Изменить стиль страницы

Он красноречиво пощелкал хлыстиком по сапогу.

Ариана немедленно вскочила, охваченная паникой. Что они собираются с ней делать? Высокий блондин, столь бесцеремонно приказавший ей встать, имел довольно устрашающий вид, а больше всего ее напугал шрам. Офицер был похож на бесчувственный, жестокий автомат.

— Желаю приятно провести время, фрейлейн, — насмешливо сказал ей вслед капитан.

Ариана ничего ему не ответила. В приемной обер-лейтенант крепко взял ее за локоть.

— Идти рядом со мной, не прекословить. Я не вступаю в пререкания с арестованными, в особенности с женщинами. Не усложняйте задачу мне и себе.

После этого сурового предостережения Ариана старалась не отставать от офицера ни на шаг, хотя шел он очень быстро. Итак, все стало окончательно ясно: она арестована. Не больше и не меньше. Девушке стало страшно — сумеет ли отец выручить ее из беды?

Высокий офицер провел ее одним коридором, потом другим, затем они долго спускались по лестнице куда-то в подземелье. Навстречу дохнуло сыростью и холодом. Перед массивной стальной дверью обер-лейтенант остановился, открылось окошечко, оттуда выглянул охранник и внимательно оглядел их обоих. Дверь распахнулась и тут же с ужасающим лязгом захлопнулась, впустив арестованную и конвоира. Заскрежетали замки и засовы. Ступеньки лестницы снова вели куда-то вниз. Все это напоминало какое-то жуткое средневековое подземелье, и, когда Ариана увидела уготованную ей камеру, она поняла, что так оно и есть.

Фон Трипп подождал, пока охранница с унтер-офицерскими погонами обыщет арестованную, а затем вошел вслед за Арианой в отведенную ей камеру. Из коридора доносились женские крики, рыдания, девушке даже показалось, что где-то плачет ребенок. Но лица она не видела, ибо каждая камера находилась за стальной дверью с крошечным зарешеченным окошечком. Ариана и не представляла, что на свете могут существовать столь кошмарные места. Оказавшись в темном каменном мешке, она сжалась в комок. Ей неудержимо хотелось кричать, биться, выть от ужаса. В зарешеченное оконце проникали тусклые лучи света, и, когда глаза Арианы привыкли к темноте, она увидела в углу большой белый таз, очевидно, исполнявший здесь функцию туалета. Эта малозначительная деталь окончательно дала ей понять, что она действительно находится в тюрьме.

Задыхаясь от зловония, Ариана жалобно вскрикнула, потом опустилась на корточки в углу камеры, закрыла лицо руками и зарыдала.

15

Вальмар фон Готхард сошел с поезда в Базеле, осторожно огляделся по сторонам и вышел из города, направляясь к границе. Ему предстояло добраться пешком до Лераха, а там сесть на берлинский поезд. Все тело ныло от усталости; одежда банкира за минувшие сутки пришла в такое состояние, что ему больше не нужно было специально пачкаться, дабы выглядеть естественнее. Никому бы в голову не пришло, что этот оборванный старик управляет банком «Тильден», встречается с рейхсминистром финансов и является оплотом германской олигархии. По дороге брел запыленный бродяга, явно отшагавший пешком не один десяток миль. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что у этого оборванца бумажник, туго набитый купюрами.

Вальмар добрался до немецкой границы к полудню без каких-либо осложнений. Теперь предстояло самое трудное: пересечь пограничную полосу и миновать девять миль, отделявших его от Лераха. Всего шесть часов назад они с Герхардом благополучно проделали этот путь в обратном направлении. Дорога до Берлина тоже сулила немало опасностей. Времени на отдых не будет — придется немедленно пускаться с Арианой назад к швейцарской границе. Главное — доставить обоих детей в безопасное место, а там можно хоть замертво свалиться, это не будет иметь никакого значения. Пролезая через проход в колючей проволоке, сделанный им накануне, Вальмар чувствовал, что может свалиться замертво гораздо раньше. Все эти приключения были ему уже не по возрасту. Но ради Арианы и Герхарда он пошел бы и не на такое. Ради своих детей фон Готхард не остановился бы ни перед какими тяготами.

