– Мэттью не говорил об отношениях дяди с женщинами?

– Нет.

– Вы знаете, что Риддла в пятницу вечером видели на Альберт-Террас?

– Знаю.

– Куда он направлялся?

– Куда бы он ни направлялся, здесь его не было…Кровь из раны залила воротничок. Если он был застрелен здесь, кровь должна остаться и на спинке кресла…

Уайклифф встал.

– Уже уходите?

Он кивнул. Она пошла проводить его до двери.

– Вы вовремя собрались. Если бы папа успел вернуться, он заговорил бы вас до смерти. Он обожает посплетничать.

– Кто, по-вашему, убил Риддла?

Ответ девушки поразил Уайклиффа.

– Только не Мэттью. Может, он и желал его смерти, но у него не хватило бы характера совершить убийство.

Солнце уже село, и над верещатником сгустились сумерки. Все вокруг выглядело серым и печальным.

– Вам, наверное, здесь очень одиноко.

– Я привыкла.

– Ваш отец редко покидает дом?

– Почти каждую неделю он отсутствует пару вечеров – ездит с лекциями и выступлениями в разные организации.

– Но ведь у него нет машины?

– За ним заезжают и потом привозят обратно…

Когда Уайклифф добрался до города, почти совсем стемнело. Мимо него проехала машина с зажженными фарами, и некоторое время он слышал натужный рев мотора, пока она взбиралась вверх по Альберт-Террас. В домике на сваях горел свет, и Уайклифф видел, как в окне слева от двери мелькнула тень.

Прежде чем обстоятельно поговорить с Мэри Пенроуз, он хотел избавиться от всех сомнений. Теперь у Него сомнений не было. Уайклифф хотел было двинуться к дому Пенроузов, желая побыстрее со всем покончить, но решил немного отложить визит – он слишком долго не был в своей штаб-квартире и даже не знал, как обстояли дела с эвакуацией тела. Во всяком случае, на косе Керника было темно. А если бы операция еще продолжалась, он бы заметил там огни. Уайклифф ускорил шаг, и, когда он приближался к бывшему помещению Армии спасения, часы на церкви пробили шесть.

Его встретил Бурн.

– Где мистер Скейлс?

– Мистер Скейлс сопровождает тело.

– Понятно. – Закон требовал, чтобы вещественные доказательства не оставались без надзора. – Есть новости?

– Никак нет, сэр.

Бурн был холоден и официален. Может быть, таким образом он хотел выразить свое неодобрение действиями Уайклиффа? По мнению сержанта, руководитель должен сидеть и ждать, пока раздастся трубный глас, так, что ли?

К чертям Бурна!

– Я пойду перекусить, а потом буду в больнице графства у доктора Фрэнкса.

– Хорошо, сэр.

Но прежде он заглянул к себе и позвонил жене.

– Это я… Ладно… Нет, отель вовсе недурен… Да, я поужинал с ними вчера. Они шлют тебе привет… Можешь себе представить… Пока никаких идей… Да, дорогая… И я тебя тоже.

Он застал Фрэнкса в операционной. Тот мыл руки после вскрытия. Останки Джонатана Риддла помощники доктора уже увезли и поместили в холодильник. Теперь надо было ожидать коронера, который выпишет свидетельство для передачи тела родственникам. – Ты помнишь Тессу?

Тесса, молодая симпатичная блондинка, была секретаршей Фрэнкса. Уайклифф уверил доктора, что Тессу он помнит. Это было удивительно, потому что секретарши патологоанатома менялись с калейдоскопической быстротой, и все соответствовали единому стандарту: были молоды, симпатичны, белокуры и, по слухам, не чурались любовных утех.

– Хотите кофе?

– Да, Тесса, благодарю.

Электрические часы на стене комнаты показывали половину одиннадцатого. За окнами, закрытыми дощатыми жалюзи, было темно. Операционная освещалась неприятным голубоватым светом люминесцентных ламп, практически не дававших тени, а Уайклифф как раз предпочитал мягкий теплый свет, придающий предметам зыбкость и объемность.

Фрэнкс застегнул золотые запонки на манжетах, надел пиджак и поправил галстук. Теперь он был самим собой – полный, розовый, подтянутый и элегантный.

