Изменить стиль страницы

Она слегка улыбнулась, и ее глаза потеплели: "Спасибо тебе".

Какое-то время мы просто молчали, пока я решала, с чего начать разговор.

– Так… ты нормально устроилась?

Ее улыбка стала шире: "Да, у Амазонок мне всегда хорошо. Как будто это мой дом". Она уставилась на покрывало, словно пыталась запомнить его узор: "Кроме того, здесь безопасно". Взглянув на меня, Ниа добавила: "Ты здесь одна, да? Кажется, они говорили о тебе в прошлый мой приезд на ранчо".

– Надеюсь, хорошее?

– О, да. Очень.

Я усмехнулась. Могу себе представить!

Она поправила прядь волос жестом, который был мне хорошо знаком: я сама делала точно так же, когда пыталась скрыть волнение.

– Ничего, если я спрошу? Что ты сделала?

– Убила своего мужа.

– Ты уб… из-за денег?

Меня разобрал смех.

– Нет. Да у нас и доллара-то лишнего не водилось!

Ее глаза округлились, насколько это было возможно: "Почему же тогда?"

Интересно, смогу ли я сказать об этом вслух? Я никогда и никому еще не позволяла касаться этой темы. Даже с Айс мы не говорили о том, что же на самом деле произошло между мной и Питером. Ситуация вроде бы была достаточно ясна, поэтому мы предпочитали не копаться в прошлом. Страшный призрак, который съеживался и съеживался с течением времени…

Мне, наверное, казалось, что мою историю стоило приберечь для того единственного человека, которому действительно будет необходимо ее услышать. Ниа вполне подходила под это определение.

– Он изнасиловал меня, – ответила я и не узнала собственного голоса.

– Но… но это невозможно! Вы же были женаты!

Тысяча возражений одновременно крутилась у меня в голове. Но вряд ли я смогла бы высказать вслух хоть одно из них. Не Ниа. Не женщине, которая прошла через тот же ад, что и я. А может, и страшнее.

– Насилие – всегда насилие, Ниа, – я постаралась произнести это очень мягко, – и не имеет значения, кто его совершает.

– Но как?…

Я пожала плечами: "Я никогда не согласилась бы на то, что он от меня хотел. Тогда он просто взял это силой". Я снова была там, в прошлом. Перед глазами как кадры кинохроники прокручивалось то, что предназначалось только одному зрителю – мне. Я обхватила себя за плечи, словно защищаясь от воспоминаний.

– Я не хотела убивать Питера. Мне нужно было только остановить его. Но…

Я не могла позволить себе заплакать и глубоко вздохнула, прогоняя подступившие слезы: "Но он не слышал меня".

– И что произошло? – ее голос прозвучал робко, еле слышно.

Кинопленка продолжала раскручиваться, снова и снова отсылая меня к событиям той ночи. Очень четкая, почти идеальная картинка на экране. Звуки. Краски. Запах спиртного и сигарет…

– Я так просила… я умоляла его остановиться, пожалуйста, остановиться, не делать мне больно, пожалуйста, не трогать меня… А он не слышал. Он просто не хотел слышать…

Я опять судорожно вздохнула, все еще борясь со слезами, вызванными гневом и болью. Прошлое снова поймало меня в ловушку как маленького зверька.

– Бейсбольная бита… Я держала бейсбольную биту у кровати… Питер работал по ночам, и я боялась. Боялась ублюдка, который влезет в дом и сделает то, что в конце концов сделал мой собственный муж. Я не собиралась… Я… в какой-то момент я потянулась за битой и ударила его. Просто, чтобы остановить. Понимаешь?

Мои пальцы, влажные от пота, вцепились в одеяло.

– И он действительно остановился. Он… как-то обмяк и навалился на меня.

Слезы обожгли щеки. Я вытерла их почти машинально.

– Я помню, было трудно дышать. Мне пришлось столкнуть его. Знаешь, он перевалился набок, словно тряпичная кукла. Глядя на него, я поняла, что ударила… слишком сильно.

Я всматривалась в карие глаза этой несчастной, и мне чертовски хотелось – всем сердцем, всей душой – увидеть здесь, сейчас глубокую синеву совсем других глаз.

