Я имел много денег, потому что в сезон ездил с артелью старателей как врач. Когда мы возвращались в Магадан, то на три дня закупали кабак и гудели. Я брал червонцы, как колоду карт, и поджигал этот веер. Официантки давились от злобы. Потом я швырял под стол пачку денег, и толстые бабы лазили на карачках, как собаки, рыча и вырывая друг у друга купюры...

Есть такая штука на стыке наук — филологии и физики: качество времени. Это мера траты жизненных сил в определенный промежуток — когда за день человек проживает год, а может, и три. Так вот, качество времени моего магаданского периода можно охарактеризовать небывало концентрированной растратой жизненных сил. Семь моих колымских лет — это около тридцати материковых. Там я стал личностью, но там впервые и надорвался, хотя поначалу и не заметил, что надрыв-то был смертельный. Он повел меня в пропасть, хотя внешне я рос и прогрессировал. И патологией этого страшного сдвига управляла душа, вырастившая из него то, что ей очень хотелось: педофилию...

Я жаждал добраться до истоков живого. И чем ближе к этой тайне стремился, тем похотливее и сладостнее становилась ревность моя ко всему молодому, молоденькому, младенческому. .. Порою мне хотелось вообще влезть в утробу женщины и, уменьшаясь до яйцеклетки, превратиться в то эйронейтрино, что и есть само тело души. А потом проделать обратный путь: родиться со знанием тайны жизни и самому создавать живое, так необходимое для моей страсти. Я никогда не считал это патологией, не считаю и сейчас. У науки нет этики, потому что нет ее и в живом. Ведь все мы рано или поздно сдохнем, и тогда какой в этом смысл? И коли смерть неэтична, неэтична и жизнь...

Конечно, я мог бы убить себя. Вернее, свое тело. Но душу- то убить нельзя. Завтра же у нее будет новое тело, и с ним она будет вести себя так, как с моим. Это неразрешимая проблема. А потом, она очень и очень тонкая. Божественная, я бы сказал. У нее такие прозрения, что ум мой частенько содрогался от восторга. В эти минуты я ее страстно любил и благодаря ей делал чудеса. Как Христос: возьми постелию свою и ходи! Но все же достиг я такого искусства врачевания прямо-таки нечеловеческим трудом...

Я же десять лет с крысами жил. Клетки дома завел, кормил, мыл, выхаживал. Потом перебивал хребет, пересаживал спинной и головной мозг, экспериментировал и экспериментировал... И никто мне не помогал, ни одна собака. А завидовали, сволочи, по-черному. Я открыл несколько тайн. Кандидатских три штуки написал, докторских две. На пятерых хватило бы...

Ну а потом? Нервы, нервы, нервы... Я себя страшно тратил, а восстанавливаться не мог. Первое время пьянка помогала, потом наркотики. Но и это скоро надоело и стало неэффективным. Душа требовала сильнейшего стресса, с кровопусканием. Короче, жертвоприношения. Это качели, понимаете? Да нет, этого никому не понять. Надо быть в такой шкуре...

Я тщательнейшим образом продумывал каждый акт. И после этого такое освобождение, такая легкость!.. Да, мои преступления сверхужасны. Я все понимаю и жду самого ужасного наказания. Я приму его заслуженно и спокойно. Правда, может, психика не выдержит, но это уже ее проблемы. Душа моя выше моей психики и выше моего разума. Только высота эта опрокинута вниз...

Какова была цель моей жизни? Стать чудо-профессором и садистом-убийцей? А теперь я уйду, и будет другой профессор- убийца. И все сначала... Что за заколдованный круг? Уже ясно, что тот набор душ, что разведен на Земле, неизменен. Может, всю мерзость Вселенной рассадили здесь, и любая душа, готовая вырваться из этого Сада, уже и не знает, куда ей податься, — забыла дорогу назад, а может, и не знала ее вовсе... Стало быть, опять Екклезиаст, опять суета сует и томление духа...»

