков и впрямь принял на себя все неудачи и страдания, отпущенные им щедрой на подобные вещи судьбой. Он был чем-то вроде канализационного коллектора, куда восемь лет подряд, никем, кроме него, не замечаемое, тихонечко журча и плюхая, стекало их дерьмо. А теперь, когда он вышел на свободу, коллектор переполнился, и пенная дрянь хлынула через край. Двое из его друзей уже захлебнулись в этом зловонном потоке, превратившись в его неотъемлемую часть, а двое еще барахтались; что-то подсказывало Юрию, что барахтаться им осталось, увы, совсем недолго.

Во двор дома вела сводчатая арка, куда можно было въехать прямо с бульвара. Юрию некстати вспомнилось, что Кастет знает его машину, и он заколебался: стоит ли въезжать во двор? Кудиеву было что скрывать, и он вряд ли обрадовался бы, увидев у себя под окнами машину Юрия. Еще, чего доброго, дверь не откроет, скажет, что это не квартира Кудиевых, а штаб-квартира НАТО...

Устав сомневаться и ломать голову, Юрий припарковал машину метрах в десяти от арки, вышел из нее и запер дверь. Небо у него над головой было серым, вдоль бульвара тянуло влажным холодным ветерком, который подхватывал и закручивал миниатюрными смерчами собравшуюся у бордюров пыль. Гроза, целый день ходившая за Юрием по пятам из конца в конец Москвы, то отставая, то забегая вперед, снова нашла его. Подумав об этом, Юрий представил, как там, наверху, за облаками, кто-то в белом, с крыльями и золотистым сиянием вокруг головы, цедя сквозь зубы нехорошие слова, наблюдает за ним в прицел какого-нибудь небывалого небесного орудия, грозомета какого-нибудь, что ли, и никак, бедняга, не может поймать его макушку в перекрестие, чтобы как следует долбануть молнией. Система наведения у него, наверное, громоздкая, порядком устаревшая за тысячелетия, к нынешним скоростям не приспособлена, вот и не выходит ничего: водит-водит он из стороны в сторону своим грозометом, перегоняет медлительную, тяжелую тучу из конца в конец Москвы, а нажать на спуск никак не отважится – чувствует, что опять промажет, потратит впустую свои гигаватты...

«Точно, – развеселившись от этой воображаемой картинки, подумал Юрий. – А за электричество, небось, две тысячи лет не плачено. Как же, боялись, уважали, некому было спросить: где, мол, квитанции об оплате электроэнергии?

А сейчас у рубильника стоят такие ребята, которым уже не скажешь: Бога, мол, побойтесь! Им что Бог, что бомж – все едино, им деньги нужны, а не царствие небесное. Вот и приходится ему экономить...»

Улыбаясь своим мыслям, он двинулся в сторону арки. На плечи ему упало несколько капель дождя. Они приятно холодили сквозь рубашку потную, разгоряченную кожу. Не промочить бы сигареты, подумал Юрий, а потом решил: ну и что? Он ведь не на фронте, чтобы считать каждую затяжку. Намокнут эти – другие купит, подумаешь, проблема...

Какая-то молодая, довольно симпатичная мамаша возилась на тротуаре, пытаясь пристроить поверх детской прогулочной коляски раскрытый складной зонтик. Зонтик никак не хотел пристраиваться, все время норовя завалиться куда-то набок; упитанный карапуз в коляске от души забавлялся, дрыгая обутыми в яркие пинетки пухлыми ножками и радостно сбивая зонтик ручонками, когда тот почему-либо не хотел падать сам. Потом эта забава ему наскучила, он с отчетливым звуком, напоминающим звук вынимаемой из бутылочного горлышка пробки, выплюнул пустышку и немедленно заревел густым басом, как попавший в полярный туман ледокол. Мамаша оставила зонтик и бросилась затыкать свое чадо, которое плевалось, более не желая удовлетворяться пустышкой, и выгибалось в коляске дугой, как будто его хватил эпилептический припадок. Тем временем налетевший порыв ветра сбросил зонтик с коляски и покатил его по тротуару прямо под ноги Юрию. Несчастная мамаша бросилась за зонтиком; карапуз в коляске не замедлил этим воспользоваться, в очередной раз выплюнул пустышку, которая упала на асфальт, и, азартно кряхтя, свесился головой вниз через поручень с явным намерением сверзиться следом, пробуравить макушкой тротуар и посмотреть, как там дела в метро.

