- Давай, ты ослепла?! - взревел совсем рядом Листовский, вырвал у неё из руки палочку и рванул по дорожке. Юлька спо­ткнулась и упала. В горле бился комок, как испуганная птица, царапала когтями, сердце стучало где-то в висках, было больно и обидно. Она же нормально пробежала! Не лучше всех, но нормально, её только Коля­ да обогнал, но он в школе олимпийского резерва учится, его разве обгонишь? Какая же она дура - не разглядела Листовского! Палочку не смогла передать! Юлька уткнулась лицом в колени.

- Озарёнок! Только ты так могла! Всё запорола!

- Вся команда на тебя работала, а ты...

- Только и оставалось, что палочку передать...

- Ой, да что вы ей вкачиваете? Бесполезно!

Рядом с Юлькой села на траву Анюта, обняла её за плечи, сказала остальным:

- Отвалите от неё. Она сразу сказала, что не умеет.

Подбежала Корочка. Все разговоры сразу смолкли.

- Ну вот видишь, а ты боялась, - улыбнулась она Юльке. - Не так всё страшно, да?

Юлька поискала глазами Листовского. Он стоял в стороне, нагнувшись, ладони - на коленях, и всё не мог отдышаться: Юль­ка задержала передачу настолько, что даже Артём не смог наверстать время и пришёл предпоследним.

А потом начался кросс. И всё можно было поправить. Но Лапочка растянула ногу, не сильно, Юлька видела, что по трибунам она вполне резво скакала, но бежать кросс уже, конечно, не стала, а за ней и все остальные забыли про уговор бежать «десятку».

- Какой смысл теперь, - сказала Лапочка, - всё равно из-за эстафеты нам даже третье место не светит... Прогуляемся на кроссе до первого пункта и ладно.

- Наоборот, надо бежать, - Юлька хотела сказать это спокойно, твёрдо, а получилось слишком горячо, почти со слезами. - Если все пробежим, ну кто без травм, у нас будет шанс, потому что по прыжкам у нас хорошо и в волейболе тоже, и...

- Знаешь что? - насмешливо сказала Лапочка. - Ты бы помолчала, бегунья!

Все засмеялись.

- А ты! - взорвалась вдруг Юлька. - Я как лучше хотела! И я не напрашивалась! Вы сами меня заставили!

- Да кто тебя заставлял, больно надо!

- Вот и беги теперь, раз такая деловая!

- И побегу!

- Давай-давай! Не споткнись только!

Юлька с Анютой действительно побежали «десятку».

- А если не сможем? - задыхаясь от бега, спросила Анюта.

- Не сможем - вернёмся, - сурово ответила Юлька.

- Но ты-то собираешься смочь?

- Собираюсь.

Они бежали медленно, переговариваясь, их обогнали сначала мальчишки из класса, потом девчонки, Максик Гуревич съязвил насчёт эстафеты, но Юлька с удивлением заметила, что Листовский что-то ему сказал, и Максик заткнулся. Жаль, Юлька не расслышала, что именно. Одноклассницы так вообще рассыпались в насмешках, Юлька только зубы сжала. Постепенно на­род отсеивался, возвращался на стадион, сходил с дистанции.

Когда Юлька с Анютой ползли в гору, за которой начиналось Матюшино и стоял последний контрольный пункт, навстречу им опять попались одноклассники: они уже добежали и теперь возвращались.

- Ого, - сказали почти хором Тарас и Володька Иванов, увидев их, а Листовский посмотрел на Юльку как-то особенно дол­го, внимательно, но она так и не поняла, сердится он за эстафету или нет.

- Ну теперь ты ещё десять километров сможешь, да? - усмехнулась Анюта.

- Нет, ну правда, Анют, я не умею быстро бегать, я только вот так могу - долго. И нудно.

- Ну понятно, ты марафонец, а не спринтер. Кто бы ещё нашим курицам это объяснил? - вздохнула она.

Когда Анюта и Юлька вернулись на ста­дион, сил у них не было, даже чтобы огры­заться на шутки Лапочки. Устало они рух­нули на скамейки.

- До дома ты меня понесёшь, - простонала Анюта.     

- Ага, меня бы кто донёс.

- Ой, ну сейчас вернутся наши герои и донесут вас куда угодно! - пропела прямо над ними София. - Вот, Озарёнок, до чего ты довела наших мальчиков: они «десятку» пробежали, а пока время не кончилось, по­бежали ещё сколько успеют, лишь бы твой косяк на эстафете замазать, хоть как-то положение исправить.

