— Не беспокойся, я управлюсь, — спокойно говорила она. — А если, не дай Бог, опять нагрянет циклон, обращусь за помощью к Генри и Рут.

Прибывший вездеход забрал Дага Рейнолдса, окончательно успокоенного заверениями в том, что в больнице ему придется пробыть не больше двух дней.

Миссис Рейнолдс напоила Генри и Рут на прощание чаем, не переставая благодарить и превозносить их достоинства.

Большую часть пути к дому Генри они ехали молча. Рут прекрасно понимала: как только выяснится, что дорога на другую сторону озера проходима, он отвезет ее домой, и они больше никогда не увидятся. Эти мысли не давали ей покоя, а Генри, как назло, замкнулся в себе. Рут не решалась его беспокоить, и только когда они свернули к дому, спросила:

— Как думаете, сможет ли джип пройти по дороге вдоль плантации?

— Судя по тому, что мы уже видели, там не проехать. Впрочем, через некоторое время нужно будет взглянуть на дорогу — может быть, ситуация и улучшится, тогда вы сможете вернуться домой.

Рут кивнула в надежде на лучшее.

Как все изменилось за двадцать четыре часа! Если сутки назад она не без успеха убеждала себя, что в основе ее чувств лежит неуемный сексуальный голод, потребность в физической близости, то теперь — после ночного разговора с Генри, после его опасного для жизни перехода через реку, после победного поцелуя, которым он наградил ее под потоками дождя, после того, как она видела его небритым и полуголым в утреннем свете, — Рут не знала, что и думать.

Будь это элементарным увлечением, с ним не составило бы труда справиться. Стоило лишь взять себя в руки и оно прошло бы само собой. А если это любовь, когда в одно чувство сливаются и нежное отношение к человеку, и страстное желание физической близости, и потребность в повседневном общении с ним, и надежда на счастливое будущее, и глубокое уважение к его личности?

И все-таки еще не поздно подавить свои чувства, думала Рут, когда они въезжали под навес у дома. Она, конечно, не сможет забыть Генри, но, как только он уедет отсюда, ей следует образумиться и смириться.

При этих мыслях защемило сердце, но Рут постаралась не обращать внимания на боль. Она открыла дверцу, вышла из машины и взглянула на небо. Облака начали рассеиваться, в них появились просветы.

— Похоже, мы легко отделались на этот раз. Интересно, что натворил циклон в других местах?

Генри посмотрел на часы.

— Мы можем это узнать по радио — приехали как раз к новостям.

Диктор елейным голосом уверял, что циклон, вопреки прогнозам, вызвал лишь небольшое наводнение, а достигнув холодных просторов Тасманова моря, и вовсе иссяк.

— Слава Богу… — начала было Рут.

— Тише! — прервал ее Генри.

Потрясенная, Рут уставилась на него. Генри, насупившись, слушал известия из-за рубежа.

— …антиправительственные демонстрации становятся все многолюднее, в ход пущена армия. В столице слышится стрельба. Иностранцам рекомендуется покинуть город…

Генри наклонился и выключил радио.

— Не хотите ли кофе? — Выражение его лица не изменилось, но Рут почувствовала, как Генри внутренне напрягся.

— Не сейчас. — Что-то смущало ее. — Вы как-то сказали, что почти все ваши родственники умерли. Наверное, кто-то все же остался в стране, и его судьба беспокоит вас?

Взгляд, которым он наградил Рут, был отнюдь не ласковым.

— Почему вы так решили?

— Создается впечатление, что вас глубоко волнует происходящее там.

Генри ничего не ответил.

За окном раздался долгий, тоскливый крик чайки, а затем повисла гнетущая тишина. Рут стало не по себе.

— Я там родился. — Рут изумленно уставилась на Генри. — Разве вы не догадывались? — прищурившись, спросил он.

— Нет, — с трудом выдавила она. — Честно говоря, я думала, что вы итальянец.

— До десятилетнего возраста я жил там, в небольшом горном селе. Когда схватили отца, мы с матушкой вынуждены были бежать. И после скитаний оказались в Штатах.

Внезапная догадка заставила Рут вздрогнуть от страха.

