— Кто это бросил? — спросила она и поднялазаписку.

Тут Танька Сабантеева начала смотреть на меня и хихикать, ифыркать в передник, и давиться от смеха, и это опять заметилаКлавдия Николаевна. Я показал Таньке под партой кулак и сказал!

— Это я бросил!

Клавдия Николаевна прочла записку.

— Что ж, Петя, — сказала она. — Ты написалправильно. Но зачем ты помогаешь товарищу исподтишка? Разве этохорошо? Пойди к нему домой, позанимайся с ним. Вот это будетнастоящая помощь!

— Он не позанимается, — запищала Танька, — Онтакой же лентяй, как и Лешка!

— А я полагаю, — сказала Клавдия Николаевна, —что Петя хороший товарищ.

— Пусть даст пионерское обещание! — еще раз пискнулаТанька.

— Я приду без обещания, — сказал я.

Во время перемены я решил побить Таньку. Но Лешка сказал, что стакой ябедой лучше не связываться. И вообще с девчонками не надоиметь никакого дела. На «их и так смотреть противно.

Я тоже сказал, что мне противно, когда я смотрю на всех этихчистеньких, красивеньких девчонок, на их переднички, ленточки,бантики и разные там косички,

— Не надо с ними связываться, — сказал Лешка. —Просто мы назло Таньке начнем заниматься вместе и будем каждый деньготовить уроки, и станем отвечать лучше всех девчонок, и ониперемрут от зависти, как мухи,

.— Это мы обязательно сделаем, — сказал я. — Пусть незадаются, задаваки несчастные!

— Все говорят, что я способный, — сказал Лешка. —Если бы я хотел, я мог бы учиться лучше всех!

— Я тоже способный. Таких способных надо еще поискать!

— Мы оба способные, — сказал Лешка. — И мы будемзаниматься по расписанию и готовить все уроки, пока не станемсамыми первыми отличниками.

После школы я пошел домой. Мне хотелось поскорей пообедать ипойти к Лешке заниматься. Я быстро съел суп и начал ждатьвторое.

— Чего ты давишься? — спросила Лялька.

— Он опаздывает на поезд, — сказала мама.

— У него важные дела, — отозвался папа.

— Ты никогда не покушаешь по-человечески, — сказаламама. — Ты даже не прожевываешь пищи. Ты заглатываешь ее, какудав. В конце концов ты наживешь себе катар желудка.

— У удавов не бывает катаров желудка, — сказал я.

— Он все знает про удавов, — сказал папа. — Чтоже касается арифметики, то здесь дела у него обстоят не такблестяще.

— Нет, ты все же скажи — куда ты спешишь? — спросиламама.

— Мне надо пойти к Лешке.

— Ему необходимо пойти к Лешке, — отозвалсяпапа. — У них свидание. Они давно не виделись.

— А вот и не свидание. Я иду заниматься. Я должен помочьему по русскому.

— Он должен взять Лешку на буксир, — сказалпапа. — Он ведь у нас большой активист.

— Знаем мы эти буксиры! — рассердилась мама. — Онидет гонять мяч.

— А может быть, он не врет? — спросила Лялька.

— Утка, — сказал папа. — Явная утка!

— Честное слово, не утка… Я дал обещание перед всемклассом.

— Он дал социалистическое обязательство, — сказалпапа. — Если он его не выполнит, в гороно будут крупныенеприятности.

Когда папа в плохом настроении, он всегда так разговаривает. И ясразу понял, что меня никуда не пустят. Я вспомнил про Таньку.Теперь она будет еще больше хихикать и всем говорить, что я лодырьцаря небесного. И Клавдия Николаевна начнет меня ругать. И мнестало так обидно, что большая слеза выкатилась из моего глаза иупала прямо в тарелку. Когда мама увидела эту слезу, она сказала,что ей надо еще подумать, — может быть, меня и отпустят кЛешке. Но папа закричал, что он не станет менять своих решений.Слезы капают у меня от усталости. Я переутомился. Я, наверное, всеперемены гонял мяч. Я гонял его как сумасшедший. Я гонял мяч и недумал о ботинках. А ботинок на меня не напасешься. Если бы папа былдиректором фабрики «Скороход», меня можно было бы обеспечитьобувью. Но папа не директор. Он не знает, где взять денег. Он неворует, не берет взяток. Он живет на заработную плату. А сегодня унего вычли четыреста рублей за командировку. Он думал, что вычтутдвести, а вычли четыреста, потому что бухгалтерия что хочет, то иделает. А тут еще я лезу со своими глупостями!

