«И спасителя Империи заодно», — нервно хихикнул Ян.

Чтобы добраться до точки, в которой комплекс обнаружил вход, пришлось обходить расщелину по широкой дуге, ориентируясь на показания многоножки.

Огерд, застыв на месте, следил за движением напарника.

Обманчиво неуклюжая фигура в массивном скафандре обогнула валун, доходящий Яну до пояса, сделала еще пару шагов. И пропала.

— Ян, не вижу тебя. Повторяю — визуальный контакт потерян, — тут же попытался связаться с напарником Огерд.

Тишина.

Затем слабый, на пределе слышимости голос Яна:

— Принято. Слышу тебя очень плохо. Подтверждаю, визуальный контакт отсутствует.

Ян думал, как описать словами то, что происходило вокруг.

Пейзаж менялся. Едва уловимо, на границе зрения, так, что это можно было уловить лишь краем глаза, но изменения чувствовались, и они нарастали. Цвет камней становился более насыщенным, черные пятна медленно ползли по желтой поверхности, песчинки вдруг вспархивали над мертвой равниной, словно кто-то легонько дул на них, тучи клубились все более тяжелые, словно собирались разразиться грозой.

Странно, но напряжения от этого Ян не испытывал. Он не чувствовал угрозы. Казалось — оживает давно закрытый аттракцион, впавший в забытье, а сейчас зарегистрировавший появление зрителя. И оживают давно заржавевшие механизмы, мигают неуверенно лампы, со скрипом встают на свои места декорации сцены.

«Или просыпается давным-давно впавший в анабиоз организм», — подумал вдруг Зарев. Он почувствовал присутствие живого существа и теперь просыпается, чтобы взглянуть, кто это к нему пожаловал. И зачем?

Тревожиться в любом случае было уже поздно.

Пейзаж снова изменился. Появился купол.

Гроздья пузырей-куполов, виденные Яном на мониторе, проявлялись постепенно. Они были молочно-белыми. Белыми настолько, что малейшая пылинка казалась бы на их поверхности кричаще чужеродной. И их не было — ни единого пятнышка на всей видимой Яну поверхности. Обломок скалы, благодаря которому и удалось обнаружить это сооружение, упал так, что оказался зажатым между сводом одного из куполов и выходящей под наклоном из купола трубы.

Но даже этот обломок, который, казалось, должен был продавить, смять, изуродовать хрупкий на вид купол, казался абсолютно естественным, словно его появление было запланировано с самого начала.

— Я вхожу, — Ян смотрел на абсолютно круглый вход. Он располагался примерно в метре от уровня поверхности. Внутри — тот самый коридор, который зафиксировали камеры комплекса. Хотя Ян совершенно не удивился бы, окажись там нечто совершенно иное. Картина казалась какой-то... слишком обычной? Нет, не то. Метаморфозы, происходившие вокруг, заставляли Зарева усилием воли подавлять головокружение.

Камни текли, меняли форму, сливались, катились вниз по равнине, вдруг превратившейся в наклонную плоскость, а из туч вниз, к поверхности вытягивались длинные языки, лизавшие песок, вздымавшийся в ответ фонтанчиками — словно кто-то стрелял оттуда, с неба.

Глубоко вдохнув, Ян переступил порог купола.

Оглянулся — равнина замерла. Неподвижная.

Покрытая мелкой пылью, которую миллионы лет никто и ничто не тревожило.

Чернота космоса над планетоидом, никогда не знавшим жизни.

Редкие камни, обломки скал — откуда они здесь, интересно? Какой катаклизм расколол вершину горы, с которой и упал обломок?

Скорее всего, метеорит...

Мысли стали неспешными. Не хотелось думать о том, что заставляло его все это время нестись в безумной карусели последних недель.

Оказалось — Огерд стоит неподалеку от входа, чуть сбоку. Но отчего-то не видит его и никак не реагирует.

— Огерд, я вошел. Прием.

Нет ответа.

Несколько дальше, там, где ей и положено, стояла яхта Огерда. Белый рукотворный росчерк на безграничном полотне вечности и бесконечного пространства.