— Уж не собираетесь ли вы вернуться туда? — затаив дыхание, спросила она.

В комнате стало ужасно тихо. Лишь сердце в груди гремело набатом, и эти удары отдавались в ушах.

Рут не отрываясь смотрела на Генри и не узнавала его. Она и раньше чувствовала огромную силу его характера, но эта мощь, как бы рассеивалась в сотне мелких дел, которыми он занимался. Сейчас же его лицо выражало сосредоточенность и решимость выполнить предначертания суровой судьбы и это означало, что отныне в его жизни нет места для нее, Рут.

— Генри, — еле слышно позвала она, уже не в силах сдерживать захлестнувшие ее эмоции. — Генри, но ведь там может разразиться гражданская война.

— Я в силах предотвратить или остановить ее.

Рут схватила Генри за руку и начала трясти ее, словно призывая его опомниться.

— Но как вы сможете это сделать? Вы всего-навсего человек… Да, у вас несгибаемый характер и масса денег, но одного этого недостаточно, важна воля народа…

— Народ уже высказал свою волю, — спокойно произнес Генри.

Рут тяжело вздохнула, не зная, какими еще словами можно его убедить, но вдруг неожиданно все поняла.

— Вы тот с-самый наследный принц? — заикаясь спросила она.

Генри кивнул. Рут перевела дыхание и еле слышно произнесла:

— Если вы вернетесь туда, вас тут же убьют.

— Не думаю. Вряд ли нынешний режим видит во мне опасность для себя — даже, несмотря на последние демонстрации. У меня предостаточно власти и денег — с какой стати мне возвращаться в крохотную, бедную, нестабильную страну? — Генри улыбнулся с холодным сарказмом, но лицо его оставалось мрачным. — Я никогда не афишировал своего происхождения, да и фамилию ношу матушкину, но поразительно похож на отца. Не так давно меня разыскала группа влиятельных сановников, недовольных правящим режимом, и привела довольно весомые аргументы в пользу того, что одно мое появление сможет оказать положительное воздействие на состояние умов в стране. У меня много сомнений, и я еще не принял окончательного решения, но, — он нахмурил брови, — люди вышли на улицы, и я в ответе за них. Видит Бог, власть меня не прельщает. Дело в другом. Если сейчас сидеть сложа руки, в бессмысленной гражданской войне погибнут тысячи. А я могу остановить кровопролитие.

— Как?

Генри пожал плечами и полуотвернулся.

— Там мощная и великолепно организованная армия. Пока она солидарна с правящей группировкой, потому что не видит иного выхода из положения. Если я вернусь, убеждали меня посланцы из родной страны, армия может перейти на мою сторону и поддержать идею свободных демократических выборов.

— Но ведь этот план легко может быть разгадан, и тогда нынешние власти убьют вас! Кроме того, никто не застрахован просто от случайной пули…

Генри мягко прикрыл ей ладонью рот, сдерживая поток горячих взволнованных слов, вызванных серьезными опасениями за его судьбу. Рут отпрянула, попыталась взять себя в руки. Глаза ее были полны слез.

— Я должен быть там, Рут, — спокойно, но твердо произнес Генри.

Она прикусила губу. Готовые вырваться слова застряли в горле. Вместо этого она сухо сказала:

— Разумеется, я не имею права вмешиваться в ваши дела. И уж тем более препятствовать осуществлению ваших планов.

Генри примирительно улыбнулся и, немного помолчав, спросил:

— Вы не голодны?

— Нет, — удивленно ответила Рут. — А который сейчас час?

— Начало второго. Мы могли бы позавтракать. А затем я попробую выяснить, осилит ли джип дорогу до вашего дома.

И тогда он попрощается со мной, и я смогу видеть его разве что на экране телевизора. От этой мысли Рут стало плохо.

На кухне, оснащенной современным оборудованием, она приготовила из полуфабрикатов мясо под соусом, а Генри салат. Особого аппетита у нее не было, но, чтобы сделать приятное Генри, она потыкала вилкой в салат. Они сидели на террасе и наблюдали за тем, как возвращалось в свои берега озеро, как рассеивались облака, как все ярче светило солнце.