- Так что придётся это тебе их нести до дома да ещё должна останешься, - сказала Лапочка. - Героиня!

Сейчас, почти месяц спустя, Юлька уже не помнила, что именно она ответила Софии и Лапочке, но что-то очень резкое, по­тому что те ещё долго визжали.

- Всё, Юлечка, жди нового бойкота. Как же мне это надоело! - лениво прокомментировала тогда Анюта.

Но бойкота не было. В соревнованиях они заняли второе место. Потом Лапочка влюбилась в Вершинина, и ей стало не до мести какой-то там Озарёнок.

Юлька вздохнула, посадила Настю на диван и выдвинула верхний ящик стола. Там, в тетради с коричневой обложкой, у неё лежало самое большое сокровище - фотография Листовского. На спартакиаду она брала с собой фотоаппарат, но пофотографировать не получилось из-за всей этой кутерьмы. Она вспомнила про него, когда уже собирались уходить. Тогда она и щёлкнула Артёма тайком. Он только что прибежал со второго забега на кросс, был мокрый от пота, уставший, взлохмаченный, но всё равно - очень красивый.

Запах клевера, радио и каток

Когда же это началось? Юлька и сама не знала. Ей казалось, что она любит Артёма Листовского всю жизнь. То есть всё то время, как знает, - с первого класса. Хотя в первом классе она его и не помнила даже. Ка­кой он был? Как учился? Чем занимался?

Во втором классе судьба свела их на ре­петициях школьного хора. Вера Андреевна отобрала на уроке пения самых голосистых и начала разучивать с ними песню ко Дню учителя. Групп в хоре было много, песен тоже, приходилось подолгу ждать своей очереди, и Юлька с Артемом, а ещё Славчик, Таня Осокина и Лена Самойлова играли в «три-пятнадцать» в коридоре или сидели на подоконнике, смотрели на поющих старшеклассников и тихо переговаривались. Однажды во время таких посиделок Юлька вдруг увидела, что у Артёма глаза, как кусочки неба, синие-синие. Что, когда он улыбается, всё вокруг озаряется каким-то особенным светом. Что у него особенный голос. Что весь он - особенный. Юлька ещё не поняла, что влюбилась. Она просто почувствовала, что ей нужно, чтобы Артём был рядом, разговаривал с ней, а не с Таней и Леной, чтобы он смотрел на неё вот так, с хитринкой...

Поэтому, когда мама спросила через месяц, кого из Юлькиных одноклассников пригласить в новый радиоспектакль, она, не задумываясь, выпалила:

- Листовского!

И тут же испугалась, что мама догадается, поэтому быстро сказала:

- Ну ещё Гуревича... и Дёмина. Лёшку.

Мама задумалась.

- Но, вообще-то, Листовский лучше, - торопливо сказала Юлька, всерьёз испугав­шись, что возьмут не Артёма. - Понимаешь, у него голос всё-таки... и стихи он читает лучше, а Гуревич просто дурак и псих...

- Хорошо, хорошо, - улыбнулась мама, кажется, обо всём догадавшись. - Я позво­ню его родителям.

Потом были репетиции. До сих пор Юлька помнит: тёмная студия радиостанции, в одном углу горит прожектор, режис­сёр спектакля куда-то ушёл, и Юлька с Ар­тёмом одни. Они сидят прямо на полу, на жёстком ковре, Артём сделал бумажного лягушонка, который умеет прыгать, если ему нажать на спинку. Тихо. Пусто. Будто они одни в этом мире. На целой планете одни...

Когда репетировали, Артём всё время смотрел на неё, даже слова иногда забывал читать. Всех взрослых это веселило, они подшучивали над ними обоими, Юлька злилась, даже плакала иногда. Зато после репетиций, если мама ещё оставалась на работе, водитель радиостанции вёз Юльку и Тему домой на машине. И это тоже было здорово — сидеть в машине плечом к плечу и смотреть, как за окнами проносится го­род в огнях.

Спектакль получился хорошим, и иногда Юлька прослушивает эту запись, которую сохранила на память. У них с Артёмом такие смешные детские голоса, писклявые-писклявые и совсем непохожие.

Они продолжали вместе петь в школь­ном хоре, а как-то раз даже поехали в один и тот же загородный лагерь и попали в один отряд.