Зазвонил телефон, и Рут вздрогнула. Сдвинув брови, Генри поднял трубку.

— Питер? Как дела? — Выслушав ответ, сказал: — Только если сестре действительно больше не нужна твоя помощь.

Очевидно, там было все в порядке, и Питер пообещал вскоре приехать.

Рут попыталась успокоиться, но не тут-то было. Чувствовалось, что и Генри не по себе. Ему, наверное, не терпится поскорее избавиться от меня, подумала она и, чтобы не испытывать его терпения, сославшись на боль в ноге, сказала, что поднимется наверх и приляжет.

— Конечно. Дать вам таблетки?

— Нет, скоро пройдет.

Ничего со мной не случится, успокаивала себя Рут по пути в спальню. Горевать приходилось и раньше, но она со всем справлялась. Очередная неудача и только. И с ним ничего плохого не случится в этой крохотной стране на другом конце света…

Рут знобило. Она откинула покрывало и, сняв туфли и брюки, легла в просторную, удобную кровать. Закрыв глаза, девушка стала перебирать в памяти все, что произошло со времени ее первой встречи с Генри. Вспомнила каждую перемену его настроения, каждое суждение, которое теперь можно было истолковать по-новому. Вспомнила, как он целовал ее… Нет, я не стану докучать ему своей любовью, подумала Рут, и не буду плакать и горевать. Только бы смерть обошла его стороной. Только бы он жил долго! Больше ей ничего не надо.

Рут сама не заметила, как заснула.

Разбудил ее стук в дверь и голос Генри. Еще не придя в себя и не осознав, где находится, она села на кровати и хрипловатым голосом произнесла:

— Войдите.

Открыв дверь, Генри как вкопанный остановился на пороге. Его смущение передалось и Рут. Только сейчас девушка заметила, что одеяло валяется на полу, а она сидит с голыми ногами и в полурасстегнувшейся блузке.

Ей бы немедленно спрятаться от горящего взгляда Генри, поскорее одеться и лететь стрелой прочь, подальше отсюда! У их отношений нет будущего. У них разные судьбы. И ни к чему даже пытаться их соединить. Но разнеживший ее сон и близкая перспектива разлуки с Генри настроили ее совсем на иной лад.

— Генри… — В ее голосе звучали невысказанный вопрос и немая мольба.

Генри зажмурил глаза и тут же открыл их вновь. От его взгляда по спине Рут пробежал холодок.

— До чего же вы прекрасны! — севшим голосом, почти с яростью произнес он.

Рут отрицательно замотала головой.

— Это вы прекрасны! — вырвалось у нее. — Вы — самый удивительный мужчина, которого я когда-либо встречала!

Изящные руки Генри сжались в кулаки. Он весь напрягся и, чеканя каждое слово, произнес:

— Опомнитесь, Рут! Вас захлестнули эмоции.

— Знаю, — произнесла она, сглотнув комок, подступивший к горлу.

— Господи, я могу выдержать что угодно, но видеть эту печаль в ваших глазах невыносимо! — Генри в несколько стремительных и почти бесшумных шагов оказался у кровати Рут и присел на край. Кончиками дрожащих пальцев он дотронулся до уголков ее губ.

От этого невинного прикосновения голова Рут закружилась, сердце лихорадочно забилось. Она взяла руку Генри и прижала к своим губам. Их взгляды встретились. В ее глазах можно было прочесть нескрываемое, жадное желание — былая сдержанность обошлась ей слишком дорого.

Рут провела рукой по небритой щеке Генри, ощущая жар его кожи… И в следующий миг он уже целовал ее так, что она немедленно уступила этому напору и раскрыла губы навстречу его поцелуям. Робкий огонек ее любви превращался в пожар, по масштабам и силе сравнимый со стихией.

Руки Рут, лежавшие на плечах Генри, все сильнее и сильнее прижимали его к груди; ей хотелось сполна ощутить вес его тела. Она тихо вскрикнула, когда он поцеловал ее в шею, а затем прикоснулся губами к отвердевшему соску.

— Генри! — В томном голосе слышалась готовность разделить радость любви, доставить и получить наслаждение, равного которому нет ничего на свете.

— Твои волосы светятся, как солнце! Они потрясли меня с первого же взгляда. И с первого же взгляда я захотел тебя.