Страшный монолог. Возможно, это обычная для образованных убийц попытка оправдать содеянное «красивой» философией, возбудить к себе если не уважение, то хотя бы сочувствие. Хотя, скорее всего, Сударушкин был совершенно искренен. Возможно, он даже прав. Ибо, если истинно учение Будды, то душа преступника и впрямь обречена на вечные странствия. В таком случае, в интересах общества не убивать таких людей, а содержать их под стражей в идеальных условиях, — отдаляя момент, когда душа убийцы после смерти поселится в новой телесной оболочке и вновь проявит себя страшным образом. Кстати говоря, философия не помогла Сударушкину достойно встретить смерть. Юрист из органов МВД — очевидец расстрела убийцы — говорит, что перед исполнением приговора «хлынуло у него изо всех дыр — и моча, и экскременты... Не верил до последней минуты, все на что-то надеялся...»

ОПЕРАЦИЯ «ЛЕСОПОЛОСА»

В декабре 1985 года в СССР началась операция «Лесополоса» — едва ли не самое масштабное оперативное мероприятие, когда-либо проводившееся советскими правоохранительными органами. Целью было поймать неуловимого маньяка, терроризировавшего жителей Ростовской и соседних областей. По сексуальным мотивам он с особой жестокостью убивал женщин и детей. Многим жертвам маньяк отрезал груди, ягодицы и другие части тела.

В операции участвовали несколько тысяч людей. Были даже использованы военные вертолеты, чтобы патрулировать железнодорожные пути и прилегающие к ним лесополосы. Специальные наряды сотрудников в штатском вели наблюдение там, где надеялись обнаружить преступника. Девушки-милиционеры, выполняя роль «приманки», под видом женщин легкого поведения слонялись по вокзалам, паркам и тому подобным местам. Увы, на них «клевали» все, кроме преступника.

За время операции на причастность к серии убийств было проверено более 200 тысяч человек, попутно раскрыто свыше тысячи других преступлений; была создана база на 48 тысяч человек с сексуальными отклонениями.

Наконец спустя почти пять лет маньяка удалось арестовать. Им оказался житель Новочеркасска Андрей Чикатило.

Будущий убийца родился 16 октября 1936 года в селе Яблочное Великописаревского района Сумской области Украинской ССР. У новорожденного были признаки гидроцефалии. До 12 лет мальчик страдал ночным недержанием мочи, за что мать постоянно его наказывала — ставила на колени на горох, била разделочной доской.

Отец Чикатило участвовал в Великой Отечественной, на фронте попал в плен и после войны был зачислен в «изменники Родине».

В 1943 году мать Чикатило родила девочку; сестру Андрея назвали Татьяной. Поскольку отец в это время был на фронте, вероятнее всего, отцом Татьяны был немецкий солдат (село было в то время оккупировано). Некоторые психологи предполагают, что Андрей Чикатило (тогда ему было 6-7 лет), живший в одной комнате с матерью, стал свидетелем изнасилования или добровольного секса матери с оккупантами.

Когда в 1946 году на Украине начался голодомор, мальчик не выходил из дома, опасаясь, что его могут поймать и съесть: мать рассказывала ему, что его старшего брата Степана якобы похитили и съели. Существует страшная версия о том, что Степана съели сами родители Андрея. Впоследствии никаких документов о рождении и смерти Степана найдено не было.

В 1955 году Андрей Чикатило закончил Ахтырское техническое училище связи, а потом поступил на заочное отделение Московского института инженеров железнодорожного транспорта. В1957 году он был призван в армию и служил в войсках МВД, где, по его словам, подвергался всяческим унижениям, в том числе и сексуальному насилию. Отслужив, Чикатило переехал в город Родионово-Несветаевская (недалеко от Ростова-на-Дону) и там устроился работать инженером на телефонной станции.

В 1962 году сестра Андрея Чикатило познакомила его со своей подругой Фаиной (Евдокией); в 1964-м они сыграли свадьбу. Чикатило, решив продолжить образование, поступил на заочное отделение филфака Ростовского университета. В том же году Фаина родила мальчика, который умер через восемь месяцев. В 1965 году родилась дочь, а в 1969-м — сын Юрий (будущий уголовник).

В апреле 1965 года Андрей Чикатило получил должность председателя районного комитета физкультуры и спорта; через пять лет, уже с университетским дипломом, стал работать в школе- интернате № 32 города Новошахтинска учителем русского языка и литературы, а позже — воспитателем. В 1972 году педагога избили старшие воспитанники интерната, когда застали его за попыткой заняться оральным сексом со спящим учеником. После этого случая он всегда носил с собой нож.