— Не надо вспоминать прошлое. Те дни стали тяжелым испытанием и для тебя, и для меня. — Гандерас убрал с ее лица растрепавшиеся пряди белокурых волос. Они показались ему чужими. Ведь он уже привык ласкать мягкие, вьющиеся пряди с медным отливом! — Но знаешь, даже если бы представилась возможность, я бы не изменил прошлому. Я — не твоя вторая половина и никогда бы тебе не подошел. Бог создал для тебя Карлоса.

— А для тебя — Натали, — продолжила его рассуждения Алисия. — Вы идеально подходите друг другу.

— Возможно. Однако благодарность — не любовь.

— Поверь мне, я кое-что понимаю в любви, — тихо вступил в разговор Карлос. — Я уверен, дороже тебя для Натали никого нет.

Антонио с недоверием посмотрел на друга.

— Послушай, если женщина не испытывает глубокого чувства, она не станет неотрывно смотреть на мужчину, в ее голосе не будет особой теплоты и нежности всякий раз, когда она произносит его имя, а улыбка, обращенная к нему, не будет казаться счастливой и искренней.

Антонио безумно хотелось верить доказательствам, которыми его буквально засыпал Карлос, но он по-прежнему сомневался в искренности Натали. Главное — освободить ее от обузы, которую представлял он сам.

Не дослушав Карлоса и не простившись с Алисией, Антонио резко повернулся и побежал прочь. Однако остановился, услышав голос друга:

— Когда Натали глядит на тебя, она похожа на Алисию, которая влюбленно смотрит на меня, а твой взгляд напоминает тот, каким я буквально пожираю свою жену. Натали любит тебя. Ты слышишь? Любит…

В небе над головой кружились чайки, наполняя воздух жалобными криками. Их голоса эхом отдавались в сознании Антонио. На-тали, На-тали, слышалось в клекоте белых птиц.

Волны подхватывали заветное имя, рокочущим басом повторяя вслед за чайками.

И вот уже пролетавший ветер, подслушав странный разговор моря и птиц, тихо нашептывал Гандерасу: Натали, Натали…

Повсюду, куда бы Антонио ни устремлял взор, он видел возлюбленную. Чувствовал вкус ее губ, ощущал тепло ее тела, проникающее в кровь и разливающееся по жилам. Он и не подозревал, что Натали стала частью его души, его сердца. И Антонио мысленно кричал, звал единственную женщину, которая стала ему дороже всего на свете, но, увы, ушла навсегда…

Прибыв на пристань, Антонио бросился к яхте. Быстро собрать вещи и бежать, бежать куда глаза глядят из опустевшего райского сада, лихорадочно билось в мозгу, чтобы ничто не напоминало о счастливых мгновениях. Торопясь, Гандерас, не складывая, бросал в объемную дорожную сумку джинсы, рубашки, свитера. Стенной шкаф опустел, полки тоже, остался последний ящик стола. Открыв его, Антонио замер. Перед ним лежал альбом, в котором Натали делала наброски.

Бережно, словно драгоценную реликвию, Антонио достал альбом. Он ни разу не видел эскизов. Художница не показывала их, считая, что рисунки слишком ординарны и не идут ни в какое сравнение с великолепными витражами Алисии.

Эскизы чем-то походили на самого автора — такие же прямые, четкие, окрашенные юмором, в линиях и тенях скрывалась чувственность.

Сердце Антонио снова сжалось от сладких воспоминаний. Он слышал заразительный смех, разглядывая карикатуры с забавным названием, придуманным Натали: «У Всевышнего тоже есть стиральная машина». На веревке развешаны джинсы и рубашки. Крупный частый дождь смывает с них соль и песок.

Страницу за страницей Антонио внимательно рассматривал рисунки. И вот остался последний лист. Со странным чувством он взглянул на последний набросок. Казалось, он ничем не отличался от остальных. Но, внимательно изучив его, Гандерас среди хаоса черточек, изгибов и теней выделил бушующий океан, на фоне которого проглядывалось лицо. А возвышающаяся над грозной стихией скала, окутанная туманом, неожиданно превратилась в сидящего мужчину, задумчиво глядящего вдаль. Могучее тело, черные волосы, волевой пронзительный взгляд… Сомнений не оставалось: это сам Антонио. Его глаза, губы, профиль повторялись в очертаниях леса, скал, океана. Он — улыбающийся и серьезный, спящий и пылающий страстью, спокойный и опьяненный экстазом, нежный и разъяренный. Антонио, везде Антонио. Словно он стал неотъемлемой частью всего, что окружало Натали.

