Так он мытарил ее изо дня в день, пока старуха не послала его кчерту. Но Голубецкий не обиделся, а только сказал, что ученым и нето приходилось терпеть во имя науки, и он продолжал тянуть из неедушу. Тут старуха не выдержала и призналась, что ей всегошестьдесят пять лет и что она не знает, кто такой Родзянко, и чтовсю жизнь она торговала рыбой. Голубецкий как пуля вылетел изкомнаты. Сгоряча он побежал к прокурору: дескать, его обманули, онзря написал половину диссертации и требует, чтобы саложенковскуюстаруху привлекли к уголовной ответственности. Прокурор подумал исказал, что это редкий случай, когда женщина добровольно завышаетсебе возраст. Дескать, под такой случай даже не подберешьстатьи…
Так или иначе, из-за Голубецкого и его диссертации Саложенковпотерял квартиру. Вот что бывает, когда без спроса заглядываешь вовнутренний мир человека.
Тетя Настя замолчала, а папа сказал
— Все это похоже на правду. Но я не аспирант, и мне ненужно писать диссертацию.
— Все же объясни, — спросила мама, — почему вдругсыр-бор загорелся из-за Петиного внутреннего мира?
— Я думаю, — ответил папа, — что у них сейчастакая кампания. РОНО дало команду заглядывать во внутренний мир,вот они й заглядывают! Но мне это не нужно. Я как-нибудь и безгороно разберусь, что к чему.
— Еще бы! — сказала мама. — Не хватало ещеизучать Петин внутренний мир.
— Я и без изучения знаю, что в нем творится.
— Вы всегда все знаете, — вдруг заговорилаЛялька. — Вам всегда все ясно. Вы все прекрасно знаете!
— Какая муха тебя укусила? — спросил папа.
— Да, да, да! Вы все знаете! — закричала Лялька сослезами на глазах. — Вы знаете, что у каждого творится внутри,о чем он думает, о чем мечтает, к чему стремится! Вы всегда всезнаете!
— Вот так теперь разговаривают с родителями, — сказаламама тете Насте. — Это теперь принято.
Лялька заплакала.
— Ничего не понимаю, — развел руками папа. — Чтопроисходит? Я ее обидел, оскорбил?
— Это возрастное, — ответила тетя Настя. — Удевушек это бывает.
— Не дом, а филиал канатчиковой дачи, — сказалпапа. — Так и хочется надеть серый халат.
— Дня нельзя прожить без неприятностей, — вздохнуламама. — Не то, так другое!
Я тихонько вылез из-за стола. Когда мама начинает говорить пронеприятности, это надолго. Во; дворе меня ждал Лешка.
— Мы начнем когда-нибудь заниматься? — спросил он.
— Не знаю, — ответил я.
— Ты что, раздумал?
— У меня неприятности…
— А что случилось?
— У меня нет внутреннего мира.
— Брось трепаться! — рассердился Лешка. — Мыбудем заниматься или не будем? Знаешь, как нам от Клавыпопадет!
— Ничего не попадет!
— А я думал, — сказал Лешка, — что мы станемсамыми первыми учениками.
— Ладно, — ответил я, — не канючь. Мы и такспособные.
— А я думал, — продолжал Лешка, — что мы будемхорошо заниматься, и все нас будут хвалить, и директор на Первоемая подарит нам книжку с надписью, и мама не будет плакать, когда япринесу табель.
— Я тоже так думал, — сказал я. — Но все думают,что мы хотим только играть в футбол.
Лешка почесал за ухом и сказал:
— А что, если сыграть?
— А мяч есть?
Мы достали мяч и начали играть на один гол. Мы играли до техпор, пока не разбили в домоуправлении стекло. За нами погналсядворник. Мы перелезли через забор и спрятались в школе. Здесь нампопалась Танька Сабантеева. Мы немного ее побили, и она поднялатакой рев, что просто стекла задрожали. Она побежала жаловатьсяКлавдии Николаевне, и Лешка здорово испугался. Я сказал, чтобы онне боялся. Первыми учениками мы все равно не будем, и вообще, когдау человека нет внутреннего мира, ему, как говорит тетя Настя, навсе наплевать!
Папин голубец
— Каждый должен уметь танцевать краковяк! — сказалучитель в телевизоре.
Учитель етоял в большом и красивом зале и объяснял ученикам, какприглашать даму, как брать ее за талию и каким шагом с «ей идти.Иногда показывали только ноги учителя в лакированных туфлях иполосатых носках. Ноги ходили, бежали вприпрыжку, становились нацыпочки. Ученики глядели на ноги во все глаза, и мы тоже смотрели втелевизор, и мне захотелось научиться танцевать краковяк спа-де-баском.
— Па-де-баск — основной элемент краковяка, — сказалучитель. — Не менее важно «научиться выполнять голубец. Кголубцу, дорогие товарищи, надо подойти со всей серьезностью.
Дядя Тиша, сидевший около меня, сказал, что он не будетподходить к голубцу со всей серьезностью. Плевать ему на голубец ина всю эту танцевальную лавочку.
