Особенное значение имело для Бунина написанное здесь стихотворение «Псковский бор» (23.VII.1912), самым очевидным образом связанное с природой Витебской губернии. В нем повторяются почти дословно некоторые выражения дневниковой записи с описанием бора, которая приведена выше. Дата стихотворения, предшествующая дневниковой записи, очевидно, неточная. Она проставлена Буниным по памяти спустя много лет. До этой датировки в полном собрании сочинений 1915 года (изд. А. Ф. Маркса) указано несколько неопределенно: «VII. 12». А опубликовано стихотворение в феврале 1914 года в журнале «Северные записки». Вернее было бы считать, что сперва писался дневник, а потом — стихотворение.

В стихотворении упоминаются отмеченные в дневнике «краснеющие стволами» сосны, и калина, и «туманно-синие ягоды на можжевельнике» — то, что увидел поэт, бродя по бору:

Вдали темно и чаши строги.
Под красной мачтой, под сосной
Стою и медлю — на пороге
В мир позабытый, но родной.
Достойны ль мы своих наследий?
Мне будет слишком жутко там,
Где тропы рысей и медведей
Уводят к сказочным тропам,
Где зернь краснеет на калине,
Где гниль покрыта ржавым мхом
И ягоды туманно-сини
На можжевельнике сухом.

Псковский бор — это леса Себежа, который в древности относился к псковской земле, входил в Псковскую феодальную республику, существовавшую со второй половины XIII до начала XVI века; с 1957 года, после различных перемен в районировании, эти места опять относятся к Псковской области. Вспоминая в 1926 году свое пребывание в Клеевке, Бунин сказал, что это было «лето в псковских лесах».

«…Вот лето в псковских лесах, и соприсутствие Пушкина не оставляет меня ни днем, ни ночью, и я Пишу стихи с утра до ночи, с таким чувством, точно все написанное я смиренно слагаю к его стопам, в страхе своей недостойности и перед ним, и перед всем, что породило нас»:

Вдали темно и чащи строги… [588]

В первой публикации стихотворения о псковском боре были еще строки, позднее Буниным исключенные:

Кто будет в нем моей защитой?
Я вспоминаю, точно сон:
Клад, нашим пращуром зарытый,
По праву мой… Но древен он.

Клад пращура — это поэзия, достойная веков и тысячелетий.

Вера Николаевна уехала из Клеевки в Москву вместе с Юлием Алексеевичем, заезжавшим к Черемнову дней на пять после заграничного путешествия. 15 августа туда же отправились и Бунин с Пушешниковым. Через несколько дней он был уже в Крыму — в Суук-Су, под Гурзуфом, провел там около двух недель.

Тридцать первого августа сообщал Нилусу из. Гурзуфа: «Собираемся в Одессу» [589] . 23 сентября 1912 года он писал из Одессы Белоусову: «Нынче еду в Москву» [590] .

В Москве Бунин поселился в гостинице «Лоскутная».

Двадцать седьмого октября торжественно отмечалось двадцатипятилетие литературной деятельности Бунина.

Чествование сперва происходило в зале университета: на заседании «Общества любителей российской словесности» с приветственной речью выступил А. Е. Грузинский; Бунин прочел «один из небольших неизданных рассказов, вызвав восторг своим мастерским чтением» [591] ; Грузинский огласил постановление об избрании Бунина почетным членом «Общества». Он был и его «„временным“ председателем».

«Русское слово» писало 30 октября: «От старых членов кружка „Среды“ юбиляру был поднесен в роскошной папке альбом с портретами всех членов кружка. От друзей и почитателей — красивая серебряная парусная яхта с надписью „Вера“, от другого кружка почитателей — аккредитив на 20 000 франков. От Художественного театра юбиляру был передан брильянтовый жетон с изображением эмблемы театра — чайки. От А. А. Карзинкина юбиляру был передан художественно сделанный слон на цветочном плато с изображением экзотического уголка из пальм, мимоз и орхидей. От г-жи Карзинкиной было прислано очень ценное старинное итальянское издание „Божественной комедии“ Данте. От старой „Среды“ юбиляру был поднесен портрет Пушкина, от молодой „Среды“ — картина-акварель В. В. Переплетчикова».

