– Вовсе нет. Вы обе редкостные красавицы. Может, сходим куда-нибудь? Хотите послушать музыку?

Полчаса спустя они уже сидят в «Хмельном сапоге», популярнейшей забегаловке Вупперталя, где играет отличный джаз, и пьют пиво. В тесном зале шумно и накурено. На сцене трио – контрабас, саксофон и рояль.

– Ты куда собираешься, в судьи или в адвокаты? – спрашивает Рольф у Биргит.

– Пока не знаю. Ведь у меня всего лишь первый семестр.

– А ты?

– Я воспитательница в садике.

– Серьезно?

Это известие не отталкивает, но и не слишком-то очаровывает Рольфа. К сожалению.

– А я – тромбонист. Честно-честно. Занимаюсь на тромбоне. Параллельно изучаю органостроение. Да я и сам играю в небольшом джазе. Клатромбасакко.

– Чего-чего? – требует пояснений Биргит.

– Кларнет, тромбон, контрабас, аккордеон. Состав, честно говоря, оставляет желать лучшего, но тут уж ничего не поделаешь. Выбора у нас нет. Мы играем здесь. Например, завтра вечером. Придете?

Его дамы не отвечают, однако молча улыбаются и, затягиваясь сигаретами, немного стыдливо смотрят в сторонку. Нет, конечно, они придут, но обещать это так сразу не собираются. Не хватало еще показаться слишком падкими на приглашения! Выпив несколько кружек пива, они прощаются на улице, и Биргит снова начинает выяснять предпочтения Рольфа в отношении ее и Софи – на сей раз совершенно сознательно. Помахав в воздухе листочком с рисунком, она спрашивает:

– Так кому же из нас принадлежит твой рисунок?

Недвусмысленность ее слов однозначна. С тем же успехом она могла потребовать, чтобы Рольф сообщил, кого из них он окучивает.

Несколько мгновений тот медлит, раздумывая, как вывернуться, и в конце концов отвечает, уже на ходу:

– Подарите его вашим родителям!

Биргит и Софи косятся друг на дружку, усмехаются и одновременно понимают, что Рольф запал в душу обеим и что они, если потребуется, будут за него бороться. Биргит засовывает рисунок в свою сумочку. По пути домой обе молчат, и это молчание с каждой секундой становится все тягостнее, хотя и та и другая раздумывают, как же его поудачнее нарушить. Ситуация усугубляется до такой степени, что заговорить первой теперь означает добровольно признать себя слабейшей. На холме, что возвышается у южного въезда в городок, их ждет домик родителей Биргит. Попрощавшись лишь небрежным кивком, подруги без единого слова расходятся по своим комнатам.

Наутро за завтраком Биргит пытается загладить свою небольшую вину. Обстановка разряжается, когда она действительно вручает рисунок родителям. Правильное решение. Названые сестрички обнимаются.

После обеда Софи вдруг кажется, что солнце неподвижно зависло на небе, а вместе с ним – и земное время. Дети играют рядом. Скрестив руки на груди, Софи тупо глядит на серое дневное небо, будто на стену, отделяющую ее от вечера. Дома она накладывает яркий макияж, что вызывает бурю едких замечаний со стороны приемных родителей. На плечах – поношенное пальтишко, другого у нее нет, а под ним – нарядное платье, ее самое лучшее, светло-голубое с серебряным пояском и широким отложным воротником. За пятнадцать минут до назначенного времени она переступает порог пивнушки. Слишком поздно.

У барной стойки стоят Рольф и Биргит. Он держит девушку за руку и накручивает на палец пряди ее волос. Заметив Софи, Биргит призывно машет ей, и за этим жестом скрываются и собственническая гордость, и злорадство, и отчасти вызов. Так подойди же ближе, Софи, прими свершившееся как данность и поздравь сладкую парочку.

– Мы случайно пересеклись в университете, – бросает Биргит, опережая упреки в нечестном соревновании.

Софи молчит. Повернуться и уйти?… Но она не может так поступить, ведь это означает признать свое поражение.

