Подумав, он кивнул.

– О'кей. Я намерен попробовать еще раз. Но если я снова уличу тебя в нечистоплотности, так и знай: я на весь мир объявлю тебя дешевой шарлатанкой.

– Ох, Зак, спасибо! – воскликнула она, бросаясь ему на шею. Но тут же отстранилась. – Не за то, что ты не станешь объявлять меня шарлатанкой, а за то, что дашь Франциске шанс. Не могу выразить, что это для меня значит.

– Думаю, я знаю. – Он положил руки ей на плечи и притянул к себе.

Она облизнула губы. В то же мгновение в золотисто-зеленой глубине его глаз вспыхнул огонь желания.

– Это не взятка, – пробормотала она, склоняя голову набок. – И даже не благодарность.

– Я знаю. – Он нашел ее губы. – Тут действует неудержимая сила.

Ее веки, дрогнув, сомкнулись.

– Встречающая непреодолимый объект?

– Нет. Неудержимая сила, встречающая неудержимый объект.

Колыбель его рук будто создана была для ее тела. И будто она создана была для этих отводящих беду рук. Его рот ласкал ее губы, и не было сил подумать о сопротивлении. Его руки скользнули по тонкой шее и большой палец погладил чувствительную линию подбородка.

Прикосновение загрубелых ладоней исторгло стон из ее приоткрытых губ – боль желания не находила выражения в словах. Лишь согласное движение тел говорило о его силе. Зак застонал, губы дразнили, покусывали, пробовали каждый дюйм запрокинутого лица.

– Такая мягкая, – бормотал он, запуская пальцы в светлые локоны, приподнимая пряди. – Такая хрупкая.

– Но не сломаюсь, – уверила она.

– По крайней мере если я буду рядом, чтобы подхватить. – Его глаза весело блеснули. – Ты по-прежнему считаешь меня… как ты говорила… старым надутым профессором?

Она хихикнула и потрясла головой.

– Не-а. Признаю, тут я ошибалась. Зато не ошиблась в другом.

Он замер, вспоминая.

– В чем другом?

– Ты славно целуешься. – Она скользнула руками по его спине и вздрогнула от неожиданной боли.

Он почувствовал и нахмурился.

– Что случилось?

– Пустяки.

– Нет, не пустяки. – Он поднес к лицу ее ладони. – Черт, здесь полно заноз.

– Я запаниковала, – сообщила она. – Вцепилась в дерево, а ему это не понравилось. Вот оно и отомстило.

– Закрой глаза.

Она молча повиновалась и тут же вздрогнула от боли. На четвертой вытащенной занозе сквозь сжатые веки просочилась слезинка.

– Готово, – пробормотал он, обнимая ее с такой нежностью, что заныло сердце. Сбежавшая по щеке слезинка была найдена и поймана поцелуем.

– Спасибо, – прошептала она.

– Всегда к услугам. – Он поцеловал ее снова и чуть отстранил. – Что это? – Он провел пальцем по медальону под блузкой. – Я заметил блеск, когда ты падала с дерева.

– Это… это принадлежало Франциске. – Нана не хотела, чтобы Зак видел медальон, и его изменившееся при виде драгоценности лицо доказало, что бабушка была права. – Семейная реликвия.

Он отпустил ее и посмотрел холодно и отчужденно.

– Очень ценная реликвия. Только бриллианты стоят целого состояния.

Она пыталась объяснить:

– Ценность не в этом. Для нас по крайней мере. – Он опять видит подвох. Нужно убедить его. – Понимаешь, медальон магический. Он… он исполняет желания. Если веришь во Франциску, она выполнит самое заветное твое желание.

Он хрипло рассмеялся.

– Да, конечно. – Он подергал пальцем цепочку. – Продай его, и твое заветное желание исполнится.

– Нет! Ты не понимаешь.

– Понимаю. Твое катастрофическое финансовое положение нужно лишь для того, чтобы вызвать сочувствие. Неплохо придумано. Коль нельзя откупиться, вызовем романтическую жалость. А там романчик – глядишь, и отделаемся от надутого дурака профессора. Значит, все это было ложью. А я-то и попался.

– Неправда! Я никогда бы не…

Он не дал договорить.

– Довольно, Рейчел. Ты слишком долго играла на моих чувствительных струнах. Больше не выйдет. Помни о соглашении. – Он сухо поцеловал ее в губы. – И предупреждаю честно: одурачить меня еще раз не удастся. – И пошел прочь.

