- Юля! Юль, подожди! - Пока Алиса переводила дыхание, Юлька ушла вперед. - А ты, что ли, давно Вершинина знаешь?

Юлька вся внутренне подобралась и ответила как можно безразличнее:

- Да нет, почти и не знаю.

Всегда, когда речь заходила об отце или сводных братьях, Юлька чувствовала себя, как индеец на тропе войны: удвоенная зоркость, утроенная смелость, удесятерённая хитрость. Это была не только её тайна. И Юлька не имела права проговориться — ни маме, ни отцу, ни дяде Лёше, ни свободным братьям и их маме это не понравилось бы. Поэтому про настоящего Юлькиного отца не знала даже Анюта.

-   Просто знаю, что есть такой Митя Вершинин, - сказала она равнодушно, - в 10 «А» учится.

И Алиса поняла, что Юлька что-то скрывает. И значит, тем более необходимо сблизиться с ней.

Алиса умела нравиться людям. Через три дня каждодневного ненавязчивого внимания с её стороны Юлька поменяла мнение о ней. Она даже сказала Анюте:

- Лапочка  такая  нормальная  стала. В принципе, неплохой человек. Когда не выделывается.

- Что значит «нормальная»? И убери за­жигалку!

- Чего ты психуешь? — удивилась Юль­ка. Зажигалку Артёма с того похода она всё время носила теперь в кармане, то и дело доставала, не в школе, конечно, а у Анюты или по дороге домой.

- Да бесишь уже со своим Листовским! - вспыхнула Анюта.

Юлька, конечно, всё Анюте рассказала про поход. И Анюта терпеливо слушала, какие у Листовского глаза и улыбка и как они стояли под обрывом, всё сначала и заново, а сегодня чего-то вдруг разозлилась.

- Ты дома пересидела, - улыбнулась Юлька, - пора тебе в школу.

Анюта отвернулась к окну. Она давно уже заметила то, что Юлька замечать пока не собиралась. Да, Анюта сидела дома и из всех развлечений у неё были только музы­ка и Юлькины рассказы. И рассказы эти складывались в картинку. Это для Юльки они были пока разрозненными кусками мозаики, собрать которую она не могла, потому что была внутри каждого отдельно­го кусочка. А Анюта могла. И то, что получилось, не радовало Анюту.

Она любила Юльку. Была к ней привязана. Дорожила её дружбой. И вот теперь Юлька её бросала. Сначала соврала про библиотеку, причём непонятно зачем. Ну сказала бы, что не хочет приходить, устала, настроения нет, разве Анюта бы не поняла? Потом этот поход с пацанами. Шаг самоубийственный. Но Юльку понять можно — она с первого класса в Листов­ского влюблена. И все эти рассказы её взахлёб! Она что, не понимает, что Анюте завидно? Лежи тут, болей, а там такие события! Анюта тоже хотела в поход! С одноклассниками! Потому что хоть она и презирала их всех в целом, но встречаться с Володькой Ивановым совсем бы не отказалась. Ну или хотя бы узнать его поближе. Потому что он самый интересный из всех, «тёмная лошадка», не чета Литовскому и остальным. И симпатяга. Только признаться в этом даже Юльке стыдно. Смеялась над одноклассниками, а теперь...

А тут ещё эта Лапочка! Чего она лезет к Юльке? Хочет её в свою свиту заарканить? Поняла, что бойкотами Юльку не сломать, решила пряником попробовать? Юлька такая, на ласку и внимание мо­ментально поведётся. Анюта её хорошо знает.

- Ладно, хватит мне болеть. Завтра на приём, буду проситься в школу.

- Ты же кашляешь ещё...- робко сказала Юлька, хотя возликовала в душе.

- А я тебе что, помешаю с Лапочкой от­ношения налаживать?

Юлька вспыхнула:

- Идиотка! Точно в школу пора!

- Ну и идиотка! Иди целуйся со своей Лапочкой! - почти закричала Анюта.

- Что ты на меня кричишь?

- Я не кричу!

- А что ты делаешь?

Они уже обе кричали, и у обеих закипали на глазах злые слёзы. Анюта вдруг остановилась и сказала устало:

- Юль, ты иди, ага? Тебе же ещё в изо­студию. Опоздаешь.