– О господи! – в отчаянии воскликнула мамаша, останавливаясь между коляской и улепетывающим зонтиком и явно не зная, куда броситься первым делом.

Юрий разрешил это затруднение, подхватив зонтик. Ему пришлось еще немного постоять на месте, держа зонтик над коляской, пока мамаша со сноровкой опытного омоновца упаковывала свое чадо. В ходе этой процедуры чадо проявило настоящий бойцовский характер, но возраст, опыт и преимущество в весе сделали свое дело. Когда бунт был подавлен, настал черед умиротворения; на свет божий была извлечена бутылочка с молочной смесью, в которую чадо немедленно вцепилось обеими руками. Плач оборвался, словно его выключили; присосавшись к бутылочке, как изголодавшийся клоп, чадо искоса, очень лукаво посмотрело на Юрия. Филатов вздрогнул: ему показалось, что юный негодяй ему подмигнул, но этого, разумеется, просто не могло быть.

– Спасибо большое, – напряженным голосом сказала мамаша, принимая из рук Юрия зонтик.

– Не за что, – сказал Юрий. – Бойкий у вас мальчик.

– Это девочка, – поправила мамаша. – Она у нас спокойная. Вот братик у нее – это да!

– М-да, – промямлил Юрий, в глубине души радуясь тому, что не женат. – А вы наручники надевать не пробовали?

Мамаша ответила на эту неуклюжую шутку диким, непонимающим взглядом.

– Простите, – сказала она, – мы пойдем, ей спать пора. Еще раз спасибо вам.

Она ушла, толкая перед собой накрытую зонтиком коляску. Юрий проводил взглядом ее стройную, крепкую фигуру, вполголоса пробормотал: «Зелен виноград» – и двинулся своей дорогой. Тут ему пришлось посторониться, чтобы пропустить машину, которой зачем-то понадобилось заехать прямо на тротуар. Задумавшийся Юрий едва успел отскочить; машина, потрепанная белая «шестерка» с московскими номерами, шелестя покрышками по асфальту, проскочила мимо него, и вдруг сквозь слой пыли на ее заднем борту тревожно зарделись тормозные огни. «Вот и отлично», – подумал Юрий, решив, что ему попался один из тех не в меру уверенных в себе водителей, которые не считают пешеходов за людей и, сбив человека, готовы еще и поставить его на счетчик за помятое крыло своей машины. У Филатова сразу зачесались кулаки, и он мысленно, призвал себя к спокойствию.

«Шестерка» стояла, загородив своим бортом выезд из арки, куда направлялся Юрий. Оттуда, из арки, вдруг послышалось ворчание автомобильного движка. Назревал инцидент из тех, что каждый день тысячами происходят в многомиллионной, перегруженной транспортом Москве. Это было вполне рутинное, обыденное событие; Юрий приготовился скучать, но скучать не пришлось.

Обращенная к арке дверь «шестерки» вдруг открылась, и из нее резво вылез человек в камуфляже и черной трикотажной маске. На мгновение Юрий застыл, не веря собственным глазам; человек в маске выпрямился и привычным, хорошо отработанным движением вскинул на плечо оливково-зеленую трубу гранатомета. В арке дико, как охваченный паникой зверь, зарычал на холостом ходу двигатель, страшно заскрежетали шестерни коробки передач, послышался глухой металлический удар, когда рычаг встал наконец на место; Юрий понял, что растерявшийся водитель запертого в арке автомобиля пытается уползти от верной смерти задним ходом, и бросился вперед.