Ян с трудом заставил себя повернуться и сделать несколько шагов вглубь коридора. Коснулся рукой в перчатке, светившейся приятным медным светом стены. В ответ внутри стены мелькнула легкая тень. Словно неведомая рыбешка подплыла к поверхности, чтобы посмотреть, что это такое приблизилось оттуда — из-за границы знакомого мира.

— Продолжаю движение по коридору. Подхожу к развилке. — Ян говорил, как и следовало по инструкции, поскольку каждый звук фиксировался записывающей системой, встроенной в скафандр, и в случае необходимости передавался в виде пакетного сигнала. Вручную или в автоматическом режиме.

На развилке Ян решил свернуть влево. Стены коридора здесь были из такого же материала, но коридор был не круглым, как у входа, а овальным, вытянутым в высоту.

Яна не оставляло ощущение будничности. Казалось, Врата должны быть более... «Какими? — задал он сам себе вопрос. — Что ты ожидал тут увидеть?»

Нечто куда более величественное. Или гораздо более чуждое. Что-то дикое, вроде неимоверных сооружений ксеносов, похожих на комки слизи, на комок кошачьей шерсти или искореженные великанской рукой соты безумных насекомых, решивших убить себя в своих жилищах.

Там было даже легче, понял Ян. Окружающее было настолько чужим и диким, что рассудок просто отказывался на это реагировать и вписывать в картину мира. Просто регистрировал, не реагируя и не оценивая. А здесь, в этом коридоре была какая-то смутная неуловимая чужеродность. И от этой неуловимости она казалась грандиозной и подавляющей. Будто создатели куполов были настолько мудры и усталы, что решили слепить эту игрушку такой, чтобы она была доступна и детям. Но все равно печать взрослости, умудренности, неосознанного превосходства осталась, как остается она на рисунке взрослого, который он рисует для своего ребенка, стараясь рисовать как можно проще и грубее.

В стенах — темных, тусклых, просверкивали медвяные искорки и уходили в недоступные глубины тьмы, заключенной в скорлупе куполов. Коридор изгибался, и там, за изгибом что-то пульсирующе мерцало.

Впервые с того момента, как он вошел в купол, Ян зафиксировал показания систем скафандра, хотя обычно он делал это постоянно, бессознательно, на вбитом годами тренировок и боевых операций рефлексе.

Показания были абсолютно невозможными. Оказалось, он провел под куполом всего тридцать секунд. Но это можно было списать на специфику объекта, в конце концов первое, что разумные узнали, начав серьезно осваивать Вселенную, так это то, что первым начинает чудить время.

Но показания системы жизнеобеспечения говорили, что он не дышит.

Показатели кислорода горели успокаивающим зеленым светом, показывая полную зарядку. Но они с Огердом вышли на поверхность не меньше часа назад!

Самое неприятное, что могло случиться с десантником — сбой в работе датчика кислорода. Поэтому электроника всегда дублировалась. Ян вызывал резервную систему — показания совпадали.

Похоже, какой-то добрый волшебник накачал его баллоны дыхательной смесью. Такое вот незаметное, неброское чудо. Совершенно обыденное, значение которого трудно сразу осознать.

Ян подошел к изгибу коридора.

Заглянул и сделал шаг назад.

Закрыл на секунду глаза. Сердце бешено колотилось.

Коридор заканчивался.

За поворотом он расширялся и выходил в зал.

Огромный.

Теряющийся в высоте и все том же медовом сиянии, но гораздо более интенсивном.

В центре зала что-то было.

Зарев пропал.

Он не отвечал на вызовы, пропал с монитора, показатели обнулились. Либо он погиб, либо купол полностью экранировал его передачи.

Огерд решил, что будет думать только о втором варианте.

Просто стоять было бессмысленно, идти вслед за Яном — глупо. Они заранее решили, что если от того, кто войдет в купол, не будет известий в течение часа, второй связывается с яхтой, передает всю полученную информацию и идет следом.

Если и он пропадет, яхта должна была покинуть планетоид и передать шифрованный сигнал флоту.

Как грустно пошутила Татьяна, сигнал безнадёги.