– Я убила его.

– Нет, – прошептала Ниа.

– Да. Он был моим мужем, и я убила его.

Что-то во взгляде Ниа изменилось. Я с ужасом увидела там, в самой глубине, какую-то искру, пока еще слабый намек, только предположение. Она как будто пыталась примерить к себе то, о чем я рассказала.

– Нет! – моя рука метнулась к ее запястью. – Нет! И даже не думай! Не смей, Ниа! Поверь, это – худшее, что я сделала в своей жизни!

Но опасная искра по-прежнему тлела, хоть молодая женщина и постаралась придать своему лицу самое невинное выражение: "Что ты! Ричард любит меня и никогда не совершил бы ничего подобного!".

Я взглянула на нее, внезапно почувствовав себя очень старой. Моя рука легонько коснулась изуродованной щеки: "Любовь не увечит, девочка. Только не так".

Глаза Ниа затуманились. Молодая женщина напряглась и отодвинулась, словно почувствовала исходящую от меня угрозу.

– Знаешь, я… мне уже пора. Это был долгий день, и я слишком устала. Спасибо тебе за разрешение воспользоваться этим… – она встала, повертев в руке тюбик зубной пасты. – Я утром отдам.

Словно закаленный в боях полководец, для которого проигранная битва еще не означает поражения в войне, я кивнула и улыбнулась этой потерянной девочке: "Пожалуйста. Спасибо, что заглянула поболтать. Была рада познакомиться с тобой".

В ответ она тоже улыбнулась – немного застенчиво и гораздо искреннее, чем до этого: "И я рада. Увидимся завтра!"

– Пока!

Я почти не спала в ту ночь. Меня опять терзали воспоминания. Единственное, чего мне хотелось больше всего на свете, – почувствовать пару сильных, любящих рук, которые обняли бы, защитили и прогнали наконец мрачных демонов моего собственного сознания.

***

Дни проходили, напоминая бесконечную шеренгу оловянных солдатиков, марширующих и марширующих, и не существовало кнопки, способной остановить их мерное, ритмичное движение… Честно говоря, после нашей ночной беседы я подумала, что Ниа начнет избегать меня. Но она сама искала встреч, как маленький ребенок, который отчаянно хочет нырнуть с вышки, подходит к самому краю, смотрит вниз и, испуганный, убегает.

Мы говорили о многом. О ее детстве, чем-то похожем на мое. О ее браке и жизни с человеком, которого она называла мужем, хотя, как мне показалось, определение "тюремный надзиратель" Ричарду подошло бы больше… Но, так или иначе, все ее надежды, все чаяния вращались вокруг него.

Многое в Ниа огорчало меня. Очень тяжело видеть, как человек пытается отрицать вещи, реально существующие. Это особенно трудно, когда вспоминаешь свое собственное нежелание разглядеть то, что лежит на поверхности. Беседы с Ниа еще раз помогли мне понять, как далеко от меня теперь та наивная девчонка, что вышла когда-то замуж за Питера.

На ранчо всегда хватало хозяйственных забот. Я работала наравне со всеми и почти не заметила, как подошло время готовиться ко Дню Благодарения. Жизнь в Аризоне, да еще в компании с такими разными женщинами, придала особый аромат наступающему празднику. Кроме того, у каждой из нас было, с чем обратиться к Богу в этот день, поэтому предпраздничные хлопоты захватили всех без исключения.

Тем утром я проснулась явно не в духе. Я не могла понять, в чем причина моего дурного настроения, пока Корина, болтая, случайно не упомянула о прошлогоднем празднике. Слишком уж велика была разница между Днем Благодарения, который я проведу здесь, на ранчо, и тем, оставшимся только в моей памяти, – в доме, построенном собственными руками, с Айс, любимой и далекой…

Корина, Криттер и Пони изо всех сил постарались отвлечь меня от невеселых мыслей. Признаюсь, на какое-то время им даже удалось закружить меня в предпраздничной кутерьме, особенно, когда подошел момент накрывать стол. Но после того, как приготовления были закончены, стол накрыт, все собрались и каждая из женщин произнесла благодарственные слова, банкет, на организацию которого я потратила целый день, внезапно потерял для меня всю привлекательность.