– Говорит Мадам Зуфало, великий медиум. Я ушла в мир духов и не могу подойти к телефону. Оставьте сообщение, и я перезвоню вам, как только смогу. К сожалению, в ближайшем будущем это невозможно. Учитывая регрессию Марса, затмение Нептуна Сатурном, отсутствие Венеры в поле видимости, великая Мадам Зуфало решила… э-э… сделать себе каникулы на неопределенный период. Когда планеты займут нормальное положение, то же сделает и Мадам Зуфало. До того времени, когда это произойдет – если это произойдет, – оставьте послание после гудка.

Гудок.

– Мадам? Это Рейчел. Я хотела бы перемолвиться с вами словечком, как только вы закончите регрессировать.

Нана вырвала у нее трубку.

– Мадам? Это Бьюла. Рейчел немного не в себе. Я знаю, что между вами произошло некоторое недоразумение…

– Недоразумение? – Рейчел схватила трубку. – Недоразумение? – повторила она для автоответчика. – Это не было недоразумение. Мы превосходно поняли друг друга. И отметьте: я не немного не в себе. Я вышла из себя до самой Луны. И это ничто по сравнению с Заком. Он добрался до соседней галактики. И вы окажетесь примерно там же, если не дадите объяснений немедленно. Я думала, что вы верите во Франциску. Я думала…

Нана дернула за провод.

– Мадам? Говорит Бьюла. Вам действительно стоит объяснить Рейчел, что вы делали на дереве. Уверена, что у вас были разумные основания.

– Разумные? – Рейчел снова завладела трубкой. – Разумные? Для того чтобы размагнитить Заков методный котсмейстер, не было никаких разумных оснований. Все дело в том, что вы не верите во Франциску, а я теперь не верю вам. Не смейте больше переступать наш порог. – Она намеревалась бросить трубку, но Нана перехватила ее в последний момент.

– Мадам? Это Бьюла. Вы отдохнули, дорогая, и я надеюсь, что вы скоро разрегрессируетесь. Пока. Жду вас во вторник погадать мне.

Зак изменился. Рейчел стояла в дверях колокольни и робко смотрела на него. Он изменился сильно, и не в лучшую сторону. Ни следа не осталось от романтического влюбленного. Ни капли сочувствия, понимания и доброты. И страсти тоже не осталось. Не признаваясь и самой себе, более всего она сожалела о последнем.

Перед ней был только профессор Кингстон, суровый, замкнутый и неподступный ученый. Перемена мучила ее. Мучила гораздо больше, чем она представляла.

– Ну вы и махинатор, Эйвери, – проворчал Курт.

Она вздохнула, не споря. Что можно было возразить? Он прав.

– Разрешите представиться. Махинатор Эйвери. К вашим услугам.

Курт хмуро склонился над проводами, идущими к камерам на колокольне.

– Никогда не видел его таким серьезным, – добавил он, чуть смягчаясь.

Она кивнула, совершенно убитая.

– Мадам Зуфало проявила несколько излишнее… рвение позапрошлой ночью. Зак… профессор Кингстон… застал ее. Нас.

О медальоне и реакции Зака на это она и вспоминать не стала. Хотя после того поцелуя он должен был хоть чуть-чуть поверить. Но поверил ли? Нет, конечно. В раздражении она сверлила взглядом его спину.

– Махинаторша и есть, – сказал Курт. – Как вас вообще угораздило связаться с этой Зуфало?

– Она пытается вызывать Франциску для нас, чтобы разобраться с моим медальонным желанием, – машинально ответила она. Ничего в этой спине не просверливалось. Какая досада.

Курт взглянул, недоумевая.

– Ага. Интересная вещь. Каждое слово в отдельности мне понятно. А вот смысл как-то ускользает. Это из-за моей тупости?

– Нет. Со мной такое часто бывает. Я уже привыкла.

Она оставила попытки просверлить в Заке дыру. Все равно бы он не поверил. Дал бы рациональное объяснение появлению странного отверстия в своем теле. Отнес бы к влиянию атмосферных явлений или сказал бы, что барахлит один из этих приборов, на которых она скоро язык сломает. В общем, нашел бы логичное объяснение. Так стоит ли трудиться?

– Что творится с кабелями? – пробормотал Зак. Буркнув что-то нечленораздельное, он выдернул провод. – Третий сгорел. До свадьбы осталось меньше часа – надо торопиться. Сделай одолжение, найди другой, ладно? – попросил он, не оборачиваясь.