Папа еще долго кричал. Я остался дома. Меня не пускали к Лешкецелую неделю. Когда мы опять начали писать слова, КлавдияНиколаевна опросила:

— Ну как, ты помог товарищу?

— Я не помог… Меня папа не пускает.

Танька начала хихикать и строить мне рожи, она думала, чтоКлавдия Николаевна рассердится, но учительница ничего несказала.

Прошло еще два дня. Я, мама и тетя Настя-сидели за столом иждали папу. Он опоздал на целый час.

— Угадай, откуда я иду? — сказал папа. — Никогдане угадаешь! Я был в школе.

— Петя опять отличился? — испугалась мама.

— На этот раз ничего не случилось, — ответилпапа. — Клавдия Николаевна вызывала меня, чтобы поговорить овнутреннем мире.

— О каком внутреннем мире? — спросила тетя Настя.

— О Петином.

— Я что-то ничего не понимаю, — сказала мама.

— А кто понимает? — ответил папа. — Прихожу я вшколу, и Клавдия Николаевна начинает разводить антимонию насчетПетиного внутреннего мира и о том, что в него надо почащезаглядывать.

— В кого заглядывать?

— Ну, во внутренний мир!

— Ты шутишь! — сказала мама. — Только для этоготебя и вызывали?

— Представь себе!

— Это просто уму непостижимо, — сказала ма-ма. Чтотолько люди не выдумывают!

— Делать им нечего, — ответил папа, — вот они ивыдумывают.

о Я знаю од^у интересную байку про внутренний мир, —сказала тетя Настя.

Может быть, ты расскажешь ее за обедом, — попросилпапа, — Я проголодался, как бенгальский тигр!

Мама принесла обед, и тетя Настя начала рассказывать.

— У моего первого мужа был сотрудник, некто Саложенков,арап, каких свет не видывал. Как-то приходит он на работу иговорит, что к нему приехала бабушка из Махачкалы, «Небольшая эторадость, — сказал мой бывший муж, — заполучить на своидвадцать Семь метров еще периферийную родственницу», — «Каксказать, — Ответил Саложенков, — эта старуха до некоторойстепени наша семейная гордость. Ей как-никак сто сорок пять лет».Тут все стали ахать и охать и просить показать такое чудо. Акультработник месткома начал даже втихомолку записывать желающих нанегласную экскурсию. Вскоре в газете появилась заметка «Редкоедолголетие».

После этой заметки к Саложенковым валом повалили репортеры, ибабка всем рассказывала примерно одно и то же. Дескать, родилась вгод наполеоновского нашествия, и что отец у «ее был крепостной, ичто у нее сохранились все зубы, и что из пищи она больше всеголюбит зеленый горошек и цветную капусту. Когда у Саложенковаскопился с десяток заметок, он «наклеил их в тетрадку и пошел кпредседателю райисполкома просить изолированную квартиру смусоропроводом. Председатель проглядел тетрадку и сказал, что оночень рад, что у него в районе будет жить такая уникальная старуха.По счастливому стечению обстоятельств, в район переехал автор песни«Умирать нам рановато», так что вместе со старухой это будетнеплохая пара знатных людей. Словом. он обещал обеспечив бабкуквартирой, чтобы она могла дотянуть до нового рекордадолголетия.

Итак, все шло хорошо, пока на горизонте не появился аспирантГолубецкий. Он сказал, что пишет диссертацию о долголетии и поэтомутакая старуха для него просто находка, тем более что он живет втрех кварталах от Саложенкова, Голубецкий допрашивал бабку строже,чем репортёры. Все его интересовало! и были ли у нее дети, и какоеу нее образование, и болела ли она в детстве дифтеритом, и любит лиона кино? Он беседовал с ней часа четыре, пока бабка непритомилась. Но он сказал, что это только первый заход. Он учёный,и для него важно как можно глубже проникнуть во внутренний мирстарухи. В этом, так сказать, вся соль. Он должен раскрыть вдиссертации ее внутренний мир, все ее вкусы, запросы, чаяния,надежды и мечты.

С тех пор он приходил к Саложенковым каждый день и даже приносилс собой завтрак, чтобы зря не бегать в столовую и не терятьдрагоценного времени. Он сразу же приступал к работе — выпытывал устарухи, как она относилась к крепостному праву и питала ли онаклассовую ненависть к своему помещику, и какое впечатлениепроизвела на нее Крымская война, и что она думала о Портсмутскоммире, и помнит ли о<на Родзянко.