Иногда так случается, что в одну секунду мир, такой, казалось бы, прочный, пре­красный, полный тайн и удивлений, вдруг рушится, исчезает, оставляя за собой только тяжесть потери, горький привкус во рту, боль, жгучую, острую боль, такую острую, что кажется, будто ледяная игла вошла в сердце и застряла там, и плачь не плачь - не поможет.

Юлька плакала. Потому что не плакать - ещё хуже. Потому что тогда остаётся просто умереть. Она сидела на крыше, закутавшись в одеяло, ей было очень холодно, моросил дождик, смывая первый сухой снежок с обочин, но он не мог убрать копоть с Юлькиного сердца. Предательство. Предательство. Она думала, что уже всё знает про это, но как мелко показалось теперь Юльке то, что Анюта не написала её имени в том дурацком тесте! Мелко по сравнению с... Юлька сжимала зубы и стонала. Громко плакать нельзя — у соседей окно тоже вы­ходит на крышу.

«Я замёрзну, я простыну и умру, и он пожалеет, и Анюта, и все. Зачем Лапочка мне показала? Но ведь она не знала... никто не знал, что мы встречались. Зачем мы прятались, как дураки? Надо было целоваться на всех переменах, как Суров с Самойловой! Целоваться! Да Листовский ни разу до ме­ня не дотронулся даже! Ну почти... Ну за чтооооо?!! Зачем он со мной - так?»

Юлька окончательно замёрзла, вернулась в комнату, закрыла окно поплотнее и достала сухое одеяло. Она села на пол и стала думать. А если Алиса специально? Может, она нарочно хотела её позлить? Может быть, все ведь в классе знают, что Юлька в Листовского влюблена? Но зачем? Зачем это Алисе? Они же сейчас, можно сказать, подружками стали... Да и как? Как, Юлька, как? Смска отправлена с его телефона! И слова такие... ну, он мог так написать. Запросто.

Юлькино сердце рвалось на части. Одна часть безоговорочно верила Алисе. Номер Листовского, стиль смски, в общем, тоже его. Да и непонятно, зачем Алисе врать. Другая часть Юлькиного сердца тоскливо выла на луну: за чтооооо?! Третья негодовала: как он мог?! Он, который клялся, что любит столько лет её одну! Что терпеть не может Лапочку и ей подобных, а сам!!! «Она не в моём вкусе»! «Ты - красавица!»

И только маленькая, крохотная частичка разрывающегося Юлькиного сердца чувствовала - Артём Листовский здесь ни при чём. Это - обман. Или ошибка. Или месть ей за что-то. Но это - неправда. Потому что он любит её. Её, Юльку, и больше никого.

Юлька достала толстую тетрадь, открыла где-то посередине и начала писать. Вот уже два года, как она поняла: дневник - лучший друг.

Анюта тоже не спала в эту ночь. Она почти разобралась с Юлькой. Точнее, если бы не Вершинин, разобралась бы совсем. А потом Юлька куда-то пропала. Володька с Листовским её везде искали, и Артём был очень расстроен. Володька. Анюта улыбнулась в темноту. Володька и был причиной её бессонницы. Она лежала и вспоминала их танец, его шутки, остроты и свои, в об­щем-то, удачные ответы... Володька был потрясающий! Теперь уже безо всяких. Ровесник? Ну и что? Анютка вздохнула: два года она была безуспешно влюблена в друга своего брата, а он взял и женился, чего уж теперь...

Не спал и Артём. Он сидел за столом и писал Юльке письмо. Он писал о том, что его покоробило, что она танцевала с Вершининым, к тому же он узнал от Лапочки, что Вершинин к Юльке неравнодушен. Он писал, что они с Володькой иска­ли её и не могли найти. Артём отложил ручку. Юлька, Юлька, где ты была? Неужели с этим Вершининым? Нет, он был в зале, но вот всё ли время? Артём поручиться не мог. А если Вершинин проводил Юльку домой, а потом вернулся? Артём запустил тонкие пальцы в волосы. Юлька такая... он не мог подобрать слово. Она, как ветер: то ласковая, трепетная, как после ссоры с Анютой, то вдруг обдаст холодом, насмешкой, будто ушат холодной воды вы­льет. И не знаешь, как себя с ней вести. Никогда не знаешь, что ей придёт в голову. Зачем она пошла танцевать с Вершининым? Он, конечно, танцевал в это время с Алисой, а то бы... ну да, он танцевал, так она ж его в охапку сгребла! Он и сказать ничего не успел! Может, Юлька назло? Может, она и убежала, потому что обиделась? Артём скомкал почти законченное письмо и начал писать новое.