В Литературно-художественном кружке на парадном банкете председательствовал А. И. Южин.

В дни юбилея Бунин получил много приветственных телеграмм и писем. Были получены телеграмма от больного в то время Мамина-Сибиряка и письмо от Горького с Капри.

«И проза ваша и стихи, — писал Горький, — с одинаковою красотой и силой раздвигали пред русским человеком границы однообразного бытия, щедро одаряя его сокровищами мировой литературы, прекрасными картинами иных стран, связывая воедино русскую литературу с общечеловеческим на земле» [592] .

Леонид Андреев писал Бунину: «Люблю и высоко ценю твой талант и с радостью присоединяюсь к приветствиям, в которых все русское общество и литература знаменует сегодняшний твой день. Работай на славу. Как твой земляк, орловец, радуюсь за нашу Орловскую губернию и от лица ее лесов и полей, тобою любимых, крепко целую тебя» [593] .

От Куприна была получена телеграмма из Гельсингфорса: «Обнимаю дорогого друга, кланяюсь чудесному художнику» [594] .

Пришли телеграммы и письма от Короленко и многих других писателей.

Дружески приветствовал Бунина Ф. И. Шаляпин: «Дорогой друг Иван Алексеевич, прими мое сердечное поздравление с торжественным праздником твоей славной деятельности, шлю тебе пожелания здоровья и счастья на многие годы и крепко тебя люблю».

Иван Михайлович Москвин, искусство которого высоко ценил Чехов, писал: «Того, кто правдив, глубок и прост, нельзя не любить, и я вас очень люблю, дорогой Иван Алексеевич» [595] .

Василий Иванович Качалов послал Бунину 28 октября 1912 года восторженное письмо, в котором он называет себя «давнишним и большим поклонником» его таланта — «такого ясного, несомненного, убедительного и привлекающего… Ваш талант, — писал он, — всегда и неизменно будит во мне одно очень важное и дорогое для меня чувство — любовь к жизни. Вы любите жизнь и умеете заразить вашей любовью меня… Какой бы грустью ни наполнились ваши глаза, они все так же пристально и любовно глядят на жизнь» [596] .

Радовало Бунина приветствие его давнишнего друга С. В. Рахманинова: «Примите душевный привет от печального суходольного музыканта» [597] .

В письме (без даты) Бунин сообщал Нилусу, по-видимому, о своем юбилее:

«Об успехах моих ты немного знаешь уже из „Одесского листка“ (переходу куда твоему весьма радуюсь); но скажу больше: встречали меня в Москве всюду прямо как знаменитого — я даже весьма удивлен был. Много и пишут о моих последних вещах. Есть и злобные, и редко-глупые отзывы, но есть и такие, что ахнешь. Толстой да и только! Радуюсь — и боюсь… и сглазить и всего прочего» [598] .

вернуться

588

Бунин. Т. 9. С. 455. Статья «Думая о Пушкине»; См.: Собр. соч. Т. 7. М., 1993–1996.

вернуться

589

Русская литература. 1979. № 2. С. 150.

вернуться

590

РГАЛИ, ф. 66, on. 1, ед. хр. 534, л. 64.

вернуться

591

День. 1912. № 27. 28 октября.

вернуться

592

Горьковские чтения. С. 69.

вернуться

593

Русское слово. 1912. № 250. 30 октября.

вернуться

594

Музей Тургенева. № Б-968 оф.

вернуться

595

Телеграммы Шаляпина и Москвина хранятся там же.

вернуться

596

Театр. 1961. № 5. С. 134.

вернуться

597

Курортная газета. Ялта, 1960. № 214. 29 октября.

вернуться

598

Русская литература. 1979. № 2. С. 151.