Я всматриваюсь в них, и в неземном сиянии этих бриллиантов мне видятся вполне земные отблески пота и крови, в изобилии пролитых ради этих красивых камешков.
Одна их наших туристок, литовская журналистка, завороженная блеском алмазов, несколько задержалась у витрины, чем и привлекла внимание служителя. Он почему-то принял ее за француженку, но услышал в ответ «Раша» (Россия — как часто называют Советский Союз на Западе). Непроницаемое, гладко выбритое лицо англичанина как-то потеплело, он с улыбкой любезно разрешил осмотр «по второму заходу». Вот вам еще один, пусть и небольшой пример «сдержанности» британцев.
Знаменитой достопримечательностью Тауэра издавна считаются шесть воронов, постоянно «прописанных» в крепости. Признаюсь честно: не то что во́рона, но ни одной вообще птицы я здесь не видел. Видимо, очень неуютно чувствуют себя пернатые в обществе людей, бесцеремонно вторгшихся в их владения, и прячутся где-нибудь в укромном уголке. Вороны являются символом неприступности крепости, и потому за ними заботливо ухаживают, кормят кониной, причем расходы утверждаются в законодательном порядке.
От Тауэра совсем близко до собора св. Павла. В былые и не столь уж давние времена в Сити не разрешалось строить здания выше этого собора. Жизнь заставила пойти отцов города на уступки, ведь земля в Лондоне, особенно в центре, дорожает, и теперь самое знаменитое творение сэра Кристофера Рена (оставаясь, как и прежде, третьим в мире по размерам после соборов св. Петра в Ватикане и ленинградского Исаакиевского), на фоне небоскребов стало как будто меньше, не утратив, впрочем, своего величия и красоты.
Фашистские бомбы нанесли существенный урон Сити, и после войны здесь, на месте разрушенных обычных домов, по новому плану выросли небоскребы. Этот план застройки получил название: «Барбикэн» («Сторожевая башня»). Хочу повторить: этих «барбикэнов» сравнительно немного, поставлены они с умом и не мозолят глаза, не подавляют.
Благодарные потомки отдали дань уважения и памяти Кристоферу Рену, физику по образованию, нашедшему свое истинное призвание в архитектуре и создавшему национальный стиль английского классицизма. В самом центре собора установлен памятник Рену. Рядом с этим памятником — мемориальная плита в честь другого знаменитого «строителя», неутомимого и преданного, всю жизнь положившего на утверждение и возвышение здания Британской империи — Уинстона Черчилля. Творение Кристофера Рена стоит уже более 250 лет, его волею счастливой случайности пощадили бомбы гитлеровских Люфтваффе. Здание же Британской империи развалилось на глазах у сэра Уинстона, и не от бомб, а под мощным напором национально-освободительных движений середины XX века.
Одна из самых позорных страниц в истории этой империи, помимо воли авторов, увековечена в памятнике Томасу Мидлтону, первому архиепископу Индии. Если свернуть влево, то у окна можно увидеть застывшего в величественной позе благообразного старца в епископской мантии. Перед ним пали ниц коленопреклоненные «туземцы». Их лица источают восторг и обожание. Чего больше в этом памятнике — лицемерия, подлости или цинизма? Всему миру известно, как с мечом в одной руке и библией в другой покоряли многострадальную Индию, страну тысячелетней культуры, британские колонизаторы. А тут — благостная идиллическая картинка, не имеющая ничего общего с жестокой правдой истории.
Автобус тем временем уже выбрался из узких улиц Сити, и мы незаметно оказались в пригороде. Исчезли помпезные, надменные здания — крепости. Едем вдоль сплошной улицы-стены, ибо как еще назвать ряд двухэтажных, совершенно одинаковых домов с крошечными газонами и цветниками. Они стоят вплотную друг к другу и образуют как бы один нескончаемый дом с отдельными крылечками, газончиками и цветниками. Это — пригород Лондона Хайгет (Высокие ворота). Но вот улица-дом все-таки кончается, ее сменяют одинокие особнячки, спрятавшиеся среди деревьев. Миновав частную дорогу (есть, оказывается, и такие), автобус медленно катит под гору и останавливается у входа на Хайгетское кладбище. Еще сотня метров пешком вдоль заброшенных, поросших зеленым мхом могильных плит, и перед нами возникает памятник Карлу Марксу. Его гордая львиная голова мыслителя покоится на высоком мощном постаменте. На постаменте выбиты бессмертные слова великого учителя трудящихся:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»,
а чуть ниже:
«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».