И Юлька ушла. Не разобралась, недоговорила, не поняла. Шла по улицам и возмущалась про себя: что на Анюту нашло? За что она с ней так разговаривает? Разве Юлька в чем-то провинилась? Это Анюта её предала, написала в тесте кого-то другого! Наверное, Анюта ждала, что раз она болеет, то Юлька тоже будет дома сидеть, в поход не пойдёт. Но Юлька не могла упустить такой шанс, ей казалось, что Анюта должна понять. Они же всегда друг друга понимали.

Записка

Все дни после похода Юлька жила как во сне. Она сидела на уроках, обедала, играла с сестрёнкой, рисовала, а сама всё ждала, ждала, ждала каких-то знаков от Листовского, какого-то подтверждения, что всё это было, было, было, а не привиделось ей. И его СМС была, и длинный солнечный день в лесу, был костёр и надпись на сосне. А главное — тот поцелуй в овраге был. Странный такой поцелуй, он будто сорвался с Тёминых губ против его воли, будто он не хотел делать этого, а не сдержался. Иногда Юльке казалось, что нити между ней и Артёмом натянуты так прочно, так надёж­но, а иногда, будто всё это приснилось ей и не было НИЧЕГО. И она ждала Тёминого взгляда, слова, движения, как доказательства, что это не сон, что всё было, было, было!

После неудачи с походом Корочка ре­шила навести порядок в классе.

- Совсем разболтались! Учителя на вас жалуются! Стыдно в учительскую заходить!

Восьмиклассники скучали, не понимая, чего от них хочет «классная».

- Так, всё! В начале года я разрешила вам сидеть как хотите, думала, вы взрослые. Но видимо, я ошиблась. Поэтому сей­час у нас будет пересадка.

8 «Б» взвыл! «Пересадка»! Что они, маленькие?

- Видно, не очень большие, раз слов не понимаете! Всё! Прекратили ор! Вот с тебя, Суманеева, и начнём!

Пересадка заняла весь урок. Юлька с тоской и надеждой ждала своей очереди. Не хотелось покидать уютную третью парту на первом ряду, а главное - Анюту, но, уж если этого не избежать, пусть ей хотя бы повезёт! Пусть с Листовским! Сидеть рядом с ним на всех уроках (полдня!), можно, будто случай­но, коснуться его руки, быть так близко...

- Озарёнок! Опять в облаках? Садись с Ивановым.

Помечтали и будет. Юлька не спеша пересела на последнюю парту второго ряда.

- Доску видно? - спросила всё-таки Ко­рочка. Юлька была меньше всех в классе. - Ты, конечно, маленькая, но у нас ведь через одного справки по зрению! - Корочка сказала это так, будто считала медицинские справки липовыми все до одной.

Володька улыбнулся и подмигнул Юльке. Ладно, тоже вариант. После похода Володька стал почти другом. Ну и всё как-то ближе к Артёму.

- Так, Листовский... Видишь хорошо? Тогда давай на предпоследнюю парту, на первый ряд. К Алисе, к Алисе, - кивнула Корочка на его вопросительный взгляд.

Ну почему именно с ней? Собрать звезды в созвездия?

Юлька ревновала Листовского к Алисе. Да и что тут непонятного? Лапочка - красивая. Волосы светлые, свои, не крашеные, гладкие, будто шёлковые; яркие пухлые губы, точёная фигурка, а глаза зеленые. И ходит она как королева! Недаром столько лет танцами занимается! Одевают её родители, как в кино, — самое модное, самое дорогое, она у них единственная. Поэтому хоть и сказал Листовский в походе, что Лапочка бесит всех, а всё равно... Вот и сейчас: она ему что-то сказала, он за­смеялся, засиял глазами так весело, так искренне. У Юльки будто оборвалось что-то внутри, заболело, она даже не расслышала, что ей Володька сказал.

-Что?

- Артист, говорю, наш Тема хороший.

- В смысле?

- Ну сама понимаешь, - улыбнулся Иванов своей странной, то ли насмешливой, то ли участливой улыбкой и объяснять ничего не стал.

А она не понимает! Она ничего не понимает! Она запуталась, растерялась, она в бешенстве и готова заплакать.

Анюта тоже бесилась.

- Нет, ну так можно, а? Корочка меня больше всех любит! Почему я должна сидеть с Танеевым? Я с ним весь седьмой класс сидела! Что, больше никто его выдержать не может?

- Да ладно тебе, не заводись, он нормальный. Тогда в походе...

- Я смотрю, у тебя за эти две недели все нормальными стали, - сощурив глаза, сказала Анюта и ускорила шаг. Юлька догонять её не стала.