Машинально он перевернул рисунок — и остолбенел. С фотографии глядели на него его огромные черные глаза. Он стоял на пристани, устремив взор в морскую даль. Словно молния пронзила мысль. Антонио внезапно вспомнил тот день и девушку, что неожиданно сфотографировала его. Бог мой, да это же была Натали!

Снимок покоробился от морской воды, но женские руки тщательно разгладили его и, видимо, положили в альбом, чтобы фото распрямилось под прессом. Значит, Натали все время носила его с собой?..

Антонио долго, очень долго смотрел и на рисунок, и на фотографию, а потом вдруг уткнулся лицом в руки и глухо зарыдал. Он плакал от счастья. Впервые зазвучала для него песня любви.

Туман сгущался, и сквозь его плотную пелену садящееся в море солнце озаряло берег таинственным светом. Завидев домик, в котором она жила, Натали вдруг остановилась, обернувшись назад. Одинокая змейка ее следов, кое-где уже смытая волнами, извивалась вдоль границы пляжа и воды. Девушка долго вглядывалась в черный пунктир, который обозначил печальный путь из райского сада.

— Если бы умел, я бы обязательно нарисовал небо, горы, море и лес, чтобы они повторили твой облик, как я его себе представляю…

Знакомый голос показался Натали очередной иллюзией, выдающей желаемое за действительное. Но сомнения улетучились, едва она увидела Антонио, стоявшего в двух шагах. Он словно материализовался из густой мглы опускавшейся на землю ночи и ее собственных мечтаний.

— Если бы я мог, — продолжал Антонио, подходя к Натали вплотную, — я бы стал ветром, шепчущим твое имя, превратился бы в лес, окутанный туманом, цвет которого впитали твои прекрасные глаза. Но я не художник и не Бог. Я теперь одинокий странник, покинувший райский сад. Я не хочу расставаться с той, которая однажды привела меня в Эдем и в чью ответную любовь я боялся поверить.

Руки Гандераса задрожали, когда он прикоснулся к любимому лицу и вновь ощутил тепло и нежность кожи.

— Я не умею слагать песни о любви. И не знаю ни одной мелодии, которая поведала бы о моих чувствах. Но, поверь, ты стала неотъемлемой частью моей души, и, если отнять эту часть, я не смогу дальше жить.

— Антонио. — Голос Натали дрожал от переполнявшего ее счастья. — Мне не нужны прекрасные песни, не нужны красивые слова, мне нужен только ты. Только ты — мой единственный, мой любимый!

Эпилог

Годами выработанная привычка вставать рано столь укоренилась, что внутренний будильник поднял Натали ровно в семь. Она немного полежала, перебирая в памяти события вчерашнего дня. Звонил Карлос, вел какую-то таинственную беседу с ее мужем. А когда она попыталась узнать новости у Антонио, он загадочно произнес:

— Всему свое время! — И, заключив жену в объятия, добавил: — Дорогая, вернусь через пару дней, кажется, выдался богатый улов…

Вот уж два года молодое семейство счастливо жило в пригороде Честера в штате Коннектикут, где у Гандераса была небольшая вилла. Побережье Атлантического океана бороздило несколько рыболовецких судов, принадлежащих Антонио, и он часто отлучался из дома на разного рода переговоры с компаньонами.

Поняв, что заснуть не удастся, Натали встала, приняла душ и, надев скромную бежевую юбку и белую блузку, отправилась на кухню. Выпив чашечку кофе, стала хлопотать у плиты. Ей нравилось самой готовить завтрак, да и вообще хозяйством она занималась с удовольствием.

Натали не слышала, как к дому подъехала машина, и едва не упустила закипевшее молоко, увидев на пороге улыбающегося мужа с Бобби на руках. Отец и сын как две капли воды походили друг на друга, и, конечно, она очень любила обоих.

— А вот и обещанный сюрприз, — сказал Антонио, протягивая жене авиабилеты. — Завтра улетаем в Испанию.