Мы зашикали, дядя замолчал.
— Голубец выполняют так, — продолжал учитель и вытянулногу, подпрыгнул, ударил об нее второй ногой и еще раз показал своизамечательные полосатые носки.
— Как тебе нравится? — опять не вытерпел дядяТиша. — Подумать только, за что человек получает деньги!
— Всю жизнь танцевал краковяк, и хоть кто-ни. будь мнекопейку заплатил? — сказал папа.
— Просто диву даешься, какие бывают ловкачи. Из всегодобывают деньги. Вот еще по радио объявились молодцы, обучаютнашего брата пениюг
— А как же, слыхал, — кивнул папа. — Знаменитыйрадиоурок: «Разучим песню». Не знаю, как бы я прожил без этихуроков.
— Тебе они не нужны, а другим нужны, — вмешаласьмама.
— Они нужны Столько этим молодцам, чтобы ежемесячноподходить к кассе, — сказал папа.
— Что и говорить, каждый ищет свой голубец, — объяснилдядя. — На этом построен белый свет.
— Это уж точно. И мне бы не мешало его найти, —вздохнул папа. — Ох, как не мешало бы!
— Для этого надо иметь знакомства. Без знакомства и спичкине зажжешь.
Они перестали смотреть в телевизор и начади думать, где бы папенайти голубец. Вдруг дядя хлопнул себя по лбу и сказал:
— Д феноменальный осел! Я совсем забыл про артель«Плодвин». Им нужен представитель в Москве. Проще говоря, толкач.Можешь стать по совместительству их толкачом.
— Что ж, это здоровая мысль, — сказал папа.
— Не нравится мне эта мысль, — опять вмешаласьмама. — Не по душе мне такое дело! Не надо ему в неговвязываться!
— Простите, мадам, какое дело? — спросил папа;»— Кеммне предлагают стать? Частником? Фальшивомонетчиком? Главарем бандырасхитителей?
— Не надо тебе быть толкачом. О них каждый день пишут вгазетах,
— Обо мне не напишут, — ответил папа. — Неволнуйся!
— Это он сейчас такой храбрый, — сказала ма-Ма»— а недай бог что-нибудь случится, он будет целыми вечерами лежать надиване и жаловаться на сердце, и пить стаканами валидол, и не спатьпо ночам, ходить по комнатам, читать уголовный кодекс и таквздыхать, что просто сердце разрывается.
— Как тебе нравится мой домашний трибун? — спросилпапа. — Марк Туллий Цицерон перед ней ничто. Круглый нуль.
— Все это шуточки, — сказала мама, — до смертинадоели мне эти шуточки. Я хочу жить спокойно.
— Не слушай ее, — сказал папа. — Она страшнаятрусиха.
— Да, я трусиха! — ответила мама.
Папа махнул рукой и спросил у дяди Тиши:
— А как в «Плодвине» насчет финансов?
— Деньги у них найдутся, — сказал дядя. —Заведующий у них такой жох, каких свет не видывал. Жох с большойбуквы. Он сейчас в Москве. Хочешь, приведу его пить чай?
— Этого еще не хватало, — сказала мама. — Я и такустаю, а тут возись с парадным чаем. Все-таки надо совестьиметь…
— Ладно, не устраивай пресс-конференцию, — сказалпапа. — Мы сведем его в «Прагу».
— Чуть что — в «Прагу», — испугалась мама. —Будто вам некуда деньги девать!
…Через два дня к нам пришел дядя Жох. Он был высокий, волосатыйи голову держал немного набок, потому что на шее у него сиделфурункул.
Как только Жох сказал о фурункуле, все сели за стол и «началиговорить о болезня;х. Когда к нам приходят гости, папа и мамаобязательно говорят о болезнях. Жох начал жаловаться на фурункулы.Дома еще терпимо, но в Москве у него обязательно вскочит большойчирий, а то и два. Однажды у него вскочило целых три! Мама сказала,что это от климата. Из-за новых морей и автомобилей в Москвеиспортился климат. Раньше в Москве был климат не такой. Мороз такмороз. Жара так жара. А теперь не разбери поймешь. А вообще отфурункулов Одно спасение — дрожжи. Надо пить дрожжи — и дело сконцом. Дядя сказал, что он уже пил. Тогда пусть попробует настойкуиз травы «медвежье ушко». Она называется «кукурузное рыльце»,сказал папа. Нет, ушко! Нет, рыльце! Папа и мама заспорили. Дядясказал, что пил всякие травы, будь они прокляты! Лучше держатьсяподальше от медицины. Если человеку суждено умереть, будьтеуверены, никакая медицина не поможет! Видно, дяде пора ужескладывать манатки, отправляться в крематорий. Тут все закричали,что дядя молодой, кровь с молоком, что он будет жить еще сто лет. Адядя мотал головой и говорил, что пора заказывать урну для пепла.Вот его бабка прожила сто десять лет. Она жила спокойно, безволнений. Она не заведовала артелью. Она не выполняла планов, и унее не было фу-руикулов.