Тут же покоятся верная и преданная спутница жизни Маркса его жена Женни и дочери. Никакой помпезности, никакой пышности. Все предельно скромно, строго и в то же время необыкновенно значительно и выразительно. Таким был при жизни величайший мыслитель и революционер, таким и изобразил его скульптор Л. Брэдшоу. После смерти своего великого друга Фридрих Энгельс сказал:
«Самый могучий ум нашей партии перестал мыслить, самое сильное сердце, которое я когда-либо знал, перестало биться».
Ему же принадлежат и вещие слова, произнесенные здесь, на этом кладбище 17 марта 1883 года, в день похорон Маркса: «И имя его, и дело переживут века!» И вот спустя почти сто лет мы, представители первой в мире страны, где восторжествовало учение Маркса — Ленина, обнажив головы, стоим у могилы, повторяя про себя эти пророческие слова.
Память о великом вожде пролетариата бережно хранят английские коммунисты. Есть на улице Клеркенуэлл Грин в северной части Лондона скромный двухэтажный дом под номером 37 А. Здесь нас встречает невысокий пожилой человек в потертом темном костюме. Светлые голубые глаза из-под очков приветливо и в то же время внимательно разглядывают советских гостей. Это Джек Дайвин, сотрудник мемориальной библиотеки Карла Маркса. Неторопливо, обстоятельно показывает товарищ Дайвин библиотеку. Она сравнительно невелика. Когда-то в этом здании размещался клуб радикалов, потом — типография английских социал-демократов. Революционные элементы в социал-демократическом движении возглавлял Гарри Квелч. Именно он и оказал большую помощь В. И. Ленину в издании газеты «Искра».
Владимир Ильич писал:
«Английские с. д. с Квелчем во главе с полной готовностью предоставили свою типографию. Самому Квелчу пришлось для этого «потесниться»; ему отгорожен был в типографии тонкой дощатой перегородкой уголок вместо редакторской комнаты».
Мы поочередно заходим в маленькую комнатку с косым чердачным потолком на втором этаже, где Владимир Ильич в 1902—1903 гг. редактировал «Искру». Поочередно потому, что больше двух-трех человек здесь не умещается. В комнатке едва хватает места для письменного стола, нескольких стульев, полок с книгами, среди которых хорошо знакомое полное собрание сочинений В. И. Ленина. На стене висит портрет человека с красивым волевым лицом. Это Гарри Квелч. Ленин высоко ценил этого стойкого и мужественного деятеля английского и международного рабочего движения и посвятил ему статью, которая так и называется: «Гарри Квелч».
В год столетия со дня рождения В. И. Ленина в библиотеке была в торжественной обстановке открыта ленинская мемориальная доска.
Джек Дайвин с гордостью показывает нам двадцать пятый номер «Искры», отредактированный здесь Лениным.
— В 1933 году, — продолжает он свой рассказ, — в день пятидесятой годовщины со дня смерти Маркса, английские коммунисты, рабочие на свои средства открыли в этом здании библиотеку марксистской литературы. Сейчас в ней 20 тысяч томов и 30 тысяч различных документов. Наша библиотека пользуется известностью не только в Британии, но и за рубежом. К нам приезжают работать из других стран, в том числе и из Советского Союза. Как видите, живем мы в нелегких условиях, тесновато, однако, несмотря на трудности, пополняем книжный фонд, думаем расширять помещение. Безработица, нищета, социальное неравенство и другие проблемы, о которых писали Маркс и Ленин в свое время, продолжает существовать в Британии и других странах капитализма.