Генри зарылся лицом в рассыпанных по подушке волосах Рут и вдохнул их аромат. Я никогда их не обрежу, подумала она, несмотря на то, что в этот момент была едва ли способна на какие-либо связные мысли.

Генри приподнялся на одной руке, а другой нетерпеливо, но нежно провел по груди Рут, по ее животу, бедрам.

Она едва дышала от возбуждения. Но ей хотелось еще большей близости. Напряженное до предела тело ныло и с готовностью откликалось на каждое его прикосновение.

— Нет! — неожиданно воскликнул Генри и вскочил с постели, побледневший, с внезапно потухшим взором.

Пожар, бушевавший в груди Рут, мгновенно угас — остались лишь жалкие головешки. Дрожащими руками она натянула на себя одеяло, стремясь поскорее спрятать и шрам, и прелести своего тела. Она не могла заставить себя поднять взгляд на Генри. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он ушел, оставив ее наедине со своим горем. Рут отвернулась к окну, за которым раскачивались высокие деревья.

— Твоя нога здесь ни причем, — твердо произнес Генри.

— Не нужно меня успокаивать. — Рут теперь уже вполне владела собой. — Я знаю: шрам выглядит отвратительно. И довольно об этом.

Генри медленно поднял одеяло и отбросил его в сторону. Рут закрыла глаза. Легко — так, что она едва ощущала его прикосновения, — Генри стал гладить ее бедро. Приятная, возбуждающая дрожь пробежала по телу Рут.

— Нет, недовольно, — упрямо произнес он. — Посмотри на меня.

Чего он хочет добиться, черт возьми?! — уже негодуя, подумала Рут. Ему мало, что мое сердце разрывается на части. Он жаждет крови?

— Взгляни мне в глаза, — требовательно повторил он.

Рут повернулась, вопросительно приподняв брови. На его лице, словно отлитом из бронзы, застыло агрессивное выражение. Тем не менее, говорил он спокойным, размеренным тоном:

— Тот, кого может оттолкнуть твой шрам, недостоин тебя. Ты удивительная, неповторимая и вся словно светишься изнутри. От тебя исходит столько тепла, что хватит растопить все льды Антарктиды.

О, как хотелось бы ему поверить!

Ее взгляд упал на загорелую, красивую руку Генри, лежавшую поверх кошмарного шрама.

— Так почему же ты… почему отшатнулся от меня? — прошептала она.

Неловкость, стыд меркли перед желанием узнать правду.

Взгляд Генри посуровел, он сжал губы.

— Я не хочу походить на солдата перед отправкой на передовую, которому важно урвать, как можно больше удовольствий, поскольку неизвестно, представится ли еще такой случай. — Он тщательно подбирал слова, однако Рут было больно слушать его. — Я ничего не могу предложить тебе взамен. Ни красивого будущего, ни даже самого себя. Сегодня вечером я уезжаю.

Здравый смысл и раньше предупреждал Рут, что из ее отношений с Генри ничего хорошего не выйдет. Но она все равно слепо надеялась на счастливый исход. И вот настал момент, когда на смену надежде пришли боль и разочарование.

— Довольно об этом, — механически повторила Рут свои же слова. — Не беспокойся, Генри, я все понимаю.

Он хотел было что-то сказать, но запнулся.

— Генри, ты мне очень нравишься, но мы ведь почти не знаем друг друга…

— Так что легко будет обо всем забыть, не так ли? — с долей сарказма закончил за нее Генри. — Нет, Рут. Я не стал заниматься с тобой любовью только потому, что ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. — Генри встал и направился к двери. Обернувшись от порога, он добавил: — Не думай, что я не хочу тебя. Хочу — больше, чем кого-либо когда-либо. И уверен, что мне вряд ли доведется испытывать к кому-нибудь то, что я испытываю к тебе. — Он повел плечами и совсем другим, деловым голосом сообщил: — Дорога уже в порядке, я проверил.

Дверь за ним бесшумно закрылась.

Рут зарылась головой в подушку, сердце готово было вырваться наружу. Неужели все, о чем говорил Генри, — правда? Его признание в любовной страсти жгло, как огонь, и не утоляло тот голод, от которого не было спасения. Рут отлично понимала, что большего от Генри ждать невозможно.