— Это мои дедушка и бабушка, только они умерли. Я их никогда не видела.

— А-а… — Ариана на мгновение онемела. — Значит, вы…

— Дочь Пола и Марджори Либманов. А моя тетя Джулия живет в Лондоне. Может, вы с ней тоже были знакомы?

— Да. — Ариана страшно побледнела. Она, казалось, была близка к обмороку.

Тамми не знала, что́ именно так подействовало на Ариану. Девушка только поняла, что ее отвергли. Слезы отчаяния катились по ее лицу, когда несколько минут спустя она кружилась с Ноэлем в медленном танце.

— Тамми, ты плачешь? — Ноэль с ласковым недоумением посмотрел на нее. Она помотала головой, но отрицать очевидное было бесполезно. — Ну-ка, давай выйдем отсюда на минутку. — Они спустились вниз по лестнице и стали медленно прогуливаться в холле. — Что случилось, детка?

— Твоя мать ненавидит меня.

При этих словах из горла ее вырвалось сдавленное рыдание. Господи, как же она мечтала, чтобы все было хорошо! Тамми знала, как близки Ноэль и его мать; именно поэтому для девушки было так важно понравиться Ариане с самого начала. Но теперь все кончено.

— Ты видел выражение ее лица, когда ты произнес мою фамилию? Она чуть в обморок на месте не упала, узнав, что я еврейка. Разве ты ей об этом не говорил?

— Ради бога, Тамми, мне и в голову не пришло! На дворе семидесятые годы! Быть евреем — не такое уж страшное преступление!

— Для тебя, может быть, но не для нее. Точно так же моих родителей привело в шок известие о том, что ты немец. Но по крайней мере я их хотя бы предупредила! Почему же ты не подумал о своей матери? Господи боже, она антисемитка, а ты даже не подозревал об этом!

— Нет! Ты еще скажи, что моя мать нацистка!

Этого Тамми не думала, но ведь отец назвал тогда Ноэля именно так.

— Ноэль, ты ничего не понимаешь.

Дрожа всем телом, она стояла и смотрела в окно на спешащих по улице людей.

— Все я понимаю. Я отлично понимаю, что ты наслушалась этой чепухи от своих родителей. Тамми, это их война — не наша. Мы просто люди: черные, белые, коричневые, желтые, евреи, ирландцы, арабы. Мы все — американцы, вот в чем заключается прелесть нашей страны. И все остальное не имеет никакого значения.

— Для них имеет.

Тамми вновь вспомнила выражение лица Арианы и в отчаянии заломила руки, но Ноэль крепко прижал ее к себе.

— Но ты веришь, что для меня это ровным счетом ничего не значит?

Она кивнула.

— Я поговорю сегодня вечером с матерью, прежде чем они уедут в аэропорт. Посмотрим, права ли ты.

— Я знаю, что права, Ноэль.

— Не будь такой самоуверенной.

Но Тамми отказалась возвращаться обратно. Они на минутку поднялись наверх, Тамми взяла свое пальто и, вежливо попрощавшись с его матерью, ушла. Ноэль усадил ее в такси.

— У тебя очень хорошенькая подружка, Ноэль, — довольно натянуто проговорила Ариана, когда они вернулись из отеля и расположились все вместе в гостиной. До отъезда в аэропорт оставалось три часа. В свой медовый месяц молодожены собирались поехать в Европу, но были намерены посетить только Женеву и Рим.

— Кажется, она очень милая девушка.

Но после этих слов Арианы в комнате повисло неловкое молчание. Во время праздника Макс и Ариана улучили минутку и обсудили случившееся.

Стоя у камина, Ноэль смотрел на мать, и выражение его глаз недвусмысленно говорило о том, что юноше непонятен ее тон.

— Тамми считает, что не понравилась тебе, мама. — Ответом было молчание. — Потому что она еврейка. Она права?

Вздрогнув от подобного обвинения, Ариана медленно опустила глаза.

— Мне очень жаль, что она так думает, Ноэль. — Потом она снова подняла глаза на сына. — Нет, совсем не поэтому.

— Значит, все же наполовину Тамми права — она тебе не нравится?

Ариане трудно было продолжать: мальчик выглядел таким рассерженным и обиженным.

— Я этого не говорила. Девушка очень милая. Но, Ноэль… — Она взглянула ему прямо в глаза. — Ты должен прекратить встречаться с ней.

— Почему? Ты что, шутишь? — Он оставил свое место у камина и нервно зашагал по комнате.