Кабак полон до отказа, настроение у посетителей шумное и приподнятое. Рольф, одетый во все черное, приветствует Софи поцелуйчиками в обе щеки и тут же машет рукой: дескать, мне пора. Его джазовый коллектив выходит на сцену и начинает играть, причем довольно прилично. Они исполняют нечто очень резкое, немного зловещее – авангардный джаз, где отсутствуют мелодические элементы, общий шумовой фон нарушают осколочные тона, каждый из которых не длиннее такта. Нарочитая какофония, вроде торта с перцем или бульона с вареньем. Такая музыка нравится слушателям (или те просто думают, что нравится?). Рольф одаренный тромбонист. Он владеет интонациями, владеет свингом, а остальные члены группы неистовствуют, словно бьются в невидимой ритмической клетке. Их гнев выплескивается в фальшивые ноты или оборачивается неожиданными модуляциями. Между тем хозяин пивной делает музыкантам энергичные знаки – дескать, надо ведь и потанцевать!

Софи постепенно хмелеет от пива. Биргит, ни на секунду не сводя глаз с Рольфа, слегка приобнимает ее:

– Только не дуйся на меня, ладно?

– Я нисколько не дуюсь.

– Нет, дуешься! Я же вижу! Но послушай… Ведь ты его совсем не знаешь!

– А ты?…

– Софи, внутренний голос подсказывает мне что он – мой, он именно тот, кого я ждала всю жизнь. Значит, нужно брать быка за рога! Ты должна все понять и принять. Ну давай же помиримся!

Но Софи не желает ничего понимать и сбрасывает руку Биргит со своего плеча. Обиженно надувает губы. И все-таки до того, что Рольф – именно тот, кого она тоже ждала всю жизнь, Софи не додумалась. Что ж, значит, один-ноль в пользу Биргит, с ее решительностью и безоглядной влюбленностью. Ах ты, коза паршивая. Еще одна кружка пива, и Софи пожелает подружке бесконечного счастья, но это заговорит в ней покладистость пьяных, а раненое сердце так и будет молчать.

Мобилизация

Размах моей деятельности и расходные операции с банковского счета беспокоили старика Кеферлоэра все больше. Он потребовал к себе Лукиана. Что все это значит, черт подери? Что за люди? Они не числятся в зарплатной ведомости.

– Что он там затевает? Хочет завести себе телохранителей?

– Нет, это не то, что ты думаешь. Он разыскивает свою первую любовь. Зовут ее Софи, Софи Курц. Ее родители раньше работали у нас. Они погибли при бомбежке.

– Вот как?

Кеферлоэр даже сказал, что смутно припоминает их. Но ведь соврал, точно соврал!

– Сейчас он ищет Софи по всей стране. Именно для этого ему нужны люди.

– Сказки он тебе рассказывает, а ты и уши развесил!

– Здесь тебе нечего бояться, папа.

– А чего же, скажи на милость, я должен бояться?

– Говорю же тебе – бояться нечего.

Мы с Лукианом открыли контору на северо-западе Мюнхена. Большая комната с несколькими телефонными линиями, уставленная канцелярскими шкафами, – это и было бюро по розыску Софи. Еженедельно я оплачивал поиски наличными деньгами. Пять-шесть молодых людей моего возраста воодушевились необычной задачей. Шеф из меня получился щедрый. Во-первых, я мог себе это позволить, во-вторых, мне было самому приятно, в-третьих, повышалась мотивация работников. Каждый понедельник я появлялся в конторе, чтобы выслушать отчеты.

– Мы нашли некую Софи Курц, шеф.

– Где?

– В Гамбурге. Проблема только в том, что ей двадцать три года.

Проверить. Она могла прибавить себе возраст. Поезжайте туда, сфотографируйте ее.

У нас есть еще одна Софи Куртц, правда, в фамилии есть лишняя буква «т». Ей двадцать лет. По мужу она зовется Шварценбек.

– То же самое. Проверяйте. От объявлений газетах есть хоть какой-то толк?

– Масса откликов, но сплошь ложная тревога, – отозвалась Сильвия, единственная представительница прекрасного пола в нашей команде, самая трудолюбивая из всех. Поисковая акция казалась ей невероятно романтичной, а от меня Сильвия была без ума.

– Ничего страшного. Мы все-таки подадим еще одну серию объявлений. В этот раз они займут половину полосы. Если опять не поможет, расклеим везде плакаты. По всей стране, в каждом городе.

Да, благословенное время. Я обладал властью и имел определенную цель. Людям, нанятым на работу, я сделал благое дело, избавив от банальных и скучных обязанностей, какие они выполняли до этого. И я находился на пути к Софи.Да, я наслаждался теми месяцами, видит Бог, это было золотое время, весь ход которого определялся еще невинным влечением, неустанным движением к ней, моей возлюбленной.