– Его застрелили. Рана была смертельной. Все остальные повреждения – а их достаточно – являются посмертными. Не ручаюсь на сто процентов, но, похоже, сразу после смерти он оказался в воде, и его протащило по каменистому дну мелководья. Возможно, это последствия шторма. Если бы он сразу попал на глубокое место, то не был бы так изуродован, а кроме того, он бы еще не всплыл и пробыл бы под водой не меньше нескольких суток. Разложение только началось. Это объясняется и его конституцией: он худой и костлявый.

– Когда наступила смерть?

Фрэнкс уставился на него круглыми от удивления глазами.

– Слушай, для чего я тут распинаюсь перед тобой уже полчаса?

– Когда?

– Если бы мне сказали, что он исчез в течение дня в пятницу, я бы не удивился. – Фрэнкс сопроводил свои слова глубокомысленным почесыванием лысой головы.

– Как бы я хотел, чтобы ответы на свои собственные вопросы тоже можно было узнавать из газет, – улыбнулся Уайклифф.

– Кофе готов, – объявила Тесса, входя в комнату.

Они направились в кабинет доктора, который отличался от операционной только меньшими размерами: такой же белый, чистый, ярко освещенный.

– Как ты можешь работать здесь? Лично у меня от этого света уже болят глаза.

– Привычка, – ответил Фрэнкс, разливая кофе в чашки. – Сахар?

– Спасибо, не надо.

– Этот Риддл, видать, очень любил изюм и орехи. Он ими лакомился буквально за пару часов до смерти.

– Больше ничего не нашел в желудке?

– Нашел, но не очень много. Почти переваренные остатки пищи. Но можно утверждать, что он наверняка ел ветчину и помидоры – сохранились семена и кожица.

– На конечностях не осталось следов от веревок?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Может быть, ожоги?

– Тоже нет. Ты что, всерьез поверил этим байкам о колесе?

Уайклифф сделал неопределенный жест рукой и ничего не ответил.

– В тот день, когда я замечу, что ты упустил что-то в своем расследовании, я дам клятву оставаться до смерти целомудренным. – Фрэнкс отпер стол и достал из ящика полиэтиленовый пакет. – Это его часы. Остановились на двенадцати.

– Что можно сказать о пуле?

– Тесса, покажи ему.

Девушка встала и включила световое табло, на котором были укреплены два рентгеновских снимка.

– Смотри. Пуля застряла у самой глазницы. Она расплющена, из чего мы делаем вывод, что пуля свинцовая, двадцать второго калибра. Я ее извлек, но тебе нужно обратиться к эксперту-баллистику, чтобы он подтвердил ее калибр.

– Что можно сказать о входном отверстии?

– Находится в задней части шеи на уровне четвертого шейного позвонка. Пуля прошла сквозь трапециевидную мышцу, разрушила тело позвонка и дальше двигалась наискосок и чуть кверху. Само входное отверстие маленькое, и я сказал бы, что при выстреле дуло находилось в каком-нибудь дюйме от шеи несчастного.

– Значит, либо дуло было поднято, – кивнул Уайклифф _;– либо Риддл наклонился.

– Но не очень низко, во всяком случае.

– Что насчет кровотечения?

– Поразительно, но ни один крупный сосуд не залет только несколько мелких. Но немного крови все же вытекло.

– Какая группа?

– Вторая, резус положительный.

– Все соответствует.

Не так-то легко выбросить тело в море, если, конечно, не имеешь лодки. Проще всего сделать это с мола или пирса. Но там всегда люди, а ночью сторожа. Непроизвольно мысли Уайклиффа перекинулись на бассейн за домиком на сваях. А что, если?…

– Еще кофе? – Тесса наклонилась к нему с кофейником, и до него донесся запах дорогой парфюмерии.

– Риддл подозревал, что болен акромегалией. Это действительно так?

– Да, – помрачнел Фрэнкс. – Но каких-либо серьезных изменений в организме я не отметил. Возможно, заболевание начало бы прогрессировать с возрастом…

Уайклифф отправился в отель и добрался туда как раз к полуночи. Ночной портье отсутствовал, но у Уайклиффа был ключ, и он сам открыл дверь и вошел в пустынный вестибюль. У конторки висели на стене различные объявления, среди них Уайклифф увидел таблицу расписания приливов. Он провел пальцем по колонке цифр. В пятницу, в ночь на тридцатое октября, прилив достиг наивысшей точки в 23.25.