«Осуетился падший ум…»
Осуетился падший ум,
И жажду горнего познания
Житейский приглушает шум
И дольних образов мелькание.
Ах, кто не хладен, не горяч,
Смешается с дорожной пылью.
Очнись, душа, и горько плачь
И вымоли у Бога крылья.
«Безнадежно далекий, прекрасный…»
Безнадежно далекий, прекрасный,
Манящий напрасным зовом
Райского счастья
Край горизонта лесного.
Ухожу, с тобой расставаясь,
В казематно-душные стены,
Где жизнь истомится живая
В тесноте, в духоте бессменной.
Сонный взор твой, подернутый мглою,
Как будто о том жалеет,
Что лазурное мое былое
Грядущим стать не умеет.
ИЗ КНИГИ «СТРАСТНАЯ СЕДМИЦА»
«Каплю меда сот Христовых…»
Каплю меда сот Христовых
В горьких дней моих напиток
Влей мне, друг и брат крестовый,
И грехов моих избыток
Помоги зажечь пред Богом
Покаянною свечою.
Да пройдет в трезвеньи строгом
Наше странствие земное.
«Долго ли ходить мне по мукам…»
Долго ли ходить мне по мукам,
Богородица, мать сыра земля?
Ты за что сковала мне руки,
Затемнила мне свет в очах?
Уведи меня новой тропою,
Если солнца мне больше не знать.
Под покровом твоим слепоту мою скрою,
Богородица-мать.
«Двенадцать лет земных жила…»
Двенадцать лет земных жила
Душа одним с тобой дыханьем,
Все мысли, чувства и дела
Крестя в огне богоисканья.
Всё уже был, всё круче путь,
Всё глубже бездны искушенья,
И захотел ты отдохнуть,
И отдых стал нам смертной сенью.
Сорвавшись в пропасть, мы лежим,
Уже вкушая сон могильный.
Но мы не умерли. Мы спим,
И Некто, благостный и сильный,
Кто на Голгофе смерть попрал,
Коснулся наших уст неслышно,
И трепет в сердце пробежал,
И грудь дыханьем новым дышит.
«Будут звоны колокольные…»
Будут звоны колокольные
Мрак полночный колыхать.
Будут люди богомольные
В церкви свечи зажигать.
Будет лозунгом таинственным
Пробегать меж нами весть
О спасении единственном:
«Бог умерший их воскрес».
Буду я от ликования
Отщепенец в стороне.
В скорби тяжкого сознания,
Что воскрес Он по писанию —
Но не в них. И не во мне.
«В мою неубранную горницу…»
В мою неубранную горницу
Благословенный входит Гость.
Душа к нему навстречу клонится,
Как в бурю никнущая трость.
Но чем приветить мне Учителя?
Угас светильника елей.
И враг сломал в стенах обители
Цветы священные лилей.
Для тайной вечери Спасения
Ни брашен нет, ни пития.
И только нищее смирение
Несет Ему душа моя.
«Как тихо на Голгофе было…»
Как тихо на Голгофе было,
Когда сломали три креста,
Тела разбойников зарыли,
Отдав Иосифу Христа,
Когда замолкнули рыданья
И стон убитых скорбью жен,
И солнце мертвенным сияньем
Кровавило Лифостротон,
И вышли мертвые из гроба,
И над расселиной скалы,
Кружа над ними с мрачной злобой,
Слетались горные орлы.
«Я одна в саду Аримафея…»
Я одна в саду Аримафея.
Вот пещера — но она пуста.
Говорят — поверить я не смею —
Унесли апостолы Христа.
Кто унес? Какой надгробный камень
От меня в подземной мгле сокрыл
Тех очей и уст небесный пламень,
Что меня любовью озарил?
Разобью ненужную амфору,
Миро н аземлю бесценное пролью.
Встала рано, шла я шагом скорым —
И пустой гробницу застаю.
«Зачем в спеленутое тело…»
Лазаре, гряди вон!
Зачем в спеленутое тело,
Освобожденному, опять
Мне возвратиться повелела
Твоя, Учитель, благодать?
И снова грани тесных членов,
И чад земных страстей и уз,
И все законы жизни тленной
За что мне снова, Иисус?
Марии, Марфы слышу клики,
Народ столпился надо мной.
Как страшен мир их многоликий!
Как режет очи свет дневной.