Алиса, как и Юлька, рыдала. Уткнувшись в подушку. Нельзя было разбудить родителей, они сразу вызовут «скорую», папа не терпит истерик. А ей просто хочется плакать. Ну почему всё так? Ну чем, чем эта дура Озарёнок лучше её? Алиса прообщалась с ней целый месяц - ну ни­чегошеньки особенного!!! Даже поговорить не о чем! А она её ещё пожалела! Не устроила ей бойкот после того, как Демины фотографии принесли с вылазки, а ка­кой повод был! Надо же - тихоня! А с мальчиками одна в поход пошла и ни­чего! Чем они там только занимались, ещё не известно!

А этот «Осенний бал»... Она столько готовилась! Сама договорилась с Валентиной Сергеевной, чтобы их с Вершининым поставили ведущими и чтобы он не знал, что это она просила, и Валентина, молодец, понимающе улыбнулась и сделала всё как надо, и всё так хорошо было. Он её даже один раз после репетиции домой проводил, а теперь!!!

Ей на дискотеке Марфушина говорит:

- Чего ты бесишься? Он же с тобой тоже танцевал.

Тоже! А ей не надо, чтобы «тоже»! Ей на­до, чтобы только с ней одной! Она ещё могла понять, когда он со своими одноклассницами танцует, но с Озарёнок...

Ну ничего! Она ещё покажет этой Озарё­нок, как чужих парней отбивать! Пусть Юлечка на своей шкуре почувствует, что это такое!

Бессонница в 8 «Б», бессонница. Пишет дневник Юлька Озарёнок, мечтательно улыбается в потолок Анюта, мучается над письмом Артём. Алиса не может уснуть от злости; пьют пиво с ребятами из техникума Суманеева и Самойлова; Танеев моет пол в подъезде - днём он стыдится своей работы; София с мамой припозднились на кухне, мама рассказывает что-то о новой начальнице, София хочет спать, но боится обидеть маму. Максик Гуревич, злой, потому что всё это правда, они встречаются, он своими глазами видел, как они танцевали и как она на него смотрела, ничего не поде­лаешь, не видать ему Юльки как своих ушей, - тайком, нервно он курит в форточку вытащенную у отца сигарету.

И только Володька Иванов спит и видит, как рыжая девчонка, высокая и нескладная, с огнём вместо волос летит на белом коне, сверкая всеми своими фенечками, и кричит ему что-то радостное-радостное, и ему так хорошо, что он улыбается во сне.

Забыть Листовского

На следующий день начались каникулы, и Жора действительно взял Юльку и Митю в Москву, хоть маме это не понравилось, Юлька видела, но дядя Лёша её убедил. Юль­ка смотрела в окно поезда на снег, на проплывающие мимо деревеньки и поля, вполуха слушала братьев, но не вникала в смысл беседы. Утром пришла смска от Артёма: «Доброе утро, Юленька. Ты куда вчера пропала?» Юлька чуть не грохнула телефон об стенку. Куда?! Ещё и совести хватает спрашивать!

Москва понравилась Юльке. Она была большая, гулкая, шумела проспектами, шептала маленькими переулками. Снег ле­тел и таял на асфальте, но даже мёрзнуть Юльке нравилось. На холоде и в сутолоке московских улиц было проще и легче не думать о нём. Они ходили в Третьяковскую галерею, в Политехнический музей, в цирк на Цветном бульваре, сидели в кофейнях, где Юлька чувствовала себя совсем взрослой и значительной.

Жили у Жориного друга, и по вечерам там собиралась большая толпа бывших Жориных однокурсников, они пели песни под гитару, вспоминали студенчество и делали Юльке комплименты. Но, по большо­му счёту, никто не обращал на неё внимания. Только Митя спрашивал иногда:

- Чего-то ты грустная? Скучаешь, что ли?

- Нет, просто... - она помолчала. - Мить, а ты вот на дискотеке танцевал с Алисой. Она тебе нравится? Ты же гово­рил, что Марину любишь?

- Ну и... люблю... а она с Фёдоровым танцевала, что мне, стоять? А Алиса... ну она же мне никогда не откажет, — и Митя улыбнулся улыбкой, сводившей с ума пол­школы. - Да и вообще... концерт вместе вели, ну и симпотная девчонка, почему бы не потанцевать? Тебе-то что?