Он остановился, огляделся по сторонам, прислушался. Короткий бросок, и Вальмар скрылся в небольшой рощице. Но на сей раз ему повезло меньше, чем ночью, — в кустах зазвучали чьи-то шаги. Фон Готхард попытался скрыться, но двое пограничников моментально настигли его.

— Куда это ты собрался, дедушка? В армию записываться?

Он попытался изобразить туповатую ухмылку, однако солдаты держали винтовки наготове.

— Я спрашиваю, куда собрался? — повторил один из них.

Изображая местный акцент, Вальмар ответил:

— В Лерах.

— Зачем?

— Сестра у меня там.

Сердце колотилось, как бешеное.

— Вот как? Славно, славно.

Солдат ткнул дулом Вальмару в грудь, а второй начал шарить по его карманам. Покончив с карманами, пограничник полез Вальмару за пазуху.

— У меня документы в порядке, — запротестовал тот.

— Да? Ну-ка, покажи.

Фон Готхард полез было за документами, но в этот миг солдат нащупал у него под мышкой потайной карман.

— А это что у тебя, дедок? Что это ты там прячешь?

Солдат хрипло засмеялся и подмигнул своему напарнику. Стариканы — потешный народ. Им кажется, что они шибко умные. Солдат разодрал грязную рубашку, даже не обратив внимание на то, из какой тонкой она материи. Старик не вызывал у пограничников никаких особых подозрений — обычный крестьянин. Но в потайном кармане оказался бумажник, а в бумажнике целое состояние. Пересчитывая купюры, пограничники лишь изумленно таращили глаза.

— Ты все это тащишь в подарок фюреру? — загоготали они, довольные своей удачей.

Вальмар смотрел вниз, чтобы они не прочли в его глазах ярость. Пусть забирают деньги и проваливают. Но ему попались бывалые вояки. Переглянувшись, они поняли друг друга без слов: один сделал шаг в сторону, а второй выстрелил. Вальмар фон Готхард рухнул в высокую траву.

Схватив труп за ноги, пограничники оттащили его подальше в кусты, на всякий случай прихватили с собой его документы и вернулись на пост. Бумаги полетели в огонь, деньги были поделены пополам. Солдаты даже не заглянули в документы — им было абсолютно все равно, кого они прикончили. Дети Вальмара фон Готхарда — Герхард, спящий в цюрихской гостинице, и перепуганная Ариана, сидящая в подземной тюрьме, — больше не увидят своего отца.

16

Фон Трипп приказал охраннику, на поясе у которого висело железное кольцо с ключами, открыть дверь камеры. Заскрежетали петли, изнутри шибануло таким зловонием, что и офицер, и солдат скривились. Во всех камерах пахло одинаково — из-за сырости и еще, разумеется, из-за того, что камеры никогда не чистили.

Ослепнув от яркого света, Ариана поначалу не могла ничего разглядеть. Она потеряла счет времени и теперь уже не могла сказать, сколько времени здесь пробыла. Девушка знала лишь, что почти все время прорыдала. Однако, услышав шум, она наскоро вытерла глаза, попыталась стереть размазавшуюся тушь. Она даже успела кое-как пригладить волосы, слушая, как в замке скрежещет ключ. Может быть, есть какие-то новости об отце и Герхарде? Ариана молилась Господу Богу, мечтая только об одном — лишь бы вновь услышать родные голоса. Но все звуки заглушал лязг и скрип металла. Прищурившись, девушка увидела, что в проеме стоит высокий светловолосый офицер, который привел ее сюда накануне.

— Извольте выйти из камеры и следовать за мной.

Ариана с трудом поднялась, опираясь о стену. Фон Трипп едва удержался, чтобы не подхватить ее под локоть, — девушка казалась такой хрупкой, такой беззащитной. Но, когда их глаза встретились, он не прочел в ее взгляде мольбы о помощи. На него смотрела весьма решительная молодая женщина, которая явно была намерена бороться до последнего и старалась изо всех сил сохранить чувство собственного достоинства. Ее волосы, еще недавно аккуратно уложенные в узел, растрепались и рассыпались по плечам, похожие на пшеничные колосья. Юбка измялась, запачкалась, и все же от этой барышни, несмотря на ужасающее зловоние камеры, по-прежнему едва уловимо пахло дорогими духами.