Мама подала чай, и дядя Жох приналег на пироги. Он съел кусокпирога с изюмом, потом с яблоками, два куска с вареньем и безовсякой начиики. Мама начала извиняться, что не испекла пирога сизюмом и маком.

— Это ее коронный номер, — сказал папа.

Но дядя ответил, что и эти пироги хороши, лучше быть не могут.Просто чудо какое-то, а не пироги. Дядя Жох выпил три чашки чая иначал говорить с папой о работе.

— Все будет законно, — сказал дядя. — Вы станетенашим сотрудником. Полторы тысячи на первое время хватит?

— Это >не бог весть что, но я согласен, — ответилпапа.

Дядя Жох достал из портфеля чистую бумагу с печатью и написалпапе доверенность.

— Теперь вы наш, — сказал дядя и попросил папутолкнуть вопрос с тарой.

Папа обещал толкнуть. Пусть дядя не волнуется. Раз за деловзялся Васюков, артель получит заливные бочки без перекосов, впадини выпуклостей, без сучка и задоринки, с. такими доньями и такойклепкой, каких они еще никогда не получали.

— А вы, я вижу, на бондарной таре собаку съели! —сказал дядя.

— Собака — это не то животное, — ответил папа. —Я бы мог написать книгу о таре, о бочках инвентарных, обычныхзаливных и разовых, о кадках, о чанах, бадьях, мазницах и дошниках.Но я не пишу, я не люблю писанину.

Дядя Жох попрощался с нами и ушел.

— Ну, можешь меня поздравить, — сказал папа. — Янашел свой голубец!

— Посмотрим, — ответила мама.

— Тут и смотреть нечего. Каждый дурак скажет, что эточистокровный голубец! Полторы тысячи карбованцев за работу не бейлежачего! — И папа на радостях расцеловал маму.

Так он стал толкачом. Никогда у него не было такой прекраснойработы. За целый месяц он всего три раза позвонил по телефону и оди«раз толкнул вагон с бочками.

— Просто совестно брать деньги за такоесовместительство, — сказал ой маме.

— На этот счет я не волнуюсь, — ответила мама. —Совести у тебя хватит.

— Пожалуй, хватит, — согласился папа. — Вотполучим из «Плодвина» дурные деньги и купим на них мебель.

— У нас есть мебель, — сказала мама.

— Дудки! — ответил папа. — Разве это мебель? Нехочу я больше сидеть в бабушкином кресле и спать на дедушкиномдиване. Хватит! Я хочу жить по-человечески!

И папа «начал искать новую мебель. И он нашел ее. Однажды онприбежал домой потный, со сбитым на спину галстуком и закричалмаме, что в мебельный магазин прибыли гарнитуры «Дорис». Он ужезаписался на очередь. Тут мама сказала, что, быть, может, лучше неспешить. Лучше обождать, пока прибудут деньги из «Плодвина». Ждать!Папа расхохотался. «Дорис» будет ждать! Пока мы будем ловить ворон,гарнитуры растащат по квартирам. Нет, папа тоже не лыком шит! Он"немедленно ликвидирует бабушкино кресло и дедушкин диван и всю этурухлядь и купит «Дорис». Не хватит денег — не беда! Папа достанет удяди Тиши. Дядя обещал. А когда «Плодвин» пришлет, папа отдаст.

В выходной день папа отвез в комиссионный магазин бабушкинокресло, и дедушкин диван, и стулья, и даже стол. В комнате сталопусто, как на футбольном поле, когда команды уходят на отдых. Вэтот день мы обедали на полу, поджав под себя ноги, словно турки.Вечером папа пошел к дяде Тише за деньгами. Дяди не было дома: онуехал в командировку, не предупредив папу.

— Такого свинства я от него не ожидала, — сказаламама.

— Когда он приедет, я руки ему не подам, — закричалпапа. — Ведь, если завтра мы «е достанем денег, «Дорис»продадут на корню!

Папа не достал денег ни завтра, ни послезавтра, ни еще черездень. Мы продолжали обедать, сидя на полу. Мама и папа ахали иохали, когда подымались с пола, жаловались на поясницу и ругалиэтого кондового хама дядю Тишу.