— Нет, не шучу.

— Тогда объясни толком, что происходит? Мне двадцать шесть лет, а ты будешь указывать мне, с кем встречаться, а с кем — нет?

— Я делаю это для твоего же блага.

Оживление, владевшее Арианой весь вечер, спало, и она казалась сильно уставшей и какой-то разом постаревшей. Макс подошел и участливо сжал ее руку, но даже он не мог утешить ее, ведь сейчас Ариане предстояло сделать больно собственному сыну.

— Черт возьми, не лезь в мою жизнь!

Ариана слегка вздрогнула.

— Очень сожалею, что слышу это от тебя. Но дело в том, что тебе будет еще больнее, когда ее отец узнает, кто ты такой, Ноэль. Хорошо бы тебе понять это.

— Но почему? — вырвался у Ноэля мучительный возглас. — И откуда, черт побери, ты вообще что-то знаешь о ее отце?

Воцарилось долгое молчание. Макс уже было совсем собрался прийти на выручку Ариане и прервать паузу, но его жена спокойно подняла руку, жестом останавливая его.

— Я была замужем за ним. Давно, когда только приехала в Штаты.

Ноэль ошеломленно замер, потом буквально рухнул в кресло.

— Ничего не понимаю.

— Да, милый, — мягко произнесла Ариана. — Мне очень жаль. Я не предполагала, что придется когда-нибудь рассказать тебе об этом.

— Но разве ты не была замужем за моим отцом?

— Конечно, была. Но здесь, в Америке, я оказалась, уже будучи вдовой. Я была перепугана до смерти и тяжело больна. Я перебралась сюда на корабле, зафрахтованном Женским обществом взаимопомощи. Вряд ли оно существует по сию пору, но тогда оно имело большое влияние. Я подружилась с одной чудесной женщиной, — Ариана задумалась на мгновение, с горечью вспомнив слова Тамми о том, что Рут умерла, — Рут Либман. Это бабушка Тамары. И семья Рут решила взять меня к себе. Они прекрасно ко мне относились. Нянчились как с ребенком, все покупали. Они полюбили меня. Но вся семья не испытывала и тени сомнения в том, что я еврейка. А я тогда была слишком глупа и не рассеяла вовремя это роковое заблуждение.

Ариана надолго замолчала. И потом поглядела прямо Ноэлю в глаза.

— У Рут и Сэмюэла был сын. Он вернулся с Тихого океана после ранения. И он в меня влюбился. Мне было двадцать, ему всего двадцать два. После твоего отца… понимаешь… он казался мне совсем мальчишкой. Но он был очень милый; к тому же девушка, с которой он обручился перед войной, его бросила. А я, — Ариана судорожно сглотнула, — я как раз обнаружила, что беременна тобой, Ноэль. Я собралась уже уйти от них, но… почему-то… сама не понимаю, как это произошло… Пол попросил меня стать его женой. Все казалось таким простым и очевидным. Я не смогла бы одна вырастить тебя, а выйди я замуж за Пола Либмана, я обеспечила бы своего ребенка абсолютно всем. — По щеке Арианы скатилась слеза. — Я считала так: он даст тебе все, что не смогла бы дать я, а я буду всю жизнь ему за это благодарна. — Она продолжала утирать слезы. — Но за две недели до твоего рождения однажды он пришел домой и застал меня врасплох, когда я рассматривала фотографии твоего отца. И все рухнуло. Больше я не могла ему лгать. Я рассказала правду. И, конечно, он узнал, что ребенок не его, а Манфреда. — Казалось, Ариана не видела никого перед собой, голос ее звучал глухо. — В тот же день он ушел. Больше я никогда его не видела. Он общался со мной лишь через адвоката. — Она говорила еле слышно. — С тех пор я не встречалась ни с кем из этой семьи. Для них я нацистка.

Ноэль встал, подошел к матери, опустился перед ней на колени и нежно погладил по волосам.

— Мама, они не в состоянии причинить вред мне или Тамми. Сейчас другое время.

— Это неважно.

Он ласково коснулся ее щеки.

— К нам это не имеет никакого отношения.

— Я совершенно с тобой согласен, Ноэль, — в первый раз за все время заговорил Макс. — А сейчас, не сочти меня слишком эгоистичным, но я хотел бы, чтобы время, оставшееся до отъезда, твоя мать провела со мной. — Макс понимал, что на сегодня с Арианы достаточно.