Больше всего злилась мама. Она совсем озлилась, когда я нечаянноопрокинул ногой тарелку с супом. Она закричала, что еще несколькодней такой жизни, и ей вовсе не понадобится мебель, разве чтобольничная койка. Все идет именно к этому. Раньше мы жили тихо испокойно, пока папа не нашел свой голубец. Мама ведь говорила, чтоголубцы до добра не доведут. Ее не слушали. Каждый делает что емувздумается. Вот я пятый день не готовлю уроков — и хоть бы хны! Я,видите ли, не могу писать, лежа на полу. Такой я барин. Я думаю,что за меня будет готовить уроки принц Датский.

— Или президент Академии наук, — поддакнул папа.

Но мама пропустила это мимо ушей%

— Другие тоже хороши, — сказала она. — Для тогочтобы обделывать свои делишки, надо иметь способности. Дядя Тишахоть и хам и арап, а у него такие способности есть. Вся егоквартира заставлена красивой мебелью, даже в прихожей стоитвьетнамская плетенка и висят немецкие бра.

А у некоторых такой мебели не будет, потому что у них нетспособностей. А раз нет — нечего зариться на «Дорис». Надо тихонькосидеть в бабушкином кресле и помалкивать в тряпочку.

Тут папа не выдержал. Он сказал, что, если так ставится вопрос,деньги будут! Он сейчас же позвонит в «Плодвин» и выбьет из них вседо копейки!

Папа позвонил. Он попросил позвать дядю Жоха. Но вместо дядиЖоха ответил какой-то дядя Ликвидком.

— Как ликвидком? — испугался папа. — Какойликвидком?

Папа все время говорил «как», «почему», «отчего», будто другихслов он не знал. «А как мне получить деньги?» — спросил он.«Никак», — ответила трубка. Оказывается, дядя Жох не оформилпапу приказом. Тут папа начал так ругаться, что мама подбежала ктелефону и нажала рукой на рычаг.

В этот же день папа поехал в комиссионный магазин. Бабушкинокресло и дедушкин диван стояли на месте. Мы их взяли и привезлидомой.

С тех пор папа боится говорить о голубце. И мама об этом нислова. Но когда мы сидим у телевизора и учитель в своихзамечательных полосатых носках показывает разные па, я по папинымглазам Бижу, что он все еще думает, — а где бы ему ухватитьсвой голубец?

Мы стоим за занавеской

Папе надоели всякие мероприятия. Папа хочет пожить безмероприятий. Чтобы было тихо. Чтобы было спокойно. Чтобы ему неморочили голову. А так не получается. Каждый день что-нибудьвыдумывают. Вот вчера пришел наш сосед Бедросов и сказал:

— Жильцы нашего дома решили устроить воскресник.

— Ну и что? — спросил папа.

— Мы хотим сделать ребятам подарок. Построим им снежнуюгорку. Зальем во дворе небольшой каток. Слепим снежную бабу сморковкой вместо носа.

— И я привлекаюсь к этому мероприятию как рабочая сила?

— И вы и все члены вашей семьи, если они пожелают.

— Петя не пойдет, — сказала мама. — У негогланды.

— К тому же он один из основных сборщиков металлолома внашем районе, — добавил папа. — Он перегружен.

— Вам виднее, — ответил Бедросов. — Обойдемся безПети.

— А нельзя ли сбиться жильцам по десятке, — сказалпапа, — и нанять человека, чтобы он залил каток и слепилснежную бабу с морковкой вместо носа?

— Стоит ли? — ответил Бедросов. — Не такая уж этотрудная работа: залить каток. Ей-богу, вам, при вашем, извините,животе, будет полезно часок-другой покидать лопатой снег.

— Мне это нравится! — сказал папа. — Вы знаете,что мне полезно и что вредно. Вы мой лечащий врач. Вы изучали моюсердечно-сосудистую систему, мою электрокардиограмму и анализ моегожелудочного сока.

— При чем тут желудочный сок? — спросил Бедросов.

— Это я к слову, — сказал папа. — Не будемдискуссировать. Принципиально я «за». Так что можете меняиспользовать.

Когда Бедросов ушел, мама спросила у папьм

— Ты в самом деле пойдешь?

— А как же, — подмигнул папа, — у меняпроизводственный подъем.

Я обрадовался, когда узнал, что папа пойдет на воскресник. Он-топокажет всем, как надо работать. Он самый ловкий и самый сильный извсех пап нашего двора. Когда он был молодой, он не стыдился никакойфизической работы. И мне не советует стыдиться. Надо уметь вседелать. В жизни пригодится. А я валяю дурака. Мне надо поклонитьсяв ноги, чтобы я пошел в булочную за хлебом или принес три поленадров. Папа даже не понимает, откуда у меня такие замашки,